Что там особенно вкусного, это постоянно звучащее признание мужчин, что сексуальное насилие - это прямое, логичное и вообще законное продолжение выражение своего восхищения. Типа, если очень нравится - надо непременно поимеить. Соответственно, когда женщина наряжается, чтобы понравиться, она должна иметь в виду этот момент и не обижаться, если понравилась на сто процентов, до упора, так сказать.

И я подумал: а ведь гнилая и растлённая Европа уже недавно сталкивалась с этим вопросом. Лет так тысячу назад, или около того.

Средневековый рыцарский взгляд был насквозь мачистчским. Главное - рыцарская честь, то есть постоянное подтверждение, что ты не какой-то лох, а реальный пацан. Что ты ни перед кем гнуться не станешь - наоборот, это перед тобой все гнутся. Ну и отношение к женщинам было соответственное. Как же можно не изнасиловать, если можно изнасиловать?

И тут вдруг появляется пресловутая куртуазия. Отношение к женщине не как к объекту трахания - а как к объекту служения. Обратите, кстати, внимание: в идеале предметом рыцарского служения могла быть только замужняя дама. Поскольку она для тебя недоступна (ну, теоретически) - твоё поклонение ей чисто и бескорыстно. Даже, не побоюсь этого слова, духовно.

Особо в этом смысле характерен отец-основатель подобного взгляда - Кретьен де Труа. У него, если помните, в романе "Ланселот, или Рыцарь телеги" главгерой ради своей дамы совершает такой поступок, который по рыцарско-пацанским понятиям просто западло: он едет на телеге! Он, рыцарь, первый меч королевства! Служение даме для него оказывается важнее чести. Недаром у Фейхтвангера в "Испанской балладе" кастильский (вы не забыли, где возникло слово "мачо"?) король Альфонсо, читая об этом, думает: не дай бог, чтобы любовь довела меня до подобного.

Вот вам смешно, а моё патриотическое сердце кровью обливается. Неужто мы в этом вопросе отстали от Запада на столько веков?

источник