Капитализм нередко называют обществом потребления, а о социализме в годы перестройки говорили, что там господствовало "производство ради производства". Но насколько отвечают действительности эти ходячие представления? Для решения этого вопроса вряд ли подойдет метод, который стал всеобщим среди сторонников "антинаучного антикоммунизма" – сравнение недостатков социализма с почерпнутыми из дешевых голливудских кинокартин фантазиями обывателей о преимуществах капитализма.

Вряд ли подойдет и метод сравнения производства и потребления в сверхбогатых, нажившихся на двух войнах, беспрепятственно выкачивающих ресурсы из всего мира США и разгромленной дотла американской авиацией в начале 50-х годов, зажатой в тисках экономической блокады, опирающейся исключительно на собственные силы КНДР.

Более логичным было бы сравнение социалистического и капиталистического этапов развития одного и того же объекта – СССР и тех стран, которые возникли на его территории.

Поскольку в этой статье нас будет интересовать именно потребление и его связь с производством, то начнем именно с потребления. Не будем останавливаться на том, что сразу бросается в глаза – на резком сокращении потребления многих групп товаров основной массой населения по сравнению с таковым в 80-е годы. Я считаю, что дело не в том, что уменьшилось потребление. Оно могло уменьшиться, могло и увеличиться. По крайней мере, потребление, если брать в товарном измерении, сегодня вряд ли ниже, чем в годы самого интенсивного подъема социализма – в годы первых пятилеток. Питались тогда, скорее всего, если не считать голода 1932-33 годов в некоторых районах, лучше (не просто ели больше, но и несравненно качественнее, чем сегодня, когда натуральные продукты практически недоступны подавляющему большинству населения). Но ведь не было такого количества одежды, жилье было намного скромнее, личного автотранспорта не было вообще и т.п. Сокращение потребления вообще не является характерной чертой капитализма. Растет производство, растет и потребление. Вопрос в том, что при капитализме потребление вовсе не выступает непосредственной целью производства. При капитализме производится не продукт как таковой, а прибавочная стоимость. Потребительная стоимость продукта – только повод для извлечения прибавочной стоимости. Поэтому и потребление здесь носит абстрактный характер. Потребляются тоже стоимости. Нет, потребляются, конечно, конкретные продукты производства, но потребляются сообразно их стоимости, а не их потребительной стоимости. Потребляются, даже если они вредят тому, кто потребляет.

Речь идет не только о том вреде, который наносится человеческому  организму. Главный вред – это торможение развития человека, как общественного существа. Вещи, выступая представителями стоимости, отрывают человека от человека. Ведь основание стоимости – товарное производство, то есть производство изолированных производителей. Соответственно и товарное потребление изолирует, противопоставляет потребителей одного другому, точно так же как оно разделяет, противопоставляет производителей.

Вред, который наносит капитализм, нужно рассматривать не с точки зрения отдельного индивида, тем более, потребителя (для потребителя, как такового, капитализм – только благо), а с точки зрения общества, соответственно, общественного человека, созидателя. Притом, не производителя стоимостей, а созидателя человеческих общественных отношений.

Особенно нагляден этот вред при социализме, который представляет собой переход от капитализма к коммунизму, а, соответственно, содержит в себе элементы как того, так и другого строя. Практика социализма показала, что сразу организовать потребление на коммунистических началах очень трудно. Впрочем, марксистская теория говорила о том же: о необходимости переходного периода, когда сохраняется распределение по труду, говорил и Маркс в "Критике Готской программы", и Ленин в "Государстве и революции". Понимал это и Сталин, но он считал, что в условиях господства общественной собственности на средства производства товарное распределение продуктов потребления не ведет к капитализму:

 "…наше товарное производство представляет собой не обычное товарное производство, а товарное производство особого рода, товарное производство без капиталистов, которое имеет дело в основном с товарами объединенных социалистических производителей (государство, колхозы, кооперация), сфера действия которого ограничена предметами личного потребления, которое, очевидно, никак не может развиться в капиталистическое производство и которому суждено обслуживать совместно с его "денежным хозяйством" дело развития и укрепления социалистического производства"[1]

Практика показала ошибочность такого взгляда. Пока не будет уничтожено товарное потребление, сохраняется опасность возврата товарного производства, в том числе и товарного производства в его развитой форме – капитализма. Мысль Маркса о том, что “на почве товарного производства производство в крупном масштабе может развиться лишь в капиталистическое” [2] оказывается верной не только для перехода от простого товарного хозяйства к капиталистическому, но и для периода перехода от капитализма к коммунизму, не только для периода становления товарного хозяйства, но и для периода, в течение которого происходит его ликвидация.

