| Начну с довольно длинной цитаты из Симоны де Бовуар. "Женщине, рожавшей детей, была неведома гордость созидания, она чувствовала себя пассивной игрушкой темных сил, а болезненные роды были событием бесполезным, а то и досадным, Позже ребенок стал цениться выше. Но в любом случае рожать и кормить - это не деятельность, это естественные функции, i них нет никакого проекта; и поэтому женщина не видит в этом повода для высокомерного утверждения своего существования; она пассивно претерпевает свою биологическую судьбу. Домашняя работа, которой она вынуждена посвятить себя, поскольку только это совместимо с обязанностями материнства, замыкает ее в круге повторяемости и имманентности; эта работа повторяется изо дня в день в той же форме и переходит почти без изменений из века в век; женщина не производит ничего нового. Случай мужчины принципиально иной; добыча пропитания для коллектива представляет для него не просто жизненный процесс, как для рабочих пчел, но серию актов, трансцендирующих его животное состояние, Hom faber^ испокон веку изобретатель: уже палка и дубина, которыми он вооружает руку, чтобы сбивать с дерева плоды и убивать животных, являются инструментами, расширяющими возможности для освоения мира; мало того что он приносит в дом рыбу, выловленную из морской пучины, - прежде ему нужно покорить водную стихию, выдолбив пирогу; в ходе присвоения богатств мира он присваивает и сам мир. В этом действии он испытывает себя на власть; он полагает цели и проектирует к ним пути - он реализуется как человек существующий. Чтобы поддерживать жизнь, он созидает ее; он выходит за рамки настоящего и открывает будущее. Поэтому рыболовецкие и охотничьи походы приобретают характер священнодействия. В честь их успешного завершения устраиваются триумфальные празднества; в них человек осознает свою человечность. Эту гордость он проявляет и сегодня, построив плотину, небоскреб, атомный реактор. Он трудился не только над сохранением данного мира - в труде он раздвигал его границы и закладывал основы для нового будущего, Есть в его деятельности и другой аспект, который внушает к ней наивысшее уважение, - эта деятельность зачастую опасна. Если бы кровь была всего лишь продуктом питания, она ценилась бы не выше молока; но охотник - не мясник, в борьбе с дикими животными он подвергается опасности. Чтобы поднять престиж своего племени и рода, воин рискует жизнью. И таким образом блестяще доказывает, что жизнь не является для человека высшей ценностью, а должна служить целям более значительным, чем она сама. Худшее проклятие, тяготеющее над женщиной, - это ее неучастие в военных походах; человек возвышается над животным не тем, что дает жизнь, а тем, что рискует жизнью; поэтому человечество отдает предпочтение не рождающему полу, а полу убивающему. И в этом ключ к разгадке всей тайны. На уровне биологии вид может поддерживать себя, лишь заново себя создавая; но это созидание - не что иное, как повторение той же самой Жизни в различных формах. Человек обеспечивает повторение Жизни, трансцендируя Жизнь посредством своего Существования, Экзистенции; превосходя самого себя, он создает ценности, которые полностью обесценивают простое повторение. У животных ничем не стесненное разнообразие деятельности самца оказывается совершенно напрасным, потому что у самца нет никакого проекта; когда он не служит виду, все его действия ничего не стоят; самец же человека, служа роду, преображает мир, создает новые инструменты, изобретает и кует будущее. Утверждая себя как полновластного господина, он встречает участие и в самой женщине - ведь она тоже существует, ей тоже свойственна трансцендентность, и проект ее не в повторении раз и навсегда данного, а в выходе за пределы своего "я" к другому будущему; в глубине души она согласна с мужскими притязаниями. Она присоединяется к мужчинам во время праздников, устраиваемых в честь мужских успехов и побед. Ее несчастье в том, что она биологически обречена повторять Жизнь, тогда как и в ее глазах Жизнь не несет в себе своего обоснования, а обоснование это важнее самой жизни. ... женщина признает ценности, конкретно достигаемые мужчинами, и тоже на них нацелена; именно мужчина открывает будущее, к которому трансцендирует и она; по правде говоря, женщины никогда не противопоставляли мужским ценностям женские - это разделение придумали мужчины, желая поддержать мужские прерогативы; они решили создать женский удел - порядок и определенный уклад жизни, законы имманентности - для того только, чтобы заключить в нем женщину; но существующий ищет оправдания своему существованию в своей трансценденции поверх каких бы то ни было половых различий - и доказательством тому служит само подчинение женщин. Их требования на сегодняшний день как раз и заключаются в том, чтобы быть признанными существующими наравне с мужчинами и не подчинять свое существование - жизни, а человека в себе - одной животной сущности". В этом принципиальная философская революция, которая резко отделила советскую женщину - от женщины традиционной, и это произошло на самом деле. Это произошло и на Западе, но значительно позже и также под влиянием как феминистических, так и социалистических идей. Женщина вышла за пределы "женского мира" и стала жить человеческими - не мужскими, а именно человеческими ценностями. Это, собственно, было заложено с самого начала в революционном движении; в особенности именно в русском; женщина-революционерка была товарищем, она рисковала собой, отдавала жизнь, изменяла мир - точно так же, как мужчина. Это было условием; это было частью общего революционного движения; это было само