| Имеются в статье Пихоровича ценные признания и по экономическим вопросам. Пихорович отвергает побасенки противников социалистической общественной собственности, что-де из-за большого объема и сложности народного хозяйства страны оно неуправляемо. Он справедливо указывает, что в рамках капитализма концентрация капитала приводит, к тому, что крупнейшие монополии контролируют все большее количество предприятий. Транснациональные корпорации тоже справляются с управлением своими предприятиями, хотя их не только множество, но и разбросаны они по всему миру. И объясняет эту способность монополий и корпораций тем, что "с развитием промышленности растут и технические средства и методы управления предприятиями" (с. 21). Этим вопрос о возможности, или невозможности управлять из одного центра социалистическим производством в масштабе страны решается окончательно и бесповоротно, он просто снимается с повестки дня как лжевопрос. Однако насчет методов и технических средств нужно кое-что добавить и уяснить. Из одного центра можно и нужно управлять любой целостной системой, но сам этот управляющий центр тоже вырастает в систему. Когда на заре капитализма предприниматель нанимал десяток-другой работников, он лично сам каждому из них определял производственное задание и следил за его выполнением. Когда, однако, предприятие вырастает до нескольких сотен, а то и тысяч работников, то хозяин за всем сам лично уже усмотреть не может и заводит себе помощников - заместителей, начальников цехов, бригадиров, мастеров. Теперь хозяин за отдельными рядовыми работниками не смотрит, его дело - организовать работу своих помощников. Требуется перестройка мышления хозяина, на которую не каждый способен. Один по-старому мечется по всему огромному предприятию, во все вмешивается, а система в целом не работает. Другой же, поумнее, ищет способы стимулирования деятельности помощников, контроля за нею, критериев для оценки ее результативности. Централизация остается в силе, но она сочетается с децентрализацией. Объект управления - система, и субъект управления - система. Работа управляемой системы зависит от слаженной деятельности системы управляющей. История советской экономики - это действительно история невероятно высоких темпов экономического роста. Мышление руководителей, случалось, за этими темпами не поспевало. Руководители ведомств норовили подменять директоров заводов, вместо того чтобы стимулировать их инициативу. Такие министры, бывало, даже на щит поднимались: сам, мол, во все вникает, на завод приехал - кучу мусора в углу заводского двора заметил - директору нагоняй устроил. И вот пишет Пихорович о том, что в 1960-1980 годы "темпы прироста промышленной продукции в СССР начали падать. Главная причина состояла в том, что мы стали постепенно отказываться от централизованного государственного планирования, то есть именно от того, что давало нам преимущество перед капиталистическими странами" (с. 22). О том, что плановый характер производства - главное преимущество социализма, любил поговорить еще Сталин. Но ведь Пихоровичу известно больше, чем было известно Сталину. Мы только что цитировали правильные мысли Пихоровича о том, что капиталистические монополии управляют множеством предприятий, а транснациональные корпорации - еще большим множеством. Если управляют - то и планируют их работу, добиваются выполнения планов, иначе говоря, ведут свое хозяйство планомерно. Государственно-монополистический капитализм, окончательно установившийся к середине XX ст., означает соучастие государства в экономическом планировании. Говорить о бесплановом характере капиталистического хозяйства во второй половине XX ст. - анахронизм. Энгельс еще к концу XIX ст. в работе "К критике проекта социал-демократической программы партии " писал: "Когда мы от акционерных обществ переходим к трестам, подчиняющим себе и монополизирующим целые отрасли промышленности, то тут приостанавливается не только частное производство, но и отсутствие планомерности" (Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения 2-е изд., т.22., с 222). С другой стороны, в 1960-1980-е годы, вплоть до 1987 года, никакого уклона в сторону ослабления централизации ни в планировании, ни в других аспектах управлении, не было. Крупная децентрализация имела место в 1957-1965 годы, когда действовали совнархозы. Пихорович к совнархозам относится категорически отрицательно: мол, в результате их образования "прежняя, строго централизованная система управления народным хозяйством была основательно подорвана и дезорганизована" (с. 21). Но это действительности нисколько не соответствует. Во-первых, совнархозы вовсе не разрушали централизации; а только освобождали центр от решения второстепенных, мелких вопросов, позволяя ему сосредоточиться на кардинальных вопросах экономической жизни. Во-вторых, что самое показательное, за все восемь лет функционирования совнархозов спада темпов прироста производства не наблюдалось. В 1965 году совнархозы были ликвидированы, вернулись к ведомствам, и именно после этого началось то падение темпов, о котором пишет Пихорович. Тут нельзя обойтись фразами, выражающими симпатии или антипатии, ибо налицо материал для размышлений. И думать надо не о качествах управленческих систем, а, прежде всего, о людях, которые в этих системах работали. Пихорович считает, что реформа Косыгина 1965 г. "не была