Конечно, главное – не потребление, а производство. Но это касается в первую очередь «прогрессивных периодов» того или иного способа производства (здесь надо заметить, что в "Предисловии «К критике политической экономии»" К.Маркс говорит о том, что «в общих чертах, азиатский, античный, феодальный способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи экономической общественной формации [3]). Что касается «регрессивных эпох», так сказать нисходящих ветвей экономических общественных формаций (а социализм, несомненно, кроме всего прочего, в том смысле, в котором он уничтожает то, что капитализм сам не успел в себе уничтожить капиталистического, то есть товарного, есть продолжение капитализма, его «нисходящая ветвь», «регрессивная эпоха»), то здесь действие этого закона весьма ограниченно. Мало того, здесь форма потребления вполне может определять и форму, и даже содержание производства. Как говорит в своих работах В. А. Босенко, старая форма тянет за собой старое содержание.

Суть социализма в том, что он есть переход от капитализма к коммунизму. Он есть не только первая фаза коммунистической формации, но и, во многом, еще и последняя фаза формации капиталистической, в той мере, в какой социалистическая революция не в состоянии уничтожить старый способ производства и наладить новый способ производства в одночасье. А это означает, что при социализме действуют, борются между собой, две тенденции. Одна – направленная на уничтожение старого, капиталистического и созидание нового, социалистического, вторая – направленная ровно в противоположную сторону и связанная с сопротивлением старых, капиталистических форм. Притом было бы неправильно рассматривать это сопротивление как чисто пассивное «сопротивление материала», способное только тормозить развитие нового, но неспособное это новое уничтожить, стать на его место. Опыт реставрации капитализма в СССР показал, что эта вторая тенденция вполне объективна и действует иногда даже вопреки субъективным намерениям строителей коммунизма. По крайней мере, сегодня ясно, что сползание к капитализму началось вовсе не в 1991 и даже не в 1985 году, а гораздо раньше, еще в те годы, когда в программе партии записывали строки о том, что к 1980 году  у нас будет построен коммунизм.

И вот когда начинает побеждать вторая тенденция, когда речь идет уже не о росте, не о переходе от старого к новому, а, наоборот, о возврате назад, об отказе от нового (неразвитого, несовершенного, неизвестного) в пользу старого, привычного, знакомого, уже существующего, здесь формула «потребление есть то же производство» поворачивается той стороной, что потребление есть в первую очередь производство человека как общественного индивида. Старые, родившиеся при капитализме и представляющие собой элемент капиталистического производства формы потребления должны быть при социализме уничтожены и заменены новыми формами – коммунистическими. Если этого не происходит, то возникает угроза того, что старые формы начинают потихоньку возрождать к жизни старое содержание.

Индивидуальные (частные) формы потребления возникают раньше и исчезают позже, чем индивидуальные (частные) формы производства, точно так же как обмен продуктами труда вообще возникает раньше, чем товарный обмен.

И сам процесс потребления при капитализме носит стоимостный характер. Он во многом представляет собой процесс демонстрации стоимости потребляемого продукта, притом не только, а может, и не столько для других, сколько – для себя. Впрочем, «для других» и «для себя» здесь нельзя противопоставлять абсолютно, ибо это лишь два момента одного и того же отношения, отношения стоимости. «Для себя» не может проявляться иначе, как через «для других». С другой стороны, для других здесь демонстрируется только то, что потребляется именно для себя.

Процесс товарного потребления есть одновременно процесс производства человека, который формируется товарным производством.

Как же разрешить вопрос о потреблении, когда общественное производство не в состоянии обеспечить изобилие?

«Товарники» говорят, что этот вопрос решается оплатой по труду. Чем больше отдаешь, тем больше получаешь. Соответственно, оплата по труду – самый лучший и самый понятный стимул к повышению производительности труда. Но так ли это?

Абстрактно это верно. Если взять воображаемого среднего работника, воображаемые средние условия труда и абстрактную, то есть денежную форму вознаграждения. Но что говорит опыт? У крестьянина и ремесленника «вознаграждение» напрямую зависит от того, сколько он производит.  Но как раз у них производительность труда растет меньше всего. Кстати говоря, и потребление у них тоже не ахти какое.

С другой стороны, при капитализме потребление пролетариата если и растет, то растет и необеспеченность существования. Так или иначе, рабочим приходится с каждым годом работать не меньше, а больше, для того, чтобы поддерживать прежний уровень жизни. Это касается не только бедных, но и богатых капиталистических стран[4].

