| ...В мировой борьбе за человеческое счастье до наших дней считаласьнеразрешимой тема личности и коллектива. Нужно признать, что она не моглабыть разрешена, пока самое понятие коллектива для мыслителей до Марксабыло недоступно. Вместо коллектива в самой формулировке темы фигурировало так называемоеобщество, т. е. неопределенное отражение весьма определенной классовойединицы. Попытка разрешить вопрос о личности и обществе являлась, всущности, попыткой изменить бедственное положение этой самой личности,сохраняя классовую структуру общества. В то же время давно не вызывала сомнений аксиома: человеческое счастьеможет быть реализовано только в живой, отдельной человеческой жизни. Жизньличности всегда оставалась единственным местом, где счастье можно былоувидеть, где уместо было его искать. Стремление к счастью всегда былоестественным и полнокровным стремлением, и даже самые дикие самодуры инасильники не решались открыто говорить о человеческом счастьесколько-нибудь пренебрежительно. Тем более искренние и горячие слова осчастье всегда были написаны на революционных знаменах, особенно тогда,когда за этими знаменами шли трудящиеся массы. Несмотря на длящийся веками опыт народного страдания, люди всегдаверили, что счастье есть законная норма человеческой жизни, что оно можетбыть и должно быть обеспечено и гарантировано в самом устройстве общества.И поэтому людям всегда казалось, что грядущая победа революции естьзавоевание всеобщего счастья. Французкая революция проходила под лозунгом"прав человека и гражданина", и многим тогда казалось, что хорошее право -прекрасный путь для общественного счастья. И в Манифесте Емельяна Пугачева1774 г. было написано: "...По истреблению которых противников и злодеев дворян всякий можетвосчувствовать тишину, спокойную жизнь, коя до века продолжаться будет". "Тишина и спокойная жизнь" - это программа-миниум того народногосчастья, о котором так долго мечтали трудящиеся массы старой России икоторого так долго они не могли дождаться. Так проходили века и тысячелетия. Кровопролитные войны сменялись миром,революции сменялись "покоем", плохие законы - хорошими законами, дурныеправители - правителями мудрыми, а народное счастье, гарантированное идеейсолидарного человеческого общества, все оставалось мечтой, настолькодалекой, что вслух о ней могли говорить только люди, заведомонепрактичные. Счастье как функция человеческого общества исчезло оченьдавно из обычной логики, и это исчезновение не могли компенсировать дажесамые передовые лозунги. Истинной хозяйкой счастья, понимаемого уже как атрибут отдельнойличности без всякого намека на какое бы то ни было общественноеустройство, была судьба. Институт судьбы, как известно, очень древний институт, созданный еще вте времена, когда воля богов считалась главной двигательной силой, когда всравнении с ней законы общественные имели явно второстепенное значение. Вэтой глубокой древности компетенция судьбы была чрезвычайно обширна, дажебоги подчинялись ее роковым указаниям. Действия судьбы в то время былидействиями фатума, безраздельно тяготевшими над смертными и бессмертными,фатума слепого, безразличного к вопросам счастья или несчастья, неимеющего ни цели, ни смысла. Таким дошел до нас портрет древней судьбы,прародительницы всех других, более поздних исторических судеб. Потом на глазах истории эта физиономия судьбы сильно изменилась, нопамять о древнем портрете до сих пор живет в народе. В этой памяти ударыили ласки судьбы представляются случайными и слепыми ее подарками. Но этапамять живет только в фольклоре, среди столь же древних оскол-ков "языческих" культов и пантеистических рудиментов. Передоваячеловеческая мысль успешнее разобралась в истинном портрете настоящей, немифической судьбы. В самые мрачные годы николаевской России у М. Ю. Лермонтова сложилисьтакие стихи: За каждый светлый день иль сладкое мгновенье Слезами и тоской заплатишь ты судьбе Эта судьба уже не безразлична к вопросам человеческой радости. Она неслепо разбрасывает наслаждения и горе, и для нее, собственно говоря,счастье принципиально неприемлимо. Она прямо враждебна человеку. Ревнивозавистливыми глазами она следит за человеческим светлым днем и неуклонно,со злобной последовательностью требует от