собой разумеющимся. Советское общество было построено на двух Мифах - Войны и Революции. (здесь Мифы - это произведения коллективного бессознательного; это не означает, что этого не было на самом деле; но речь идет не о реальности, а именно о ее отражении в коллективном бессознательном). В обоих этих мифах женщина играет ту же роль, что и мужчина - человеческую роль. В самом деле и раньше, например, в христианстве было множество женщин-мучениц, выходивших за пределы имманентности и отдававших жизнь за высшие идеалы. Но однако само христианство признавало лишь заслуги каждой отдельной такой мученицы - но не женщин в целом; женскому полу предписывалось все равно "женское предназначение" и особая женская роль, сводившаяся к обслуживанию мужчин по большому счету - апостолов, учителей, истинных мучеников, философов, чудотворцев. Женщина может обмывать раны Христа - но не ее экзистенциальная задача получать такие раны самой. Мученицы и героини вроде Жанны Д'Арк в этой парадигме выглядели красивыми исключениями, подтверждающими правило. В этом отличие реальности от мифа. Реальность христианства давала женщине возможность выйти за пределы биологии; миф - не давал. Советский же миф позволил женщине действительно осуществить эту трансцендентность, выход за пределы биологического. Ни у кого в наше время не оставалось сомнений, что женщина в этом не отличается от мужчины. Женщина может быть летчицей, партизанкой, снайпером, она может - не как исключение, а именно как правило - жертвовать жизнью; она действительно, в самой глубинной сущности равна мужчине. Она может и выполнять любые мужские задачи в профессиональной области. (Очевидно, поэтому, когда у нас начался всеобщий регресс и заговорили о "женском мире", особенно меня убивали утверждения... что женщина не может быть летчицей. Казалось бы, почему? Я сама на это не претендовала никогда, у меня нет в роду женщин-летчиц и даже знакомых нет. Но вот именно это почему-то особенно убивало. Я помню рассуждения какой-то дамы, что она, дескать, не может быть спокойной, если ее наверху охраняет пилот-истребитель, у которого менструация. Но ведь летали наши женщины и на реактивных самолетах, и в Космос летали, и никому из них менструация - и даже беременность, хотя это, конечно, перебор - не мешали. А саднило у меня именно то, что отбирают трансцендентность, отбирают крылья, отбирают человеческую способность рискнуть собой ради высшего, активно бороться против стихии). Но в моем детстве все были убеждены, что вот этой разницы между "мужским" и "женским" миром НЕТ. Каждая девочка знала, что она, в принципе, может все - полететь в космос, ходить в экспедиции, заниматься наукой или искусством. Защищать Родину в случае надобности. Никакой физиологической обусловленности в жизни девочки и девушки не было; не было той зацикленности на менструации, о которой со вкусом писали разные авторы; на физиологических изменениях; постоянного прислушивания к себе, постоянных "женских недомоганий", о которых любят упоминать писатели XIX столетия. Нет времени слишком много думать о менструации, когда в четверти назревает тройка по алгебре, скоро соревнования по метанию ядра и вот бы сдать на третий взрослый, в пионерском отряде решается вопрос о смене председателя, и надо организовать шефство над первоклассниками. А в 15-17 лет уже надо принять сложнейшее решение о выборе профессии, готовиться к поступлению куда-то. Какая там еще менструация, какие таинственные пробуждения неведомой женственности? То, что де Бовуар пишет о спортсменках, относилось ко всем советским женщинам, или к большинству - физиология перестала над ними довлеть, "чисто женское" потеряло сколько-нибудь серьезное значение. В самом деле, надо отдать должное социализму и коммунистическому движению. Критикуя феминизм, однако, это движение сразу же и реально дало женщинам все то, чего феминизм в буржуазных странах добивался еще десятилетия, и даже более того. Это: - абсолютное равенство в области гражданского права, избирательное право. - образование любого уровня без какого-либо учета половых признаков; на равных (помню, в "Докторе Патче" меня очень поразило, что в 60е годы в Америке студентка-медик говорит "мне очень трудно учиться, ведь у нас на курсе 90 мужчин и всего две женщины!"); исключением, правда, все же являлись военные и некоторые другие "мужские" специальности. - право на труд опять-таки лишь с небольшими исключениями, и то лишь связанными с "вредностью" для женского здоровья. - то, что С.де Бовуар называет "свободным материнством" - право женщины рожать столько детей и тогда, когда она этого захочет. Речь идет о полном отсутствии правовой разницы между детьми, рожденными в семье - и вне ее; об отсутствии понятия незаконнорожденности; о праве на аборт (которое, впрочем, в 1936 году было отнято сталинским законодательством). Таким образом, одним решительным ударом революция выполнила разом все требования первой волны феминизма. Не решив, однако, следующих за этим, более тонких и глубоких проблем. Не надо думать, что коммунисты не понимали этого, и строить теории о том, что "равенство по закону есть, а все остальное чепуха, придуманная феминистками". Коммунисты всегда понимали, что это вовсе не чепуха. Вот, например, некоторые из тезисов, подготовленных к конгрессу Коминтерна: "Предпринять самую энергичную, интенсивную просветительную деятельность среди пролетарок, бедных крестьянок и всех самостоятельно зарабатывающих и трудящихся женщин, с целью разъяснить им, что новый свободный и совершенный коммунистический социальный строй, назревающий в борьбе со всеми силами гибнущего старого