В его представлении, таким образом, университет – это нечто вроде магнитофона или репродуктора, в который предварительно авторитетными людьми были загружены знания, после чего оставалось только нажать кнопку, и знания потекут рекой к студенчеству, значительная часть которого будет готова платить за это деньги. Ситуация стала забавной, когда чиновник в ответ получил гневную (и справедливую) отповедь от одного из присутствующих в зале, после чего заявил, что ему нужно срочно улетать в Казань.

Действительно, концепция “трансляции знаний” не выдерживает никакой критики, тем более в современном мире, где “вечные ценности культуры” легко доступны всем желающим в интернете. Академия в рамкой этой концепции превращается в чисто административную практику, которая сводится к тому, чтобы навязать “вечные ценности” через серию бюрократических барьеров-экзаменов, которые насильно заставят студентов обратиться к “ценностям”, которые без такой административной поддержки превращаются в бессмысленный хлам.

В повседневной практике преподавания это выливается в то, что значительная часть учебных курсов существует лишь потому, что было принято то или иное административное решение, и смысл занятий остается для студентов эзотерическим. Самые сообразительные нонконформисты догадываются, что это всего лишь игра – преподаватели делают вид, что они строго преподают свою дисциплину, а студенты делают вид, что они прилежно решают задачки. Этот принцип обоюдной симуляции (“мы понимаем, что вы понимаете, что мы всего лишь делаем вид, что учимся…”) является сегодня базовым принципом организации образовательного процесса в России. Я склонен считать, что существенная часть ответственности за эту ситуацию лежит именно на преподавателях, который считают, что достаточно “транслировать знания”, не разъясняя смысла организации “трансляции”, для чего у них зачастую просто не хватает времени. В российской академии, выползшей из тотальной нищеты последних десятилетий, бал правят “горловые часы”, т.е. время, проведенное преподавателем в аудитории, и оплаченное предельно низко. Горловых часов должно быть много, чтобы вы имели возможность сводить концы с концами.

Так вот, размышляя о природе этого спора между “трансляторами” и “антитрансляторами”, я прихожу к выводу, что хорошее высшее образование устроено (или должно быть устроено) достаточно просто. Конечно, речь не идет о “получении знаний” – это совершенно бессмысленная концепция, особенно если пользоваться метафорой “трансляции”. Знаний, повторюсь, вокруг бесчисленное количество – их можно просто приходить и брать, не более того. Сводить функцию университета к административной дубине, гонящей неразумных “детей” к знаниям, – это невероятная глупость. Один из выводов, которые следуют отсюда, состоит в том, что специализация студентов в университете имеет мало отношения к реальности, за исключением отдельных ремесленных случаев вроде медицинских академий, корпорации юристов и цирковых училищ. Для большинства современных профессий такие вопросы как “кем могут работать культурологи/политологи/философы и т.п.” не имеют никакого значения. Слишком серьезное отношение к собственной специализации в университете характерно для людей, которые еще не сталкивались всерьез с организацией современного общества. В этом мире больше нет нет того набора знаний, которому можно научить за 5 или 6 лет, и которым затем можно пользоваться всю жизнь. Зачем же тогда нужно образование?

Некоторые утверждают, что оно потеряло свое значение. Стив Джобс и другие герои цифрового мира не тратили время на диплом, а занимались делом. Некий миллионер в Калифорнии субсидирует молодых бизнесменов, отказавшихся ради своего дела от учебы в университете. Подобных примеров достаточно много. Но я придерживаюсь другого мнения. Правильное образование сегодня – это наиболее корректный способ научиться выживать в современном мире.

По сути, все сводится к двум составляющим. Во-первых, студент получает социальный опыт, который трудно организовать за стенами университета. Социальный опыт – это контакты с товарищами по группе и курсу, в том числе приехавшими из других городов и стран, общение со студентами с других курсов и других специальностей, огромное число новых преподавателей, приглашенных лекторов, различных внеакадемических видов активности вроде дискуссионных клубов или музыкальных коллективов. Умение обрабатывать все эти контакты в относительно неагрессивной и свободной среде, где отсутствует игра на выживание, оценивать пользу от новых знакомств, предлагать людям какие-то начинания и идеи, – это то, чем затем можно пользоваться всю жизнь. И это то, чем люди действительно пользуются. В отличие от “оттранслированных знаний”.

Во-вторых, образование – это навык решения новых интеллектуальных проблем, с которыми человек никогда прежде не сталкивался. Очень важно иметь курсы и преподавателей, ставящих разные задачи и предлагающие разные стили и способы их решения. Привычка “осваивать курсы” накануне экзаменов в действительности очень полезна, работа на пределе интеллектуальных возможностей – это то, чем хороший университет обязан обеспечить своих слушателей на протяжении всего времени обучения. Именно за это стоит платить деньги.

Хорошее образование возникает, когда новый социальный опыт начинает систематически накладываться на новые интеллектуальные проблемы, то есть когда человек учится взаимодействовать с другими людьми в ходе решения новых задач, требующих серьезных интеллектуальных усилий. Чем более интенсивно такое наложение, – тем выше качество образования, тем сильнее социальные связи, возникающие в его ходе, и тем выше способности человека в дальнейшем шагнуть во “взрослую жизнь”.

Источник