него страшной расплаты. От былойбезразличности фатума у лермонтовской судьбы не осталось и следа. Егосудьба обладает зорким взглядом и кровожадной неразборчивостью: онатребует расплаты за каждый светлый день. Николаевская судьба уничтожилаэти светлы дни, не разбираясь почти в их индивидуальной ценности. Онарукой и самого Николая 1, и его жандармов, и помещиков громила всю Россию,все ее живые силы - подряд, огулом; естественно, под ее удары должен былпопадать и попадал "каждый светлый день", каждая крупица человеческойжизни. Никакого равенства счастья и несчастья, равенства так на так небыло в николаевском обществе; выигрыш всегда был на стороне несчастья,горя и разорения. Жизнь самого М. Ю. Лермонтова - короткая юношескаяистория оскорбления, гонения и горечи - оборвалась на 26-м году. Жизньбурно-радостного, светлого, мажорного и могучего А. С. Пушкина былаотравлена этой судьбой от первого сознательного движения до последнегострадания. Жизнь Тараса Шевченко, жизнь всего культурного первого русскогосоцветия, так же как и жизнь десятков миллионов крепостных, - все этоодинаково мрачная картина тогдашней судьбы, совершенно несклоннойподражать слепо справедливому балансу счастья и несчастья. Но судьба продолжала жить дальше, она сохранила в себе от николаевскоговремени много предначертаний. Судьба Анны Карениной - это и есть тот жемучительный процесс расплаты за "каждый светлый день иль сладкоемгновение". Но судьба эпохи Анны Карениной кое-чем и отличается отлермонтовского портрета. И здесь бухгалтерский баланс выведен с сальдо впользу горя и отчаяния, но, в отличие от М. Ю. Лермонтова, Л. Н. Толстойрекомендует и средство сопротивления жестокой судьбе. В дни Лермонтова вопрос о счастье просто не ставился. Мы знаем дляэтого времени единственную идиллию - "Старосветские помещики". Это картинасчастье, но какое это счастье - жалкое, пустое, нищенское. Только судьба -Плюшкин, только жадная, отупевшая и действительно отвратительная жизньмогли раздавать своим любимцам подобные подарки - уродцы человеческойрадости. У Л. Н. Толстого более справедливая бухгалтерия. Посредственнаядобродетель, отличная от искренней светлой страсти, создает одинокое и всущности эгоистическое осмотрительное балансирование - вот путь, наиболеевыгодный перед лицом судьбы. Та же идея, в виде, пожалуй, еще болеевыраженном, - в "Отце Сергии". Не страсть, не активная жизнен-ная борьба, а прозябание в мелких, терпеливых сопротивлениях, вбудничном, ежедневном пресмыкательстве перед нуждой - вот премудраяпокорность, способная уберечь человека на тонкой грани между большимсчастьем и большим несчастьем. Л. Н. Толстой ощущал переходное время от тупой и кровожадной судьбыдворянской России к такой же беспощадной, но технически более европейскойсудьбе эпохи буржуазного расцвета, уже не громящей жизнь подряд и огулом,а вооруженной некоторой системой учета, бухгалтерским аппаратом икартотекой. Если М. Ю. Лермонтов не видел никакой защиты против судьбы,если даже Пушкин утверждал, что "от судеб защиты нет", то Л. Н. Толстой вполном согласии со стилем новой эпохи видит эту защиту врасчетливо-коротком шаге отдельного человека, в той самой аккуратнойполитике, которая, с одной стороны, требовала от человека добра, а сдругой стороны, советовала: не противься злу злом. В сущности, это былаполитика примирения с судьбой, полного отказа не только от сопротивления,но даже от протеста. Политика эта не увенчалась успехом. Конец ХIХ в. в русской литературеначался ужасом Достоевского и окончился ужасом Андреева. У Достоевскогоужас перед человечской судьбой выразился в картинах самого гибельногоразвала, гниения человеческой личности, развала безысходного,кровоточащего, отчаянного. Это гибель той самой личности, которая такдолго, так покорно подставляла голову исторической судьбе и, наконец,устала надеяться и хотеть. Достоевский пытается разрешить это гниение впроцессе сострадания, но и сострадание его безнадежно, в нем совершенноуже не видно лица общественного человека. Андреевский ужас больше похож набунт, у не больше крика, вопля, он не хватается голыми руками засострадание и не покоряется судьбе - андреевский человек погибает сруганью на устах, но он так же бессилен и так же немощен, как и