безальтернативной", альтернативой ей была компьютерная система В. М. Глушкова. Это опять смахивает на анекдот: машины - альтернатива людям, занятым в управлении. Действительная альтернатива реформе Косыгина была, но иная, - Программа КПСС, принятая XXII съездом КПСС в 1961 году. Но ее-то выполнять не хотели, ради этого и Хрущева устранили. Компьютеры способны лишь хранить информацию и перерабатывать ее согласно заданной им программе. Полагать, что электронно-вычислительные машины способны управлять вместо людей, это все равно, что воображать, будто сайты Интернета могут создаваться самой электроникой без журналистов. Даже собирать информацию компьютеры не могут, хранят лишь то, что люди в них вложат. Компьютеры в управлении лучше, чем счеты с деревянными костяшками или арифмометры, но и они не больше, чем подспорье. В управлении нужно принимать решения и обеспечивать их выполнение, а делать это могут только люди, да еще и люди поумнее. Успех в управлении определяется, во-первых, качеством принимаемых решений, во-вторых, исполнительской дисциплиной, которая, к тому же, включает в себя не только слепое повиновение, но и инициативу, позволяющую достигать больше заданного. Советская система экономического управления далека была от совершенства, но не в том была беда. Впрочем, если бы работали в управлении люди более ответственные, они бы и систему улучшили. Планировали плохо. Достаточно вспомнить хотя бы то, что, быть может, не было самым важным, но что бросалось в глаза: планирование потребительского рынка. С одной стороны, завалы товаров, не находящих спроса и миллиарды рублей из бюджета выделялись ежегодно на уценку этих товаров и реализацию их по бросовым ценам. С другой стороны, постоянный дефицит на другие товары. Никого это не волновало. Ведь в планирующих органах росло количество именно тех людей, против которых выступает Пихорович, людей, считающих, что нужно разделить на части единую социалистическую собственность, чтобы им, чиновникам, не ломать головы над планами. Количество так же настроенных людей росло и среди исполнителей планов. Плохое планирование и еще худшее выполнение планов - в этом коренилась причина падения прироста. Если люди не заинтересованы в труде, в его результатах, никакая система, никакая централизация делу не помогут. Преимущество социализма не в планировании, это и капиталисты умеют делать. Преимущество социализма в том отношении к труду, которое рождается из социалистического его характера. Основная, решающая, задача социалистического строительства - делать, реально делать, каждого труженика соучастником управления. Капитализм стимулирует труд деньгами. Социализм ставит на первое месте духовные стимулы: чувство хозяина страны, присущее каждому члену, социалистического общества ( если оно - действительно социалистическое), чувство ответственности не перед начальством, а перед товарищами, из которых состоит все общество, любовь к своему делу, социальное самоутверждение человеческого "я" через уважение к нему общества. Советскую историю делят на периоды по именам лидеров. Дело, конечно, не в именах, а в том, что каждому этому лидеру была присуща своя идеология - идеология группы, которая выдвигала его в лидеры. Эту идеологию, после Ленина, неизменно величали марксизмом-ленинизмом, хотя она, от лидера к лидеру, изменялась и большей частью не содержала в себе ни марксизма, ни ленинизма. В каждый период нашей истории применились иные методы и способы стимулирования труда руководителей. Да в какой-то, хотя и меньшей, мере и труда рядовых трудящихся. При жизни Ленина на первый план выдвигались те духовные стимулы, которые назывались выше, сопряженные с коммунистической убежденностью, революционным долгом коммуниста. Эти духовные стимулы подкреплялись контролем снизу. Ленин считал контроль снизу абсолютно плохо организованным и, в то же время, исключительно важным, как средстве приобщения масс к Делу управления. Существенная часть последних работ Ленина посвящена этим вопросам. Сталин не верил в действенность ни моральных стимулов, ни контроля снизу, и поэтому всемерно разворачивал контроль сверху. Контроль сверху означал разделение чиновников на два слоя: нижний, который работает и верхний, который эту работу контролирует. Главный контроль возлагался на наркомвнутрдел, возглавлявшийся поочередно Г. Г. Ягодой, Н. И. Ежовым, Л. П. Берия. Все три оказались агентами империализма. Два первых были раскрыты еще Сталиным, третий - уже после смерти Сталина. Нетрудно сообразить, чего стоил такой контроль, какие плоды он приносил. Но заложенные еще партией под руководством Ленина и революцией духовные стимулы продолжали действовать. Они и обеспечивали успех, хотя постепенно и угасали. Хрущев с порога разрушил сталинскую систему контроля сверху, устранив главного контролера Л. П. Берия и не поставив на его место никого ему подобного. В этом он нашел поддержку нижнего слоя чиновничьего аппарата, слоя работающего, но подконтрольного. Духовные стимулы к тому времени, в условиях сталинизма и сталинщины, изрядно девальвировались, и Хрущёв пытается их оживить. С этой целью применяются ротации руководящих кадров, делаются усилия по активизации контроля снизу. Ни то, ни другое не соответствовало интересам чиновничьего аппарата, и Хрущева изгнали. Тем не менее, то, что успел сделать Хрущев, позволяло некоторые время и после него сохранять высокие темпы