буржуазного мира и призванный к разрешению и преодоление новых трудных проблем, -- должен быть в значительной степени также делом их рук, плодом классовой сознательности, несокрушимой воли и самоотверженной деятельности каждой из них Стремиться вовлечь традиционное домашнее хозяйство семьи (наиболее отсталой, уродливой и карликовой из форм ремесленно-цехового быта) в сферу коллективизма, и превратить домашнюю хозяйку из рабыни маленького индивидуального хозяйства в свободную тружениц в крупном общественном хозяйстве. Стремиться к созданию образцовых общественных учреждений, к которым перешли бы хозяйственные задачи, лежавшие до сих пор на женщине в прежней семье; эти учреждения должны облегчить женщинам их материнские обязанности, дополнять и усовершенствовать их В странах докапиталистического уровня развития: . Бороться за искоренение бытовых предрассудков, обычаев, религиозных и правовых установлении, низводящих женщину до роли домашней рабыни, работающей на мужа и служащей для его наслаждения; борьба эта предполагает не только просвещение женщин, но и мужчин. Добиваться полного уравнения в правах женщины с мужчиною в воспитании, в семье и в общественной жизни. Таким образом, проблемы как гендерных стереотипов, так и пресловутого репродуктивного труда в целом коммунистам были понятны, хотя и не проработаны, как это следовало сделать. Но решены эти проблемы в СССР не были. Таким образом, получилась следующая ситуация: курам разрешили летать, перестали подрезать крылья, но вот разобрать крышу курятника - забыли. Надо опять же сказать, что и в этой области определенные достижения все-таки были. Обеспечение детскими учреждениями началось уже на заре советской власти; в наше время оно достигло такого уровня, как нигде в капиталистическом мире. Но если брать советские учреждения для детей, то на ранний возраст они были рассчитаны плохо. Дети болели - и из-за скученности, и из-за, признаем честно, не слишком хорошего ухода. Опять же - и это достижение социализма - мать могла брать больничный по уходу практически неограниченно; но ведь ребенка-то жалко; кто мог - старались не отдавать в ясли, отдавали бабушкам, как-то крутились до трех лет. Да и с садиком - ребенка надо с утра поднять, умыть, одеть, увести в садик; вечером забрать, накормить, пообщаться, умыть, уложить. Его надо обстирать, сводить к врачу, искупать, постричь, за ним надо убрать. Садик облегчал положение матери - но не снимал проблемы "второго рабочего дня". Садик по сути только позволял женщине ходить на работу - и все. Отдыха после работы он не обеспечивал. Были эксперименты с пятидневкой; но в итоге как-то выяснилось, что не очень этот режим подходит для маленьких детей; развивается депривация. Может быть, дело в слишком длительном отрыве от семьи - а может быть, в качестве ухода и воспитания в садике. Факт тот, что никто особенно не занимался этими исследованиями и не пытался решить эту проблему. Не факт, что ее нельзя было решить вообще. Можно было изменить условия в детских садах, например. Уменьшить группы, увеличить квалификацию воспитателей. Но ничего этого не делалось. Положение с репродуктивным трудом было катастрофическим - бесплатный и неуважаемый, он полностью лег на плечи женщин; и никто даже и не думал менять это положение. Даже и не заикался. А зачем? Подумаешь, какие мелочи. Если бабы сами берутся решать свои проблемы - то и не надо им мешать. ЭТо же их счастье - детей растить, борщи варить. Вот и пусть наслаждаются. Бабы и решали свои проблемы, как всегда, сами. Эта система тикала надежно, как часы. От матери к дочери. Это позволяет сторонникам патриархата победно заявлять: да ведь женщины сами виноваты, они сами этого хотят! Мужчине же ничего не надо, вон зайдите в мужское общежитие, там посуду моют перед едой, а не после... Это, дорогие товарищи, вранье. Да, если мужчина живет без женщины - ему действительно "ничего не надо", кроме самого необходимого. Вот если женщина живет без мужчины и позволяет себе загадить свой дом - то она может и не рассчитывать на то, что мужчины ею заинтересуются. И вообще ей будет перманентно стыдно кого-то к себе пригласить - что подумают, ведь она женщина! А холостяк с загаженной квартирой - это даже трогательно, как же он, бедняжка, без заботливой женской руки? Но вот если мужчина живет с женщиной - ему практически всегда сразу становится многое нужно! Он ждет от женщины сытного ужина после работы; чистой квартиры. Это как минимум. В доме должен быть уют. И женщина с самого начала это знает. Даже самый нетребовательный мужчина - знает она - в случае какого-то конфликта, ссоры - обязательно предъявит ей и поставит в счет - вот и картошку-то не могла пожарить, когда я с работы усталый пришел; и дом не убирала, и готовить ты не умеешь. Впрочем, в большинстве семей такие требования начинались сразу - намеками, сравнениями с тем, как готовит мама и т.