3. СВОБОДА СОВЕСТИ ПО-ЛЕНИНСКИ И ПО-СИМОНЕНКОВСКИ
В этой же статье “Социализм и религия” В.И.Ленин четко формулирует буржуазный по своей сути принцип свободы совести. “Религия должна быть объявлена частным делом – пишет он, - этими словами принято выражать обыкновенно отношение социалистов к религии. Но значение этих слов надо точно определить, чтобы они не могли вызывать никаких недоразумений. Мы требуем, чтобы религия была частным делом по отношению к государству, но мы никак не можем считать религию частным делом по отношению к нашей собственной партии. Государству не должно быть дела до религии, религиозные общества не должны быть связаны с государственной властью. Всякий должен быть совершенно свободен исповедовать какую угодно религию или не признавать никакой религии, т.е. быть атеистом, каковым и бывает обыкновенно всякий социалист. Никакие различия между гражданами в их правах в зависимости от религиозных верований совершенно недопустимы. Всякие даже упоминания о том или ином вероисповедании граждан в официальных документах должны быть безусловно уничтожены. Не должно быть никакой выдачи государственной церкви, никакой выдачи государственных сумм церковным и религиозным обществам... Только выполнение до конца этих требований может покончить с тем позорным и проклятым прошлым, когда церковь была в крепостной зависимости у государства, а русские граждане были в крепостной зависимости у государственной церкви... Полное отделение церкви от государства – вот то требование, которое предъявляет социалистический пролетариат к современному государству и современной церкви”. (Там же, С 143-144).
В подходе же П.Симоненко к вопросу о свободе совести много путаницы, перекручиваний, несоответствий, а то и просто лжи. Приблизительно так, как подходил Э.Мах к объяснению материальности мира – и тут и там “комплекс элементов”.
Вот что пишет П.Симоненко: Как правило, под свободой совести понимается комплекс самостоятельных элементов, а именно:
- право гражданина исповедовать любую религию (у Ленина – дальше: или не признавать никакой религии, т.е. быть атеистом – В.Т.);
- право человека распространять научно-атеистические взгляды, не допуская при этом принижения религиозных чувств верующих (а распространять религиозные взгляды, принижая чувства людей с научно-атеистическим мировоззрением можно? – В.Т.);
- равноправие людей независимо от их конфессиональной принадлежности (следовало бы добавить “или не принадлежности ни к одной из конфессий” - В.Т.) и равенство всех религий (следовало би добавить и нерелигиозных мировоззрений – В.Т.) перед законом;
- свободное отправление культовых действий (следовало бы добавить “и ведения атеистической пропаганды” - В.Т.), при условии, что оно не нарушает общественного порядка и не сопровождается посягательством на личность, честь и достоинство граждан;
- недопустимость административного притеснения относительно исповедование или неисповедования религий или культивирования враждебности и ненависти в этой связи;
- полное отделение церкви от государства;
- светский характер государственной системы народного образования на основе полного отделения школы от церкви.” (С. 8-9)
При этом тут же П.Симоненко отходит от своего же определения свободы совести. Вся его книга посвящена обоснованию именно неравенства религий и, следовательно, - церквей. Из всех религий он ставит задачу выделить одну – православие, а из всех православных церквей также одну – УПЦ МП. Для обоснования такого преимущества он приводит гору аргументов:
1) “исторически так сложилось, что доминантой религиозной жизни в Украине было и есть Православие” (С.9)
2) “...украинский народ православный “по праву рождения”(С.23);
3) “православие является неотъемлемой составляющей его исторического и духовно-культурного развития, славного тысячелетнего наследия”.(там же);
4) каноническое православие полезно для духовного здоровья, а все другие религии “не просто чуждые, но и вредные для духовного здоровья нации”. “Поэтому коммунисты решительно осуждают деятельность нетрадиционных сект и религиозных организаций на территории Украины.” (там же).