И при социализме все не так просто. В 30-е годы зависимость между трудовым вкладом и вознаграждением была минимальной, рост производства – максимальным. После 50-х годов эта зависимость неуклонно растет, а производство – падает.

Вот говорят враги Советской власти, что в колхозах люди работали «за палочки». С этим утверждением можно, конечно, спорить, но, понятно, что основная масса выработанного продукта шла не на потребление колхозников (зачем бы тогда было колхозы заводить), а на расширение как сельскохозяйственного производства, так и (и даже в первую очередь) промышленного производства, развитие науки, культуры и т.п. Зависимость между трудовым вкладом и личным потреблением колхозника находится в пределах минимума, а то и ниже его, и часть продуктов для личного потребления ему приходилось производить на приусадебном участке. Зато дети колхозника могли получать образование и получали доступ к любому виду деятельности наравне с детьми горожан, о чем раньше крестьянин и мечтать не мог. Да и совершающаяся на глазах механизация и электрификация колхозного хозяйства имела немаловажное значение в деле повышения производительности труда.

А ученые, учителя! Получали они немного, но работали нередко по-коммунистически.

Да, шахтеры, Север, моряки, строители и т.п. Эти категории работников стимулировались, в основном, высокими зарплатами. Здесь без «стимуляции» сложно, хотя нужно было искать формы (скажем, посылать на эти участки коммунистов, комсомольцев, не принимать без такого стажа в отдельные ВУЗы, в ВПШ и т. п.). Если взять в целом, то при социализме в годы его расцвета (так сказать, на восходящей ветви, хотя социализм, разумеется, не есть отдельная общественно-экономическая формация) принцип «вознаграждения по труду» не играл роли стимула к труду, и ничего страшного в том не было. Огромные зарплаты ведущим ученым, писателям, художникам и высшим руководителям (впрочем, во многом, сюда можно отнести и шахтеров с моряками и полярниками) – это, скорее, обратный принцип – обеспечение условий труда, а не «по труду».

Может быть, именно этот принцип «обеспечения условий труда» и должен стать главным при социализме. Конечно,  между «обеспечением условий» и "оплатой по результатам" грань очень зыбкая, но в социализме все – зыбко. Он ведь – переход.

По форме принцип обеспечения условий труда неотличим от оставшегося в наследство от капитализма буржуазного принципа оплаты «по труду». И там, и там – деньги. И там, и там их количество зависит от количества и интенсивности труда. Кроме того, сущность буржуазного принципа оплаты «по труду» вовсе не в том, что «чем больше рабочий работает, тем больше ему платят». Это только видимость. Так бывает в отдельных случаях, но сущность заработной платы, как известно, в другом – в обеспечении минимума средств, необходимых для воспроизводства рабочей силы. Таким образом, обеспечение потребностей – это не то, что отличает социализм от капитализма, а то, что является для них общим. Отличие социализма в том, что если при капитализме зарплата стремится к обеспечению минимума потребностей, необходимых для воспроизводства рабочей силы, то при коммунизме – максимальное удовлетворение потребностей.

При капитализме обеспечивается только рабочее время, при социализме – и свободное.

Там цель – увеличение рабочего времени.

Здесь – сокращение рабочего времени и увеличение свободного времени.

Различие между «по труду» и «обеспечением условий труда» в самом общем виде состоит в том, что в первом случае «обеспечение» стихийно, цена товара рабочая сила определяется рынком. Во втором случае – это обеспечение плановое, а со временем – и планомерное. Думается, что при социализме во многом так и было. Но мы пытались выразить это положение дел в категориях товарного хозяйства.

Поначалу «обеспечение условий» у нас было вынужденным (военный коммунизм, товарный голод, война и т.п.). Разрушенное вследствие всего этого хозяйство и необходимость укрепления союза с крестьянством в условиях его численного преобладания вынудило нас перейти к «распределению по труду». Но и после того, как положение было исправлено, вместо того, чтобы вернуться к «обеспечению условий», мы оставили и даже начали усиливать вознаграждение «по труду». Но вознаграждение по труду не могло не менять характер самого труда. Труд невольно превращался в средство получения средств к жизни, в то время как он должен был становиться "первой жизненной потребностью". А характер труда формирует человека – участника этого процесса труда.

Из этого процесса вообще нужно убрать обмен. На его место нужно поставить распределение  – распределение условий труда, распределение продуктов труда, распределение самого труда.