д. Поэтому если мама готовила дочь к такой жизни - она делала это не от женской зловредности и не из мести, а потому что хотела, чтобы жизнь у дочери сложилась. Потому что если она дочь не подготовит - мужу это не понравится. А ведь хочется, чтобы доченька была не брошенной разведенкой, а имела нормальную семейную жизнь. Мужья бывали разные. Один знакомый дед, по рассказам, женившись в 50-е годы, убедился, что его жена не умеет готовить, взял ее за руку и отвел обратно к родителям. Они потом слезно умоляли принять девушку обратно. В интеллигентных семьях, конечно, ситуация была куда более мягкой. В фильме "9 дней одного года" женщина-физик, извиняясь, объясняет возлюбленному, что вот не умеет она кашу варить, не научилась, физикой занималась (как физик она, разумеется, тоже неполноценна; так что играет исключительно роль музы для настоящих героев-мужчин). Если сохранятся старые семейные отношения, коммунистическое движение обречено, писали в 20е годы. Но так и произошло. Старые семейные отношения сохранились - и никто не собирался их разрушать; наоборот, их все время укрепляли. Все усложнялись условия развода; на разведенных и матерей-одиночек смотрели косо; государственная пропаганда превозносила "женщину-мать". Экономически это объяснимо: государство получало новых граждан с минимальными затратами; масса работы выполнялась добровольно и бесплатно. Патриархальная идеология выгодна; она в случае СССР вступала в конфликт с изначальной революционной идеологией - и получалась неудобоваримая каша. Для женщины это означало практически непосильную нагрузку. В "Белом солнце пустыни" Гюльчатай с удивлением спрашивает: "Как же это - только одна жена? И детей растить, и стирать, и мужа любить - все одна?" Советские женщины хохотали. Бедная Гюльчатай не знала, что этой одной еще придется ходить каждый день, в точности, как мужу, на работу! Справлялись, перекидывая часть забот на старшее и на младшее поколение, общинным способом - помогала бабушка, дочерей начинали нагружать с подросткового возраста. Помогали, конечно, и мужчины, если удастся их организовать. Но ответственность за все несла Хозяйка Дома. Рождению девочки мать в СССР всегда радовалась. Девочка разделит ее заботы, ее сложную жизнь, девочка будет ее понимать, мальчик вылетит из гнезда, "смелым орленком на ясные зори" - или, грубее, "уйдет к чужой тетке", а девочка на всю жизнь мамина. Окружающие поздравляли стандартно: "родилась мамина помощница". Лежа в пеленках, девочка начинала понемногу узнавать о том, что она - не просто так человек, а Мамина Помощница, что этого от нее ждут, и в этом заключается ее дальнейший долг. Дальше развитие девочки зависело от конкретной семьи, от круга общения, от отношений со своей мамой и семьей. В целом девочку раздирали два противоположных полюса. Тот самый, революционный: ты человек со всей трансцендентностью, ты должна быть такой, как Гуля Королева, Лиза Чайкина или Валентина Терешкова, ты можешь стать профессором, архитектором, врачом, ученым, писательницей, и тебе надо к этому готовиться... И домашний: тебе предстоит создать семью, иметь детей, ведь женщина без детей несчастна; это внушалось, это все знали совершенно твердо; не родить нельзя; ни в коем случае нельзя не родить; женщина без детей - это несостоявшееся никакое существо, она сходит с ума, у нее портится характер, она неполноценна. Хотя бы одного ребенка! Даже мать-одиночку могли легко понять, если ей уже за 30 ("ведь нельзя же не родить хотя бы для себя!") Этот мем твердили и женщины, и мужчины, и на уровне прессы и государственного искусства он повторялся то и дело. На втором месте - счастливое замужество. Не родить нельзя, это просто ужос-ужос; но и родить без мужа, и развестись - тоже плохо; нужен нормальный муж. А чтобы иметь нормального мужа, надо подготовиться к своей женской деятельности, ведь не будет же Нормальный Муж терпеть неумеху, неряху, лентяйку? Плюс к этому - семья мужа, свекровь, оценивающая бдительным оком - не обижают ли ее родного мальчика, вкусно ли кормят, не ходит ли он неухоженный, с незаштопанной дырой в свитере? Ничего подобного не испытывал мальчик. Он всегда был просто человеком. Его могли заставлять помогать по дому - но относились чаще всего снисходительно: ну мальчик, что с него взять. У него не было такого Священного Долга. Правда, существовал и Мужской Труд - то есть требовалось забивать гвозди, вешать лампочки, двигать шкафы, ну а если муж еще умеет чинить мебель - это большой бонус в семейной жизни! Однако во-первых, этот труд не был ежедневным, такие услуги требовались от мужчины лишь изредка. Во-вторых, и не умеющий все это делать мужчина мог тем не менее сохранять шарм своей мужественности - ну не умеет он руками, так зато умный; зато у него должность, зарплата; зато он гениальный, зато непьющий и спокойный. Заметим, это закреплялось не только на семейном, но и на государственном уровне: девочек в школе учили семейному обслуживающему труду, домоводству - мальчиков разным видам ремесла. Эти две тенденции, разумеется, были выражены у всех по-разному. В семье интеллигентов во втором поколении с дочкой - единственным ребенком, с родственниками-горожанами, имеющими образование не ниже аспирантуры - само собой разумеется, мог никто и не париться "как же так, девочка не умеет вязать"; зато девочку учили английскому, заваливали книгами, умными беседами и готовили к поступлению в крутой вуз. Девочка-бунтарь по характеру, к тому же не любящая ручной труд, могла плевать с высокого дерева на все требования окружающих, не думать ни о какой там семье, вести мальчишечий образ жизни и мечтать стать летчицей. Во многих же семьях девочки-мамины помощницы в основном и главном были нацелены на домашнюю жизнь; особенно если в школе учились плоховато, не хватало способностей. Вот они могли трепетно переживать приход женственности; они интересовались косметикой, обшивали и обвязывали себя сами, мечтали о детях и семье. В фильме про школу такая девочка озвучивает главную жизненную мечту: "у меня будут четверо детей: два мальчика и две девочки. Вы спросите про работу - но разве у матерей мало работы?" Да, работа таким девочкам представлялась необходимой каторгой, ее выбирали по принципу "чтобы не мешало семье". Большинство девочек металось между этими полюсами и выбирало что-то среднее. Так в общем и настраивали - чтобы и интересная работа, и хорошая семья. Жизнь считалась удачной, состоявшейся при наличии обоих этих компонентов; хотя семья для окружающих представлялась важнее, каких бы высот ни достигла женщина в профессии. В отношении мальчиков и мужчин такого давления не было. Если девушка в 20 лет уже лихорадочно стремилась выйти замуж, в 25 считалась едва ли не перестарком - то для юноши ранний брак рассматривали неодобрительно, скорее, как катастрофу. Лишь после 30 близкие могли начать беспокоиться - мол, не пора ли подумать о личном? Но и это беспокойство не было слишком обременительным. Все-таки мужчина может состояться и без детей! Не было же детей у Маяковского, Ленина - и ничего. Таким было всеобщее убеждение. Таким образом, неизбежно формировался - опять - тот самый "женский мир". Специфически мужского мира больше не было (хотя и он постепенно тоже начинал формироваться, но об этом дальше)- а вот специфически женский рос и расцветал; он где-то уменьшался с переходом к гороскому образу жизни, а где-то лишь увеличивался. Еще раз повторим - существование "женского мира" не вина и не "заслуга" самих женщин, хотя по факту они создают его сами. Однако они создают его для того, чтобы обслужить потребности мужчин. Мужчины, может быть, рады были бы обойтись без этого специфического мира, им бы хватило всего одной обслуживающей женщины - мамы, потом жены; но создание его неизбежно, так же как в коллективах рабов или зеков складываются свои традиции и обычаи, так же всегда они были у женщин. Этот мир давил страшно. В многоязычных уголках нашей необъятной Родины можно было наблюдать самые разнообразные картины патриархальной жизни. Если в городах она была в значительной степени ослаблена, то вот, например, о чем рассказывают женщины, выросшие в деревнях российских немцев, в среде баптистов. Время - 60-70е годы ХХ века. В деревне еженедельно, поочередно в каждом доме проводятся молельные собрания. Перед собранием в дом входит "комиссия" из заслуженных бабушек и пройдя по спальням, придирчиво оценивает качество уборки и уюта - белым платком проводят по плинтусам, по кроватным рамам; не дай Бог где-то найдется пыль - такая хозяйка будет ославлена на всю деревню; это страшный позор; в деревне все знают друг друга, ей глаз будет не поднять. Полное социальное отторжение. Что такое живя в деревне, имея скотину, огород - и ведь работу тоже, работу за деньги на государство не забываем - поддерживать стерильно чистое состояние кроватных рам и плинтусов? Однако же заставляли. И пусть не обманывает то, что заставляли "тоже женщины" - заставляли-то ведь во имя обслуживания мужчины, семьи; на рабовладельческих плантациях кнутами размахивали такие же рабы, не хозяину же ручки марать. Главное - поставить систему, чтобы все само работало. Впрочем, конкретно в этой среде и мужские нравы были весьма суровы, и требовательность к хозяйственности жены - запредельная. Переезжая в город, крестьяне во втором поколении сохраняли всю ту же хозяйственность. Как мужскую, так и женскую - только женская требовала, тем более, в городе, куда больших затрат времени. Закатка солений, варений не на зиму, как у всех - а лет на пять вперед. Ну и естественно, дачи. Хозяйственности требовали, конечно, и реальные, увы, не лучшие условия снабжения - свои фрукты-овощи были совершенно не лишними. Однако доходило и до совершенной дикости. Так, в знакомой мне семье еженедельно проводили генеральную уборку. У мужчин во время этой уборки были свои обязанности. Например, на диване лежало покрывало, по краю прибитое мелкими гвоздиками, их были десятки. Так вот, раз в месяц отец аккуратно вытаскивал все эти гвоздики. Мать стирала покрывало. Потом оно теми же гвоздиками так же аккуратно прибивалось обратно. В этой же семье, едва дочь садилась почитать книжку, бабушка сурово окрикивала ее: "расселась, принцесса, дела нет, что ли, дома?" Книжки поэтому маскировались под учебники - делание уроков допускалось. Нет нужды упоминать, что сыну не возбранялось читать, экспериментировать и просто бездельничать. (кстати, я называю такие обычаи дикостью, но в этой семье наоборот, сочли бы дикостью то, что покрывало на диван не прибивается, стирается вообще редко; что дома нет стерильной чистоты, а Хозяйка - о ужас! - вместо того, чтобы истово натирать сковородки, позволяет себе сидеть за каким-то там компьютером, что-то там читать и Боже мой, даже писать! Действительно, дикость). Что касается любителей рассуждать о свободе воли и о том, что "женщине все можно, она сама ХОЧЕТ так жить", я уж не знаю, как они себе представляют девочку из такой семьи, и куда она денется с подводной лодки, и какой мощной силой духа надо обладать... да нет, даже с силой духа ничего не получится - если бы она попала в такую среду хотя бы лет в 10, а ведь ее с пеленок так воспитывали. Какая сила духа у двухлетнего ребенка, о чем вы? Ломают и приучают к мысли о неизбежности "женского мира" уже в этом возрасте. Повторяю, БЫЛИ женщины, которым удавалось этого мира избежать; по закону такая возможность существовала; это был всего лишь обычай, с которым никто не боролся. Были такие женщины. Но их было очень мало. Просто по закону вероятности из этой небольшой выборки женщин не могло появиться того же количества талантов и гениев, как из огромной выборки свободных мужчин. Итак, женщина была обречена существовать в "женском мире", в мире пеленок-кастрюль-планирования меню-уборок-стирок-мытья-ухода за домашними. Мало того, этот мир был очень мало благоустроен, он был неудобен, работать в нем было невыносимо тяжело; об этом труде никто не заботился; эволюция стиральных машин