Таким образом, П.Симоненко хочет, чтобы государство проводило такую “вероисповедную политику” (С.13), чтобы на его территории осталось только каноническое православие. Потому что католицизм и протестантизм это “иноверческая экспансия”(С.22), “жесткая духовная колонизация” (С.24), “экспансия чуждых религий – католицизма и протестантизма, составляющих духовную основу западного сообщества и проповедуемых им ценностей” (С.42).
Ислам, буддизм и прочие религии Востока, хоть и не воплощают экспансию Запада, но являются “нетрадиционными” на территории Украины, потому КПУ их тоже не приемлет. Из православных течений и УГКПЦ и УПЦ КП – это “самопровозглашенные безблагодатные группировки филаретовцев и автокефалистов” (С.52-53).
Выступая на словах сторонником принципа свободы совести, П.Симоненко в тех же публикациях, где он на него ссылается, отказывается от этого принципа, настойчиво выступая в защиту одной религии и одной церкви против всех остальных, выискивает возможности предоставления государственных, экономических, политических и иных привилегий, в первую очередь, - право на их духовную монополию в нашей стране. Для оправдания такого отношения к одной из религий и одной из церквей П.Симоненко активно продвигает миф об исключительности этой религии и этой церкви, стремится их всячески обелить и приукрасить, осуществляя для этого прямую фальсификацию истории.
4. КАК П.СИМОНЕНКО ОБЕЛЯЕТ ПРАВОСЛАВНУЮ ЦЕРКОВЬ
И ЧЕМ ОНА БЫЛА НА САМОМ ДЕЛЕ
Господство православия на территории сначала Киевской Руси, а затем и царской России не просто “исторически так сложилось”, а активно навязывалось царизмом и господствующими классами. В той мере, в какой Россия становилась империей, усиливалось насаждение православия в качестве единственной “истинной” веры вплоть до законодательного запрещения исповедания иных религий для подданных государя-императора.
Как писал В.И.Ленин в 1903 году: “Только в России да и в Турции из европейских государств остались еще позорные законы против людей иной, не православной веры, против раскольников, сектантов, евреев. Эти законы либо прямо запрещают известную веру, либо запрещают распространять ее, либо лишают людей известной веры некоторых прав” (ПСС, Т.7, С.173) В эпоху феодализма борьба за территории и борьба за “души” часто оказывалась одной жестокой насильственной борьбой. Потому господство православия на наших территориях есть лишь следствие установления иного господства и угнетения.
По сути, православная церковь стала одним из инструментов утверждения господства царей и феодалов. В этом состоит главная особенность и отличие византийского (“Восточного”) христианства от католического (“Западного”), в котором церковь сохранила относительную независимость от феодальных государств и королей и претендовала на превосходство над светской властью.
В этом историческом контексте только и можно объективно оценить роль православной церкви в истории России и Украины.
Была ли эта церковь просветительницей наших народов?
ДА, - в той мере, в какой она несла преодоление наследия рабства на Руси, давала письменность и новые, “писанные” законы для русских князей, новую культуру отношений, более прогрессивную по сравнению с рабством (хотя и здесь зачастую этот прогресс устанавливался огнем и мечем).
НЕТ, - в той мере, в какой православная церковь стала инструментом классового угнетения самодержавия и “духовно” укореняла отношения господства и угнетения, удерживая более 80% населения царской России в темноте и безграмотности.
У П.Симоненко мы видим стремление всячески обелить православную церковь как: “нашу материнскую церковь” (может ли у руководителя партии, заявляющей о своей марксистско-ленинской позиции, быть “материнская церковь”?)(С.18), “традиционную, доминирующую главную конфессию” (С.27), “исторический выбор нашего народа” (С.28), нашу “самобытность” (С.76), “вера наших отцов” (С.117), “начало нашей цивилизованной жизни” (С.119) и т.д.
По сути П.Симоненко сводит роль православной церкви к: “нравственному облагораживанию” (С. 85, 106), “сглаживанию социальных конфликтов”(С.87), “защите обездоленных”, “сохранению высокой духовности, вечных ценностей, духовного единства” (С.101) и прочего приукрашивания церкви, которым изобилует подготовленная им книга.