человекДостоевского. Буржуазная Россия привела с собой судьбу, производящую самоеотталкивающее впечатление. И все же эта судьба кое-чему и мирволила. Былиу нее и счастливые люди, были люди больших размахов и капиталов, удачи исчастья, только это счастье признали недостатным восхвалять наши великиеписатели. Это было то самое безнравственное счастье, которое никогда небыло признано человеческим гуманизмом. И против этого счастья, против этихлюбимцев судьбы и против самой судьбы выступил в литературе с горячим иоптимистическим словом, с уничтожающим прогнозом Максим Горький, но этоуже было одно из слов грядущей пролетарской революции, слово о свободнойот судьбы человеческой личности. Судьба хорошо погуляла на тысячелетних пространствах истории. Онауничтожила тупой рукой сотни миллионов и миллиардов светлых человеческихдней, она уничтожила бесследно жизнь и счастье целых народов, она обратилацелые нации в гнезда вымирающего человечества, она и сейчас дебоширит подфашистскими знаменами на Западе и на Востоке. Судьба - страшный символслучайности, необеспеченности жизни человека, зависимости от его стихии,насилия и грабительства сильных. В нашем советском языке самое слово "судьба" перестало существовать.Это слово нельзя встретить ни в советской книге, ни в советской газете, нив советском разговоре. Впервые в истории человечества рядом с кон-ституцией не живет и не вмешивается в человеческие дела автономная мвсемогущая судьба. Великая Октябрьская революция обкорнала судьбу, лишила ее возможности иблагодетельствовать, и гадить. В первой статье Конституции положены для судьбы первые могущественныепределы. Союз Советских Социалистических Республик "есть социалистическоегосударство рабочих и крестьян". Судьба привыкла по собственному вкусу избирать любимцев. Она непривыкла их избирать из среды трудящихся, в лучшем случае она дарила имтакую сомнительную удачу, как работа в течение 12 часов в сутки, какобеспеченный на неделю кусок потом облитого хлеба. Судьба при всей еетрадиционной слепости нюхом всегда чувствовала, где находятся претендентына счастье, тем более что и самые претенденты не сидели сложа руки и всемиправдами и неправдами, а более неправдами, помогали судьбе в выполнении еепредначертаний. Судьба привыкла сама избирать своих избранников. И вдругмы предложили ей такой принудительный ассортимент: рабочие и крестьяне. Мы хорошо знаем, как коварная судьба при помощи угодливых и быстроумныхсвоих прихлебателей пыталась нас перехитрить. Разве "врастание кулака всоциализм" не было попыткой организовать для госпожи судьбы подходящийконтингент охотников на счастье за счет трудящихся - привычный для неевысокий класс счастливцев? Из этой попытки ничего не вышло. Перед судьбойостались только рабочие и крестьяне. Можно себе представить, что судьбаспособна заняться и этими классами, почему бы ей в самом деле необлагодетельствовать какого-нибудь рабочего; принципиально это как будтоне противоречит самой идее судьбы. Оказывается, дело не в принципиальном, а в историческом опыте. Судьба,несмотря на все свое могущество, тоже страдает привычками, и самымпривычным способом споспешествования человеку были для нее подачками. Подарить человеку богатство - по-нашему, выражаясь, орудия производства- самый легкий способ облагодетельствования, но... в статье нашейКонституции недвусмысленно сказано: "...отмена частной собственности наорудия и средства производства и уничтожение эксплуатации человекачеловеком". Таким образом, споспешествовать совершенно невозможно. Есть, конечно, идля судьбы маленький выход: сделать человека, этого же рабочего,стахановцем. Но, во-первых, это может произойти и без вмешательствасудьбы, во-вторых, судьба просто охоты не имеет на подобные операции. Остается, следовательно, единственный путь вмешательства в человеческуюжизнь - старый, испытанный способ - гадить. За длинную свою многовековую жизнь судьба хорошо специлизировалась навсяких пакостях человеку: безработица, нищета, беспросветный труд,старость, болезни. Так нетрудно было повергнуть человека и его семью втревогу наступающего голода, в оскорбительную процедуру выпрашиванияработы и благотворительного супа. И поэтому так непривычно звучит длясудьбы статья 118 нашей Конституции: "Граждане СССР имеют право на труд,тое сть право на получение гарантированной работы с опла-той их труда в соответствии с его количеством и качеством". Слово "гарантированной" впервые в истории появилось в Конституциичеловеческого общества, и одно это слово способно уничтожить судьбу. "Труд в СССР является обязанностью и делом чести каждого способного ктруду гражданина по принципу: "Кто не работает, тот не ест". Труд и удовлетворение потребностей сделались равноправными логическимии экономическими категориями, и для самодурства судьбы не осталосьникакого простора. Отдельный гражданин может, разумеется, воспылатьотвращением к труду, пусть попробует судьба принести такому гражданинусоветское счастье. Подход нашей Конституции к вопросам удачи или неудачидля судьба непонятен и непривычен. Мы, конечно, не можем еще утверждать, что судьба совершенно оставила впокое нашего человека. Она еще пытается реять над нашей территорией ивысматривать для себя добычу. Но доступными для нее остались некоторыемелочи и только в двух областях. Первая область - это любовная сфера. Здесь она имеет некоторуювозможность, пользуясь неопытномстью влюбленных, подталкивать их на разныероковые ошибки, а потом утешаться, наблюдая их разочарование и семейныесцены. Но даже и в этой области больших трагических катастроф ей неудается организовать. Советский человек свободен у нас не только вполитическом смысле. Он свободен и в своей бодрости, в своей вере в жизнь,в своем мужестве перед отдельными неудачами, он умеет с достоинствомпереживать свои ошибки и исправлять их. И поэтому судьбе не приходитсявидеть ни обезумевших ревнивцев, ни опозоренных девушек, ни закабаленныхженских жизней. Вторая область, где еще судьба может вмешаться в человеческую жизнь, -это уличное движение. Не так давно это область безраздельно принадлежалаей. Могущественное развитие наших автомобильных заводов как будто дажеблагоприятствовало ее домогательствам. Под ее тлеворным покровительствомоставались некоторые кадры ротозеев и угорелых кошек. В последнее время издесь положение улучшилось. Значительная часть ротозеев, побывав винституте Склифосовского, перековалась, а наши РУДы, подобно другимсоветским работникам, стараются как можно лучше выполнять свой долг. Кпоследним дням жизнь судьбы настолько измельчала, что красный или зеленыйсвет и для нее кажется авторитетным. Впервые в истории человечества мы способны игнорировать самое понятиесудьбы. Впервые счастье сделалось будничным достоянием широких масс, аудача перестала быть незаслуженной случайностью. В нашем советском счастьевдруг стала явно ощущаться и его причина - усилие, героическая борьба,настойчивость и вдохновение. И мы не только знаем имена наших героев, нознаем и тот трудовой путь напряжений, который привел их к героизму. Мы неимеем оснований ни благодарить судьбу, ни поносить ее. Мы не хотим "закаждый светлый день иль сладкое мгновение" расплачиваться с судьбой вкакой бы то ни было валюте. О слезах и покое в качестве платежногосредства, само собой, не может быть и речи, но мы не склоннырасплачиваться даже мелкой никелевой монетой. Мы хорошо знаем, от чегозависят наши светлые дни, мы умеем их представлять вперед, мыдействительные хозяева нашей жизни. И теперь, когдамы выбираем наших лучших людей в верховные органы нашей республики, ни длянас, избирателей, ни для наших избранников нет ни малейших оснований дляреверансов перед судьбой. Территория нашей страны настолько освобождена отвласти судьбы, что даже наши враги, пытавшиеся отравить нашу жизньпосевами фашистских предательств и шпионских происков, закончили своюкарьеру без заметного вмешательства судьбы. Их гибель была так жезакономерна и так же неизбежна, как закономерны и неизбежны наши победы навсех участках революционного фронта. И впервые в наступающих генеральныхбитвах с фашизмом последний тоже пусть не рассчитывает на счастливуюсудьбу. Везде, где раздается шаг социализма, судьба механическивыключается как деятель. Социализм есть первое в истории освобождениечеловечества от случайностей. И только в социалистическом обществе личнаяжизнь человека, ее счастливое течение гарантируется единствомчеловеческого коллектива и справедливой, бесклассовой конституцией. |
Главная