сильно отставала от западной, о сложностях доставки продуктов из магазина, очередях - я просто молчу, и так все в курсе. Кроме этого мира, однако, женщина еще и получала образование, ходила на работу и чувствовала себя вполне нормальным человеком, равным мужчине; специалистом, профессионалом, осуществляла трансцендентность, ощущала человеческое достоинство, то есть имела все то, чего в то же время была лишена западная женщина. В результате на работу женщина тащила с собой "женский мир"; в конторе она красила губы, вязала и сплетничала с товарками; в школе она учила детей житейской премудрости, погружая их, как выразилась бы де Бовуар, в имманентность. Женщины очень часто были великолепными специалистами, но вся эта двоякая ситуация их неимоверно тяготила. Они ненавидели либо работу, либо дом, либо чаще всего, то и другое попеременно. Классика жанра - это вопли в присутствии домашних на тему "я вам не рабыня". На экране это смотрится смешно: "Я на вас весь год со сковородкой пахала! А теперь я хочу отдыхать!" Но ведь женщина права. Умный, спокойный, ироничный папа - действительно после работы не пахал со сковородкой, у него оставалось время почитать газету, поиграть с сыном. А она - да, пахала. В итоге она выглядит неуравновешенной злобной истеричкой - а папа спокойным и терпеливым, разве что слегка подшучивающим над выходками жены джентельменом. Если западная женщина и не помышляла о другом варианте, да обычно и не сочетала работу с хозяйством (а если сочетала - то чувствовала себя в этом виноватой, так как это ее свободный выбор), то женщина советская выплескивала вопль из самых глубин своей измученной противоречиями души: Я ВАМ НЕ РАБЫНЯ! Если я свободный, полноценный человек - то почему же я провожу ежедневно многие часы за монотонным скучным неоплачиваемым физическим трудом - а другие нет? В реальных семьях объектом такого выплескивания чаще всего была... дочь. Даже совсем маленькая. С мужчин много не возьмешь, орать на мужа - он ведь и ответить может; да и вообще "не мужское это дело". Если в чем-то помогает - и то спасибо. А вот дочь - таки-да, всегда виновата. Ведь она тоже женщина! В 12 лет она уже обязана брать на себя минимум половину домашних дел. Не берет? Ну так хоть есть повод сорвать на ней злобу. Да и в 8 могла бы уже помогать. И в 6. Заодно и нервы успокоишь, и сеанс воспитания проведешь, пусть лишний раз запомнит, что ей в жизни предстоит, и что она должна делать. В итоге всего этого советские женщины довольно легко пошли на регресс, и многие даже его приветствуют. Трансцендентность, выход за рамки природного, достоинство, всякие там полеты и крылья - все это, знаете, на кусок хлеба не намажешь. А вот что такое двойной рабочий день - известно каждой. На этом фоне бытие домохозяйки кажется раем, доля домохозяйки - сказочной. Известная журналистка в блоге захлебывается восторгом: "они бы с удовольствием сидели дома, вышивали крестиком, писали рассказки, учили языки, воспитывали детей, фотографировали детей и красивую еду, выращивали бы цветы, читали книжки, украшали дом и занимались всеми остальными унижающими женское достоинство вещами". Это далеко от реальной жизни домохозяйки (с надраиванием полов и унитазов, детскими поносами и истериками, неподъемными сумками, скукой ежедневно повторяющегося монотонного сизифова труда), это никак не учитывает возникающей стопроцентной зависимости от мужчины - как его порядочности, его характера, так и его здоровья. Мужчина может такую жену бить, насиловать, издеваться психологически - ей некуда идти, или мужчина может заболеть, стать инвалидом, умереть - она после перерыва в стаже не сможет обеспечивать семью. Наконец, ни на Западе, ни сейчас в РФ большинство семей никогда и не имели возможности жить без женского заработка, хотя бы "подработки". Но легенда о счастливой жизни "только с одним рабочим днем" все равно жива. Главное же, что не учитывают сторонники такой легенды - то, что домохозяйка вовсе не стала бы "учить языки и писать рассказки"; что большинство женщин, занимающихся домашним трудом, несмотря на свободное время, никогда почему-то не предавались таким занятиям. Это только исключительный современный случай женщины, которая, пользуясь достижениями социализма или феминизма, получила хорошее образование, умеет читать и мыслить, и просто хочет бездельничать - иметь много свободного времени, чтобы реализовать себя не на отчуждающей работе за деньги, а дома и в каком-то своем меленьком домашнем творчестве. Реальность же домохозяйки с ее тревогами, страхами, отчужденностью от реального мира,асоциализированностью, мнительностью, поглупением и узким кругозором - эту реальность гораздо точнее описывают современники настоящих домохозяек; будь то Толстой или Симона де Бовуар. Когда говорят о том, что женщина "должна иметь выбор" - "работать или сидеть дома", мне все время хочется спросить: а почему ТАКОЙ выбор? Почему этот выбор всегда - между сциллой и харибдой? Либо "работать как мужчина" (в переводе - работать 8-10 часов в день как мужчина, и еще 3-4 часа по хозяйству), либо "сидеть дома" (в переводе - уйти из реального мира борьбы и труда, погрузиться в имманентность и сизифов труд, страдать от одиночества, рано почувствовать себя никому не нужной, когда дети подрастут). Подлинная свобода заключается только в освобождении от "обязательной женской повинности", от этого обязательного труда, и свободное осуществление своей сексуальности, и даже воспроизведение рода - без рабства, без непременной обязанности отвечать за все и делать все самой. Этого труда либо не должно быть совсем, либо он должен осуществляться на