В.И. Ленин же прямо определял православную церковь как одного из эксплуататоров и одного из крупнейших земельных собственников (см. ПСС, Т. 7. С.146). В работе “К деревенской бедноте” он прямо указывает на то, что церковь устами митрополита Филарета доказывала, что “крепостное право одобрено священным писанием и узаконено богом” (там же, С.194). В другой работе, - “Внутреннее обозрение” он приводит статью одного из авторов реакционного богословско-философского журнала “Вера и разум” за 1901 год: “В суровую эпоху Николая І, когда пробуждавшееся общественное самосознание, под влиянием великих социальных движений на Западе, и у нас выдвинуло единичных борцов против возмутительного порабощения простого народа, церковь наша оставалась совершенно равнодушной к его старданиям, и, вопреки великого завету Христа о братстве людей и милосердии к ближним, ни один голос из среды духовенства не раздался в защиту обездоленного народа от сурового помещичьего произвола, и это только потому, что правительство не решалось пока наложить руку на крепостное право, существование которого Филарет Московский прямо оправдывал текстами из священного писания из ветхого завета. Но вот грянул гром... и ... государь разбил вековые цепи рабства, и, по злой иронии судьбы, текст великого акта 19-го февраля был дан для редактирования с христианской точки зрения тому же Филарету, очевидно, поспешившему изменить, согласно духу времени, свои взгляды на крепостное право” (ПСС, Т.5.С341) и далее: “... когда передовые люди страны в земстве и обществе подают петиции об отмене остатков телесных наказаний, церковь молчит, не обмолвившись ни одним словом осуждения защитников розги, - этого орудия возмутительного унижения человека, созданного по образу и подобию божиему.” (Там же). В целом, значительная часть этой работы В.И.Ленина посвящена раскрытию реакционной роли православной церкви.
А вот что пишется в фундаментальном исследовании православия доктора философских наук, профессора Н.С.Гордиенко “Современное русское православие”, вышедшем в 1987 году: “Православная церковь в княжеской и царской России относилась к числу крупнейших собственников. Главным церковным богатством была земля. По описи 1905 года, в России имелось около 1,9 млн. десятин церковно-приходских и без малого 740 тыс. десятин монастырских земель. Кроме того, почти 340 тыс. десятин находилось в личной собственности духовенства. Иначе говоря, Русская православная церковь владела почти тремя миллионами десятин земли. Поэтому у В.И.Ленина были все основания написать: “Наши попы проповедуют крестьянам нестяжание да воздержание, а сами набрали себе правдой и неправдой громадное количество земли” (ПСС, Т.7.С.146)(Гордиенко Н.С. “Современное русское православие”.- Лениздат, 1987 г., С.9).
По данным журнала “Революция и церковь” (1920 г., № 9-12, С.83): “При закрытии в 1919 году лишь части монастырей РПЦ было национализировано помимо более 900 тыс. гектаров земли свыше 4,2 миллиарда рублей монастырских капиталов, 84 завода, 436 молочных ферм, 602 скотных двора, 1112 доходных домов, 704 гостиницы и подворья, 311 пасек. Все это добывалось и приумножалось путем жесточайшей эксплуатации народных масс”.
Если есть недоверие к словам В.И.Ленина и исследованиям советских ученых, то тогда давайте обратимся к исследованиям дореволюционным.