Что касается стимуляции труда, то в идеале ее вообще не должно быть, но если в переходный период без нее не обойтись, то значительно лучше непосредственное принуждение к труду, чем опосредованное обменом. Во-первых, непосредственное принуждение при безусловном обеспечении первичных жизненных потребностей значительно человечней, чем принуждение под угрозой голодной смерти. Во-вторых, в условиях, когда люди трудятся не на частного собственника, а на общество, принуждение, идущее от коллектива, от общества и направленное на отдельного члена коллектива и общества, вполне естественно и прозрачно. Оно выполняет воспитательную роль, а не просто имеет целью выколотить из человека какое-то количество живого труда, как это есть в случае экономического стимулирования, не воспитывающего ничего, кроме жадности.

Труд – сам по себе; потребление – само по себе, –  так должно казаться тому, кто трудится. Все остальное – дело бухгалтерии и планирующих органов. Причем, в планирующих органах не должно быть «товарников». "Товарники" должны быть исключительно бухгалтерами.

Все это – не фантазии, это опыт социализма. При социализме, скажем, врач лечит любого не потому, что его вознаграждают за его труд. Ему обеспечивают условия труда, включая его личное потребление, потому, что его труд сам является одним из элементов обеспечения условий труда и развития остальных людей. Частный врач воздерживается от оказания помощи, пока его не вознаградят или не гарантируют вознаграждение не потому, что он злой, а потому, что при капитализме он вынужден сам заботиться об обеспечении условий своего труда.

Труд ученого, к примеру, еще при капитализме приобретает нетоварный характер (плюс-минус авторское право, которое для науки имеет все-таки не самое первостепенное значение). При социализме не частные лица или корпорации (изолированные товаропроизводители), а общество в целом обеспечивает ученым, как и остальным работникам, условия их производства и, соответственно, потребления.

Собственно, в этом суть уничтожения классов. Все становятся работниками у общества. Стимулирования труда быть не должно. А если в нем возникает необходимость (социализм – это ведь не полный коммунизм), то для этого должно использоваться само снятие разделение труда. Нужно сказать, что это используется уже и при капитализме – повышение по службе само по себе служит неплохим стимулом независимо от связанного с им увеличения доходов. При социализме эта система должна быть доведена до совершенства. Будешь хорошо исполнять эту работу, наградой тебе будет служить то, что ты ее исполнять не будешь, а будешь исполнять другую – более интересную. Сохраняется только возрастное разделение труда.

Переломным моментом, гранью, отделяющей «обеспечение личных условий труда» от «по труду» может служить «обеспеченность существования», то есть «изобилие» над некоторым минимумом. После этого речь должна уже об обеспечении всестороннего развития личности.

То, что субъективно «обеспечение личных условий производства» будет восприниматься как «по труду» – не проблема. Если будет обеспечено правильное направление изменение форм потребления, то через одно-два поколения новое бытие определит новое сознание.

При социализме таких людей с новым сознанием у нас уже было миллионы и миллионы, подавляющее большинство. И это, несмотря на длительное насаждение принципа «по труду». Увы, с перестройкой этот бесценный человеческий "капитал" был в одночасье потерян, распорошен. Наши люди массово превратились в самых обыкновенных обывателей: жадных и жалких, тупых и развращенных, хитрых по мелочам и совершенно и неспособных увидеть свою выгоду в главном,

Но попятное движение для истории – все равно есть движение вперед. Неудачи частных форм лишь оттачивают всеобщие формы исторического движения. И дело не только в опыте, который нужно изучать. Как и в природе, в обществе господствует связь всего со всем (единство истории, как единство мира, а не просто ее всемирность в смысле мирового рынка). С каждой новой попыткой не только растет революция, но и исчерпывает свои ресурсы контрреволюция.

[1] Сталин. "Экономические проблемы социализма в СССР". Цит.  по кн.  Р. И. Косолапов "Слово товарищу Сталину". М. 1995.  С. 207.

[2] К. Маркс. Капитал. Т. 1. К. Маркс, Ф. Энгельс, Собр. соч. 2-е изд. т. 23, С. 630

[3] К. Маркс. К критике Политической экономии. – Предисловие. К. Маркс, Ф. Энгельс, Собр. соч. 2-е изд. т. 13, с. 7.

[4] "Печальная действительность же состоит в том, что, согласно данным Министерства труда США, средняя еженедельная заработная плата американских трудящихся с учетом инфляции в 2001г. была на 13,3% меньше, чем в 1972г. Несмотря на то, что в 2001г. средняя ежегодная заработная плата рабочих в США (36214 долл.) выросла на 2,5 %, что ниже по сравнению с 2000г., когда это увеличение составило 5,9%, нынешний экономический спад быстро "съедает" завоеванные прибавки к трудовым доходам рабочих". А.Арсеенко "Кто виноват в экономических невзгодах США". "Рабочий Класс", 2003г., №2