равных - на равных! А не на условиях "помощи по хозяйству" - с мужчиной, либо же с коммуной совместно живущих людей, по свободному решению, и он не должен быть чрезмерным. Покрывало гвоздиками прибивать не надо. Но есть и другие интересные аспекты жизни советских людей. Мы поговорили о советской женщине. А что в это время ощущал советский мужчина? Мужчина типично-патриархальный, например, западный, был вполне счастлив - он знал, в чем заключается его мужское преимущество, он обладал собственным, мужским миром; он всегда мог почувствовать себя выше и лучше целой половины человечества. Мужчина же советский чувствовал себя очень неуютно! C одной стороны, женщина равна ему. Он это знал твердо, да об этом же говорил и его повседневный опыт. Ведь женщины окружали его в школе (и обычно еще и лучше учились), на работе; женщины были прекрасными специалистами, у них была такая же зарплата, как у него. Он тоже слушал в детстве рассказы не только о героях, но и о героинях. Никакого "мужского мира" нет, есть мир человеческий. Но с другой стороны, его окружал еще и "женский мир". Созданный как бы для его обслуживания. Но... порой и порабощающий его. Женщина решала, что он будет есть, пить; в какой квартире он будет жить, что он будет носить. Сладко было пользоваться трудом женщины, но ведь она обслуживала его не как рабыня - а как довольно требовательная мамаша. Мужчина превращался в вечного ребенка. Ему претило это положение. Женщина не могла смотреть на него при всем этом снизу вверх, как домохозяйка на Западе - на своего работающего мужа; ха - она и сама работает, какие тут могут быть претензии? Поэтому зачастую она смотрела на него сверху вниз, и даже если отношения были равными, нередко высказывала свое недовольство. Мужчина недоумевал - "но ведь я же помогаю по хозяйству!" - но и у женщины была своя правота: "помощь по хозяйству" разительно, кардинально отличается от ведения хозяйства и ответственности за все. Но не спешите жалеть мужчин! Многие из них неплохо выкрутились из этого положения. Прежде всего, постепенно в СССР все же создавался Мужской мир. В первые революционные десятилетия женщине старались дать как можно больше простора, прославляли женщин-трактористок, создавали показательные полки летчиц, нечего и говорить о мирных обычных профессиях вроде геолога, инженера-строителя и так далее. Кстати, о том, что якобы женщины "не рвутся к тяжелым профессиям вроде шахтерской, а рвутся только во власть" - были, и не так уж мало, женщины, работавшие в шахте, или вот на Метрострое - знаменитая "проходчица Лелька" http://udarnik-m.narod.ru/1991/12500.htm, что кстати, не мешало им прекрасно рожать детей. У той же Лельки впоследствии было трое. То есть женщины и сами стремились в революционном порыве в "мужской" мир - но и государство в целом поощряло их к этому. Но после войны, по мере постепенного сворачивания революционного характера социализма, заглохли и все эти порывы, и их поощрение. Мужчины стали создавать заново свой мир, куда женщинам не было доступа. Мир лучших. С очень прочными и тщательно выстроенными стеклянными потолками. Это был мир власти. Партия в высших эшелонах, начиная с обкомов. Министры. Директора крупных предприятий. Среди них попадались буквально единицы женщин. Для народа попроще - мир тяжелых "мужских" профессий. Шахтер, сталевар, шофер. Ну и конечно же, военные, моряки, летчики (хотя здесь кое-какие традиции еще сохранялись, все же в войну женщины-пилоты показали себя очень уж хорошо). Оберегание женщин от таких профессий, разумеется, объяснялось заботой об их здоровье (хотя, повторяю, эксперименты 30х годов показали, что никакой проблемы тут не возникает, от хорошо накачанных мышц матери еще ни один ребенок не пострадал, страдают лишь от слабости мускулатуры). Высочайшие зарплаты в этих профессиях - сами понимаете, их невероятной тяжестью. Ведь ясно же, что тяжко трудящийся сталевар должен получать намного больше какого-то там школьного учителишки или врачишки! Ну и что, что они с людьми работают - так ведь они так не напрягаются. Еще была наука - если в биологию женщин худо-бедно допускали, то в стратегической области, опять же, понимаете сами. Поэтому мальчики, естественно, сразу же, уже в школе обладали более высокими математическими способностями, чем девочки. Среди юных гениев математики и физики - одни парни. Девочки точно знали, что у них способностей к математике нет... ну не должно их быть... потому что если они есть, то ты как бы уже не совсем девочка... а неизвестно кто... и представляешь, какой ужас, если ты вообще никому не будешь нужна?! Так что это был чисто мужской мир. "Я секретный физик". Не официально, конечно. Официально во всем царило полное равенство. Это так получалось, само собой. Женщины не способны. Им, гагарам, недоступно. Беда в том, что этот мир был недоступен и большинству мужчин. Это был мир немногих, избранных. И вот эти орлы - "военный моряк, в общем, жгучий брюнет", шахтер, директор завода - чувствовали себя хорошо, на своем месте, и дома, и на работе. Дома они снисходительно и с благодарностью принимали мягкое любовное обслуживание жены - ей, бабе, недоступны их мужские высоты, но они ей позволяют причаститься своего сияния. Жена была с этим вполне согласна, ну а что, ведь правда - она так не напрягается, ее зарплата ниже, ее труд проще, служить гению и герою - это почетно. А вот мужчины обычных профессий, доступных и женщинам, чувствовали себя очень неуютно. Если слесарь Фриц или Джон, приходя домой, чувствовал себя Мужчиной, усталым героем, которого обслуживает ласковая хлопотунья-жена, то слесарь Вася ощущал себя