Выдающийся русский историк В.О. Ключевский в своих работах по истории России приводит не менее впечатляющие факты. В лекциях 34 и 35 части 2 Курса русской истории, посвященным монастырским вотчинам и обогащению монастырей, он наглядно показывает внутреннее противоречие, приводившее к разделению монашества на т.н. “белое” - мирское и “черное” - внемирское на протяжении ХIV-XVIII веков. Вкратце суть этого противоречия можно пояснить несоответствием между целью монашества и его реальной ролью: монастырь создается как место, где люди хотят посвятить себя полностью служению богу, но в “миру” этим служителям приходится выполнять функции служения людям – крестить детей, отпевать умерших, поминать их души, выполнять судебные задачи и т.д. “Монастырь был нужен городу и сельскому округу, чтобы обывателям было где постричься (принять монашество – В.Т.) в старости и при смерти и “устроить душу” посмертным поминовением” (Ключевский В.О. Курс русской истории. – М., “Мысль”, 1988, Т.2. С. 242)
Для этих функций каждый князь стремился завести у себя в городе церковь или монастырь служители которых неизбежно погрязали в мирских делах и грехах. Ведь эти мирские дела неизбежно разлагали монашество изнутри. Отсюда - постоянное стремление “уйти от мира” в “пустынь”, уединиться, чтобы восстановить исконные цели святой жизни, полностью посвященной служению богу. Монахи уходили в глухие места, где строили скиты и новые монастыри, которые необходимо становились земледельческими поселениями. Но вслед (а часто и паралельно) за монастырями в глухих местах появлялись крестьяне(как свободные, так и беглые), которые тянулись к монастырю, чтобы позаботиться о своей душе. Вокруг монастырей вырастали деревни – и все повторялось сначала.(см. там же, С.230-247).
В качестве примера В.Ключевский приводит историю Троицкого Сергиева монастыря. Иногда так получалось, что основатель нового монастыря в глуши, вновь бросал свой монастырь, когда тот обрастал мирской жизнью и греховностью, чтобы вновь уйти в пустынь и заложить новый монастырь.
В конце концов, как показывает В.Ключевский, монастыри превратились в стяжателей земель и богатств, сыграли не последнюю роль в закрепощении крестьян. Крупнейшими землевладельцами были и Троицко Сергиев, и Соловецкий, и многие другие монастыри. Причем накопление земель монастырями часто входило в конфликт с иными землевладельцами. “Между служилым землевладельцем и тяглым хлебопашцем пустынный монастырь оперирует с землей, как соперник того и другого, с тою лишь немаловажною разницей, что монастырь прочнее их обоих умел укреплять за собой приобретенные земли” (там же, С.249). В.Ключевский приводит примеры, когда окрестные землевладельцы и крестьяне выступали против создания монастырей и даже сжигали их, чтобы не допустить захвата той земли, которой они пользовались(С.250). Он подробно рассматривает все формы стяжания земель и богатств, в том числе холопов и крепостных, которые использовались монастырями для накопления собственности: жалованные земли, вклады по душе, вклады для пострижения, купли и проч.
Вывод В.Ключевского: “Из трудовых земледельческих общин, питавшихся своими трудами, где каждый брат работал на всех и все духовно поддерживали каждого из своей братии, многие из монастырей, если не большинство, разрослись в крупные землевладельческие общества со сложным хозяйством и привилегированным хозяйственным управлением, с многообразными житейскими суетами, поземельными тяжбами и запутанными мирскими отношениями. Окруженное монастырскими слободами, слободками и селами, братство такого монастыря представляло из себя черноризческое барство, на которое работали сотни и тысячи крестьянских рук, а оно властно правило своими многочисленными слугами, служками и крестьянами и потом молилось о всем мире, и особенно о мирянах-вкладчиках своего монастыря” (там же, С.256). И далее: “Уже в начале XVI в., во времена Иосифа Волоцкого, как писал он сам, во всех монастырях земли много оттого, что князья и бояре давали им села на вечное поминание. Общества отшельников, убегавших от мира, мир превратил в привилегированные наемные молельни о мирских грехах и ломился в мирные обители со своими заказами” (С.257). И еще: “...монастыри вопреки церковным правилам дисконтировали – отдавали деньги в рост, особенно в ссуду своим крестьянам... налагали “лихву на лихву”, проценты на проценты, у несостоятельного должника-крестьянина отнимали корову или лошадь, а самого с женой и детьми сгоняли со своей земли или судебным порядком доводили до конечного разорения(там же, С.258).
