Каждая успешная революция в истории имела момент, когда ключевые требования людей становились знаменем для захвата власти. Миллионы людей не просто борются и умирают за окончательные цели революции — за коммунизм, социализм и бесклассовое общество, как концепции. Они желают бороться и даже умирать, когда не могут жить по-старому, и идут за реальной, наличной политической силой, преданной коммунизму, социализму и бесклассовому обществу.

В обычные времена, требование "хлеба" — едва ли (как все мы знаем) революционное требование, но при тех определённых условиях это был крик людей против всех старых (и новых) правящих сил. И при тех определённых условиях требование „мира“ (то есть прекращения войны с Германией) было требованием, которое хотели выполнить только большевики (а правительство Керенского, будучи номинально "левым" и "социалистическим", изолировало себя именно потому, что было бескомпромиссно в своём намерении выполнять военные обязательства России перед англо-американским империалистическим военным блоком). А в ключевой момент революции Ленин отложил собственную большевистскую программу аграрной революции и принял намного более популярную программу Партии социалистов-революционеров — и сказал крестьянской базе этой партии эсэров, что коммунистическая революция — единственный способ выполнить их глубокое желание "земли" (то есть захвата беднотой феодальных владений).

Есть моменты, когда такие переходные требования выдвигаются на передний план — и фактически появление таких требований есть отчасти признак революционной ситуации.

И в Непале делается сложная работа — сборка человеческих устремлений (к мирному процессу, к конституционному Новому Непалу, к демократическим народным вооружённым силам, к прекращению феодально-кастовых пережитков) в программу переходных требований, через которую и во имя которой будет осуществлён в итоге захват государственной власти. Я полагаю, что эти переходные требования формируются вокруг гражданского контроля над армией, вокруг прекращения угнетения национальных меньшинств путём федерализма, вокруг желания радикальной новой и демократической конституции. Это — требования, которые до сих пор обсуждались в контексте мирного процесса с 2006 г. и теперь могут быть разрешены только новым скачком в политической власти — открывая дверь к аграрной революции и социализму.

Это выковывание переходных требований следует отличать от кое-чего весьма отличного.

Некоторые левые политические силы верят в развитие "переходной программы" в не революционные времена, когда они (довольно механически) изобретают ряд требований, которые (как они полагают) господствующий класс никогда не сможет выполнить. Тут работает фантазия: идея состоит в том, что вы строите широкое массовое движение вокруг этих переходных требований и возбуждаете энтузиазм людей в отношении этих требований (по существу) радикальных реформ, а затем, когда система всё более демонстрирует, что никогда их не выполнит, люди (возможно) смогут "совершить революцию" (свергнуть государство), чтобы достичь этого ряда экономических и социальных реформ.

Такие требования переходной программы включают "30 за 40" (то есть тридцатичасовой рабочей недели при сохранении оплаты сорокачасовой — известное требование фордовских рабочих в 1950-х — прим. переводчика) или "Рабочие места для всех" или "Рабочие места, а не война" и так далее… и знакомы всякому, считающему себя левым.

Теория переходной программы особенно связана с троцкизмом. Собственная "Переходная программа" Троцкого в 1930-х была основополагающим понятием и документом его (довольно нежизнеспособного) 4-го Интернационала.

По-моему, теория переходных программ в не революционные времена есть (довольно точное) выражение того вида экономизма, который Ленин критиковал в "Что делать?"; определенно это — политика „придачи эконо мической борьбе политического характера“ и (ложное) представление, что политическая борьба за такие требования „станет“ революционной. Это — теория надежды, что движения за реформу примут революционные средства. И это — теория, глубоко недооценивающая степень, в которой явно революционные и социалистические идеи должны быть борьбой за продвинутые слои населения (и в конечном счёте охватывающей их); это — теория революции, не ожидающей созревания сознательно революционных, фанатичных и прокоммунистических слоёв населения.

Но есть огромная разница между трюкачеством с такой стратегической "теорией переходной программы" в не революционные времена и развитием конкретных и исторически укоренённых переходных требований в рамках созревающей революционной ситуации.