Как-то раз решили мы с подругой пойти в лес по грибы. Зная, что на выходные грибников в лесу больше, чем грибов, пошли в понедельник. И прогадали. Грибников - не меньше, ведь безработных - тьма, а кушать хочется всем! Но после выходных вместо грибов одни обрубочки из-под опавших листьев выглядывают. Начали мы вглубь леса идти, чтоб хоть не с пустыми руками домой возвращаться, но грибов все нет и нет… А вот бледных поганок и мухоморов - море - целыми семействами на полянах растут, манят своим изобилием и нарядным видом неискушенных и легкомысленных искателей. Да только люди эти полянки стороной обходят. Не растут на них съедобные грибы. А даже если какой и вырастет, то брать его опасно, потому что может быть он отравлен ядом смертоносных грибниц.
Бродили мы по лесу уже часа два, но грибного почина все еще не было. Вдруг навстречу - старик:
- Дівчата, подивіться, що я набрав, а то я у грибах не дуже понімаю.
Как открыл он перед нами свою сумку, так мы и остолбенели. Она была заполнена бледными поганками. Немая сцена длилась около минуты, и я вдруг сорвалась на крик:
- Дедуля, Вы, что с ума сошли?!? Сейчас же выкиньте их!!! Это же бледные поганки!!! Это СМЕР-ТЕЛЬ-НО!!! От них нет спасения!!!
Он посмотрел на меня по-стариковски безмятежным взглядом - ни тени тревоги не было в его глазах:
- Ну, і Бог з ним. Що з голоду, що так… Я б може їх і не брав, але ж інших нема…
"Нема інших" - "железная" логика изголодавшегося человека. Сколько их, тех, которые отравились потому, что "інших не було"? Я не знаю, да и никто, думаю, не знает…
Уговорили мы все-таки деда выбросить эти бледные чудовища. Взяли его с собой. Лес большой, - авось, и найдем что-то. Правда, выбрасывал он свою смерть неохотно, словно от сердца отрывал. И пошел за нами с таким видом, будто не хотел идти вовсе, а просто покорился более сильной воле, которая только что отняла у него почти уже готовый ужин, пообещав взамен какой-то иллюзорный, которого может и не быть.
Но лес все-таки подарил нам немного от щедрот своих… Кажущаяся еще полчаса назад иллюзорной возможность превратилась в реальную. Однако, на настроение старика это никоим образом не повлияло. Он брел, подбирая то, что ему подавала природа, и тяжело вздыхал:
- Яке страшне зараз життя, яке страшне… Мре наш народ, мре…
Я с жаром возражала, что в нашей власти изменить сложившуюся ситуацию, что именно потому, что наш народ, вымирая, безропотно терпит все издевательства горстки сбесившихся от жира негодяев, жизнь представляется ему черной от безысходности дырой, что стоит только перестать плакать, сетовать и подняться с колен, как для него откроются новые перспективы свободы и возрождения. Но в ответ старик лишь отрицательно качал головой и повторял:
- Нічого вже не буде… Нічого вже не буде…
У этого человека уже не было сил противостоять действительности. Сломленный капитализмом, он просто уже не мог думать о лучшем, и потому не хотел даже предполагать его. Вскоре он незаметно отстал и тихо скрылся из вида. Может, для того, чтобы снова набрать в кошелку несколько пригоршней смерти?..
И после его исчезновения мне представилось, что все огромные, средние и мелкие капиталисты, как и обслуживающие их интересы политиканы, - это бледные поганки, которые ест наш народ, потому что "інших нема", и потом, умирая, причитает, что "нічого вже не буде".
Доколе??? |