Не случайно, такое обилие земель, с одной стороны, - приводило церковь к конфликту с государством, т.к. монастыри становились монополистами на рынке земли (“обилие денег давало монастырям возможность, возвышая покупные цены, перебивать продажные земли у других покупщиков, особенно у слабосильных служилых людей, и доставило монастырям господство на земельном рынке” (С.261)). Это привело к тому, что “в XVI веке стали запрещать монастырям без доклада государю покупать, брать в заклад и по душе вотчины у служилых людей” (С.262). С другой стороны, постоянно приводило к возмущению, которое приобретало формы ересей, как, например, стригольников. Спор двух линий о церковном стяжательстве, известных как линия Нила Сорского (“скитского миросозерцания”) и Иосифа Волоцкого (монастырского землевладения) стал предметом разбирательства на Стоглавом Соборе в 1503 году при участии Ивана ІІІ. Победила высшая церковная иерархия, объединившаяся вокруг Иосифа Волоцкого (см. С.265-269).
В лекции 36 В.Ключевский напрямую связывает деятельность монастырей с закрепощением крестьян, указывая двоякое их влияние: “Во-первых, монастырские вотчины составились из земель служилых людей и из земель казенных и дворцовых, составлявших запасной фонд для обеспечения служилых людей. При неудаче попыток воротить отходившие к монастырям земли в казну или на службу все, что государственное хозяйство теряло на монастырском землевладении, ему приходилось выручать на крестьянском труде, усиливая его податное напряжение” (там же, С.270). Во-вторых: “льготные земли монастырей были постоянной угрозой для доходности земель казенных и служилых, маня к себе крестьян с тех и других своими льготами. Правительство вынуждено было для ослабления этой опасности полицейскими мерами стеснять крестьянское право перехода. Это стеснение еще не крепостная неволя крестьян; но оно, как увидим, подготовило полицейскую почву для этой неволи” (Там же).
Мы использовали столь значительное цитирование для того, чтобы устранить наименьшие иллюзии относительно православной церкви. Работы В.Ключевского, в этом отношении, являются самым достоверным источником. Кроме “Курса русской истории” он обращался к церковной тематике и в других работах: “История сословий в России. Лекция VII (Соч. В 9-ти томах, М., “Мысль”, 1989, Т.6. С.266-276); “Происхождение крепостного права в России” (Соч. В 9-ти томах, Т.8. С.120-192, особенно С.168-192, где он приводит примеры количества крепостных у монастырей).
Вполне понятно, что как крупнейший земельный собственник и государственный монополист на право продажи доступа к загробной жизни Русская православная церковь в самодержавной России была одной из самых реакционных сил как в период нарастания революционного движения, так и во время первой и второй революций, духовной опорой и защитницей эксплуататоров. Н.Гордиенко в вышеуказанной работе приводит типичные примеры поучений, с которыми “духовные пастыри” обращались к трудящимся в ту пору:
“Неравенство в раздаянии даров человеческого счастья зависит от господа бога (Проповеди. Приложение к “Руководству сельских пастырей”, 1905, сентябрь, с.525);
“Капитал и труд даны от бога человеку” (“Православная жизнь”, 1908, №11, с.513);
“Трудовая жизнь бедных людей и обеспеченное состояние богатых в руках провидения и не случайные явления. На то и другое есть соизволение божие, выдвигающее одних перед другими” (“Вера и разум”, 1915, №6, с.207);
“Право собственности каждого, по учению христианства, составляет святыню, для всех неприкосновенную” (“Духовная беседа”, 1917, №12, с.53).
Знает ли П.Симоненко об этой “примиряющей конфликты” роли православной церкви? Конечно знает, но приукрашивает, залакировует эксплуататорскую роль церкви ради выпячивания ее как “хранительницы вечных духовных ценностей” ( как видим, ценности были вполне материальные и огромные), “как защитницы духовной культуры”.
На самом деле православная церковь была первой охранительницей российского самодержавия, превратившего Российскую империю в тюрьму народов. Профессор Н.Гордиенко пишет, что Российское самодержавие рассматривало православие как свою идейную опору, а церковь видела в царизме опору политическую (там же, С.11-12). Он подкрепляет свои слова примерами из дореволюционных изданий:
“Царская власть установлена самим богом, и чтущие эту власть благоугождают самому богу (“Душевнополезный собеседник, 1913, №5, с.180);
“Самодержавие на Руси заведено не человеческим хотением, а божьим изволением” (Труды Киевской духовной академии, 1913, Т.1. с. Х);
“Кто не молится за царя, тот нарушает и заповедь божию (“Кормчий”, 1907, №20, с.230) и т.д.