вечным подростком, которого кормит и обстирывает мама - иногда властная и злобная, иногда тихая, вечно усталая и безмолвно корящая своим видом; иногда добродушно-ворчливая. Вася бежал от такой ситуации в питие, "мама" отбирала у него получку и выдавала строго рубль на опохмелку. Не зря, ох, не зря говорил слесарь Гоша: если, мол, в семье жена выше по должности и больше зарабатывает - это не семья! И правда. Чтобы иметь моральное право на обслуживание, мужчина должен женщину превосходить. А если она его превосходит в зарплате, в должности? Да и труд ее сложнее и тяжелее, чем у него? Что же - он будет ей борщи варить? Гоша, кстати, прекрасно формулирует задачи мужчин и женщин при патриархате. Задача мужчины - принимать решения, руководить; задача женщины - варить борщ. Даже с домашним насилием тут все сложно. Бывали, наверняка бывали, ситуации тяжелых избиений жен... ведь ничто не сдерживало, никто к этому серьезно не относился. Но проблема в том, что большинство женщин даже к побоям со стороны мужа относилось как-то так... несерьезно. Вы же не будете обижаться, если годовалый ребенок, рассердившись, схватил палку и вас ударил, пусть даже больно? Вы его отшлепаете, ну и задумаетесь о том, чтобы правильно воспитывать в дальнейшем. Мужа, конечно, если уж совсем невмоготу, можно и вышвырнуть из семьи, уйти самой. То есть насилие было, его было полно - но психологическое содержание этого насилия было другим, нежели в чисто патриархальной семье. Бить человека, ощущающего себя свободным, довольно затруднительно. Когда я читаю о насилии в США, в Испании, я как-то не узнаю окружавшие меня в Союзе семьи. Хотя вероятно, было и так, и сяк - всякое бывало. Особенно у разных изолированных от городов и современной жизни мелких народов. По этой же причине с советских времен существует практика "дети при разводе отдаются матери". Потому что - ну сами понимаете... можно ли доверять детей существу, которое само себя-то еле-еле умеет обслуживать? (я не в обиду - это уродливая общественная психология). И которое этих детей никогда не обслуживало, в лучшем случае забирало иногда из садика, понятия не имеет о том, что значит - отвечать целиком за детей. Ну а если это "мужчина-орел" - так тем более, до детей ли ему? Пусть женщина занимается, это "женское дело". К тому же мы ведь помним - мужчина без детей прожить может (Ленин, Маяковский), а женщина без детей - это злобная ужасная мегера. Он обойдется, а ее жалко. И это с одной стороны стало своеобразной женской привилегией - а с другой, еще больше загоняло матерей в пучину "женского мира", требовало от матери еще большего напряжения сил, труда. Вот жалуются на засилье женщин в школе, и то, что они, дескать, учили детей своим бабьим глупостям. Да, это верно. Но вот я вспоминаю мужчин в нашей школе - были и такие - и ведь знаете, они тоже ничему специфическому нас не учили. Воспроизводили ту же систему отношений. Мужчины-учителя обычно были у нас робкими, скромными - ведь они работали в женской профессии, дома не имели морального права на обслуживание, однако получали его, отчего чувствовали себя вечно виноватыми. Разве что военрук был "настоящим мужиком". Эта психология невольно распространялась и на холостяков - во-первых, их и так обычно обслуживала мама. Во-вторых, они испытывали еще больший страх перед женщинами, чем мужчины женатые - неизвестного всегда боишься больше. Все разговоры на эти темы обычно кончаются одним и тем же: - Да это неразрешимые вопросы! Ну что делать с... (и дальше идет перечисление "неразрешимых" проблем: уход за детьми, материнство, роды, которые доступны только женщине, неспособность женщин к математике, невозможность поровну заниматься хозяйством). ... Вот видите, в Советском Союзе же даже не смогли ничего сделать! Значит, это вопросы неразрешимые... (значит, разрешите нам жить дальше так, как мы привыкли, и оставьте нас, ради Бога, в покое, нас и так все устраивает). Дорогие товарищи! Все эти вопросы в принципе - в принципе! - разрешимы. Существуют прекрасные учреждения по уходу за детьми, где детям реально лучше, чем дома. (а домой они приходят, чтобы родители их любили и наслаждались общением с ними). Они есть. Их очень мало, но они есть. Существуют - я их видела реально - семьи с мужьями-феминистами, у которых изначально в голове не возникает даже мысли о "мужском и женском предназначении", где люди совместно несут ответственность за чистоту, обеспечение, обслуживание, все делят, обсуждают и вместе работают. Существуют отцы, посвящающие массу времени уходу за детьми, даже очень маленькими, их воспитанию. Мало того - на Западе существует позитивная тенденция, таких отцов становится все больше; отцовство становится сознательным. Это не только не делает таких мужчин "бабами" - наоборот. Они производят БОЛЕЕ мужественное впечатление, это сильные, ответственные, сознательные люди. Они сильны и ответственны не только на работе - но и дома, в семье. Они не напоминают ни борющегося за приоритет слесаря Гошу, ни "вечного подростка", жена для них - не мамочка, и не облагодетельствованная глупая курица, а равная им подруга. То есть все эти проблемы разрешимы. Вопрос лишь в том, чтобы НАЧАТЬ их решать. Поставить эти проблемы. Понять, что они ЕСТЬ. Что "само собой" все это дальше крутиться не будет. Что женщины уже СТАЛИ людьми. И с этим придется как-то жить дальше.
Источник
|
Главная
Когда мои родители учились (в 50-60-е), раздельного "труда" не было, девочки изучали столярное дело вместе с мальчиками. "Домоводство" для девочек появилось позже. Вот оно, видимо, и было капитуляцией советского режима перед пережитками прошлого.