Можно написать много книг, статей, докладов, прочитать кучу лекций, но настоящий интерес прессы к вам появляется только тогда, когда в дом приходят сотрудники Следственного Комитета. Приходят и копаются «без толку, зазря», а потом журналисты и публика оживленно это обсуждают в сети целый день, как будто нет более интересных и важных событий. Признаюсь, я предпочел бы с теми же журналистами обсуждать пенсионную реформу или попытки правительства ввести новые, на мой взгляд, безумные правила оплаты бюджетников, но это вызывает куда меньше интереса, чем вопрос о том, что унесли сотрудники СК. Надо сказать, что итоги обыска оказались весьма скромными. Забрали значок леворадикальной коалиции «РОТ-Фронт», возможно, спутав его с «Левым Фронтом» Сергея Удальцова, несколько листовок из моей коллекции и какие-то счета из банкомата. Вот и вся добыча.

Интерес Следственного комитета к моей персоне был вызван, очевидно, показаниями Леонида Развозжаева, похищенного в Киеве несколькими неделями раньше. Что конкретно он подписал, остается загадкой, но как раз в тот день, когда следователи копались у меня в квартире, Развозджаев заявил на суде, что показания против меня у него «выбили».

О том, что к этим показаниям невозможно относиться серьезно, догадывались и сами следователи. Перед моим отъездом в Берлин они уже успели допросить меня. Это был хороший повод для того, чтобы записать в протокол мою оценку действий полиции во время конфронтации с демонстрантами на Болотной площади 6 мая. Дело не только в том, что оцепление, перегородившее согласованный маршрут шествия, провоцировала конфликт, но и в том, что вели себя стражи порядка как группа футбольных фанатов, вышедших на драку с болельщиками чужой команды. Прыгали на демонстрантов, устраивали свалки, «теряли» своих собственных сотрудников, отставших от группы.

Работа Следственного комитета тоже не произвела впечатление выдающегося профессионализма. Кто же проводит обыск через неделю после вызова свидетеля? А главное, если им нужен был мой компьютер, то неужели не знали, что люди ноутбуки возят с собой? Я же ясно сказал во время допроса, что меня не будет в городе с 3-го по 7-е ноября. Но группа, отвечающая за обыски, явно не имела контакта с сотрудниками собственного ведомства, отвечающими за допросы. Каждая часть структуры работала по своему графику, выполняя серию формальных действий, не задумываясь ни об их смысле, ни об их содержании.

По сравнению с тем, как меня обыскивали и допрашивали в советские времена всё выглядит просто пародией. Сотрудники «компетентных органов» стали более вежливыми, но явно менее компетентными.

Общая логика "болотного дела" вполне соответствует тому, что мы знаем из романов Франца Кафки: одно событие вытекает из другого не потому, что кто-то преследует какую-то ясную цель или видит в происходящем какой-то смысл, а просто так, потому что раз начавшись процесс уже не может остановиться.

О запугивании оппозиции или общества как цели следственных действий могут говорить лишь те, кто изнчально сами запуганы. В том-то и дело, что ни цели, ни смысла нет.

Наше полицейское государство является такой же точно симуляцией, как и современная отечественная демократия. Ни то, ни другое не существует всерьез. И расследование политических дел ведется не более основательно, чем подготовка к свободным выборам. Полицейская машина работает сама собой, в значительной мере — на холостом ходу, как и большинство других подразделений разросшейся за прошедшие годы бюрократии. Говорить про «новый 1937 год», как это делают сегодня многие либеральные публицисты, просто стыдно. Подобные сравнения оскорбляют память миллионов жертв политических репрессий.

Однако тот факт, что репрессии не являются ни массовыми, ни эффективными, ничуть не облегчает жизнь тем, кто случайно попал под колеса полицейской машины. Бессмысленность процесса не делает его менее беспощадным.

Источник