Естественным образом, такое отношение к царизму не могло не определять отношение церкви к тем, кто восставал против угнетения и эксплуатации – к революционерам. Православная литература определяла это отношение предельно ясно:
“Все революционеры – безбожники и учение их самое безбожное...” (“Кормчий”, 1908, №7, с. 75);
“В настоящее время в разных концах России войска наши призваны усмирить мятежные восстания и волнения народные. Пожелаем им неизменно проявлять свой горячий, честный патриотизм(! В.Т.), воодушевляться глубоким сознанием своего священного, хотя и тяжелого долга и отличаться великими подвигами” (“Доброе слово”, 1906, №1, с.22);
“При ужасах смуты и революции только военная сила, штык солдата могут восстановить порядок и внести успокоение” (“Христианская жизнь”, 1906, №5, с.1).
Таким образом, восхваляя православную церковь, П.Симоненко предает память всех борцов за свержение самодержавного и капиталистического гнета, предает истоки коммунистической партии – тех революционеров, которые были ее основателями, предает пролетарские классы прошлого, положившие свои жизни ради освобождения от угнетения.
Тем более является беспардонной подтасовкой сведение культурного наследия и духовных традиций наших народов только к православию. Как раз наоборот, в условиях превращения православной церкви в одну из самых реакционных сил, культура и духовность утверждалась вопреки и в борьбе против этой церкви. П.Симоненко учился в советской школе, а потом и в высшей партшколе и не знать об этом не мог.
Потому при оценке православной церкви стоит больше доверять Льву Толстому, а не П.Симоненко. Великий писатель в свое время писал: “Православная церковь? Я теперь с этим словом не могу уже соединить никакого другого понятия, как несколько нестриженых людей, очень самоуверенных, заблудших и малообразованных, в шелку и бархате с панагиями бриллиантовыми, называемых архиереями и митрополитами, и тысячи других нестриженых людей, находящихся в самой дикой, рабской покорности у этих десятков, занятых тем, чтобы под видом совершения каких-то таинств обманывать и обирать народ” (Л.Толстой, ПСС, т.23, с.296).
Православная церковь, естественно, платила писателю отлучением от своего лона, хулой и гонениями. Так на чью сторону в этом споре должны стать коммунисты сейчас?
Известно критическое отношение к православной церкви А.С.Пушкина. Чего только стоит его “Гаврилиада”. Известно осуждение церковью произведения Радищева “Путешествие из Петербурга в Москву”. Известным фактом является жесткая цензура церковными цензорами “Мертвых душ” Н.Гоголя. В 1866 году духовная цензура наложила арест на “Рефлексы головного мозга” И.Мечникова. Этой цензурой просто были растерзаны сочинения М. Салтыкова-Щедрина и Н.С.Лескова, некоторые книги которого были просто уничтожены. При попытке издания сочинений А.И.Герцена в 1893 году из 4 тысяч страниц цензура вымарала более 3 тысяч. Церковной цензуре подвергались произведения Гл. Успенского, Некрасова, Короленко, Шевченко, Чехова. Об этих и многих других фактах пишет А.П.Богданов в книге “Перо и крест” (М., Изд. Политич. Литературы, 1990), который отмечает, что цензурные архивы были наполнены делами о запрещении сочинений Л.Толстого за “богохульство, глумление, издевательство и кощунство над религией”, “проповедь безнравственности”, “анархизма”, “социализма”, “оскорбление государя-императора”. (С.432-434).
Так кто отстаивал культуру и “человеческие ценности”? П.Симоненко в этом противостоянии предлагает нам стать на сторону православной церкви. Согласны ли с этим члены КПУ?
Особенно гнусно выглядит солидаризация П.Симоненко с поповской оценкой событий Великой Октябрьской социалистической революции.