развития. Однако проблема стимулирования труда управленческого аппарата продолжала обостряться. Брежневская команда не могла продолжать линию Хрущева, но не хотела или тоже не могла, возрождать бериевщину. Требовался поиск третьего пути. Особенно искать не приходилось - заимствовали опыт капитализма - стимулирование деньгами, поставить руководителей на сдельную оплату - в зависимости от прибыли, рентабельности и т. п. Пихорович, в реформе Косыгина 1965 года, ищет уклон к рыночности, хотя делает правильную оговорку, нами выше уже цитированную, что "ни в коем случае нельзя считать" будто это был курс на капитализм или хотя бы перевод экономики на рыночные рельсы". Курс на капитализм или на рыночные рельсы - это одно и то же. Пока остается единый хозяин, в данном случае государство, никакой рынок не возможен, ибо нельзя торговать с самим собой - можно лишь (имитировать рынок, но это совсем иное дело). Уклон был не к рынку, а к материальному стимулированию, в ущерб стимулам духовным, тем, о которых писал Ленин в работе "Великий почин" (Полн. собр. соч., т. 39). Реформа, однако, не сработала. Материальные стимулы руководству втискивали в рамки социализма, и поэтому они оказалась слишком мизерными по сравнению с такими же при капитализме. Только аппетиты разожгли. Команда Горбачева пошла по этому же пути дальше: "коренная экономическая реформа", "полный хозрасчет", что означало отказ государства от роли хозяина общественной собственности. С одной стороны, устранялась последняя черта, которая еще вязала Советские государство с диктатурой пролетариата. С другой стороны, одним махом разрешалась социалистическая собственность. Можно ли было осуществить реставрацию капитализма по-другому? -да. Китай, Беларусь возвращаются не к домонополистическому капитализму, "дикому", как его у нас окрестили некоторые "теоретики", а к капитализму государственно-монополистическому, что позволяет не разрушать единый народно-хозяйственный комплекс. У нас перестройку делали уникально невежественные деятели. Впрочем, и в том, и другом случае разрушается социализм, реставрируется капитализм. Я употребил понятие духовных стимулов, противопоставляя их стимулам материальным. "Духовное" одних отпугивает, другие отождествляют его с религиозным. Духовное выходит далеко за пределы религиозного и может превосходно обойтись вообще без него. То, что я назвал стимулами духовными, часто называют стимулами моральными, противопоставляя их стимулам материальным. Однако те стимулы, о которых у меня идет речь, не укладываются в пределы морали и этики, они шире. Впрочем, в данном соотношении материального и духовного присутствует большая доза условного. Так называемые материальные стимулы - тоже духовные. Вся социальная жизнь, именно как социальная, - жизнь людей, наделенных сознанием, жизнь сознательная, жизнь духовная. Пугаться этого не стоит хотя бы потому, что духовное, или сознание, - лишь функция такого материального образования, каким является человеческий мозг. Деньги, получаемые рабочим как зарплата, получаемые капиталистом как прибыль, считаются материальным, но их ведь нельзя скушать, нельзя в них ни одеться, ни обуться. Хотя у рабочего денег намного меньше, чем у капиталиста, но и у него в развитых капиталистических странах их значительно больше, чем нужно для физиологического выживания, то есть для действительно материальной жизни. Излишек денег идет на приобретение телевизоров, сотовых телефонов, автомобилей, и прочего тому подобного, что не является потребностью желудка, не является необходимостью для материального выживания. Материальное богатство - материальное по своей форме, но его назначение не материальное, а духовное: самоутверждение в обществе человеческого "я". Именно в этом и заключается сущность капитализма: самоутверждение человеческого "я" не трудом, не знатностью происхождения, а приобретенным богатством. Погоня за богатством - основной двигатель деятельности буржуазного человека. Устранить из жизни человека его стремление к социальному самоутверждению нельзя, это означало бы убить человека как социальное существо, как настоящего человека, превратить человека в животное. Задача в том, чтобы создать иные средства социального самоутверждения, не в смысле выдумать, изобрести, а в смысле превратить их в высшую общественную ценность, поставить на место богатства, являющегося такой ценностью в настоящем. Может быть, основное значение нашего социализма в том, что он, хотя бы немного показал возможность такой жизни людей, при которой человек является полноценным человеком, не располагая банковским счетом. К сожалению, буржуазное мышление взяло опять верх. Взяло верх именно в верхах бывшего советского общества. Р.S. Прочитав статью Пихоровича, о которой речь, я вознамерился откликнуться несколькими небольшими репликами по поводу самых сомнительных для меня его высказываний. Я полагал, что возражения против этих высказываний можно уложить в рамки классических схем исторического материализма. В ходе работы оказалось, что это мне не удастся, нужно выкладывать все, что думаешь или промолчать. Работа была начата, отставлять ее не хотелось. Написав все, я получил несколько громоздкий результат. Однако сократить работу не могу, не нахожу в ней ничего существенно лишнего, а только полноту и ясность в раскрытии поставленных проблем. Потому и посылаю ее в распоряжение редакции. |
Главная
