Одни думают, что главное в коммунизме это рабочий класс, и застывают в недоумении, обнаружив что современный нам рабочий класс весьма отличается от современного Марксу и Ленину. Другие думают, что главное в коммунизме — это социальное равенство, и оскорбляются, обнаружив, что на следующий день после революции неравенство не исчезло бесследно, а кое-где даже и подросло. Третьи думают, что главное в коммунизме - это построение идеального общества, и обижаются, обнаружив, что результат строительства далеко не столь идеален, как хотелось бы, и вообще лишь немногим лучше нашего весьма неидеального мира. Четвертые думают, что главное в коммунизме — это борьба бедных против богатых, и впадают в ступор, узнав, что в наши дни коммунисты в среднем живут богаче антикоммунистов. Пятые полагают, что главное в коммунизме — это борьба с мировым империализмом, и чувствуют некоторый дискомфорт, обнаружив однажды себя под началом муллы или попа. Шестые, напротив, думают что главное в коммунизме — это борьба с национализмом, и слегка смущаются, когда им предлагают в качестве средств такой борьбы ковровые бомбардировки. Некоторые еще думают, что главное в коммунизме — колбаса, и теряют моральную ориентацию, попав в американский гастроном.

Так вот — это все фигня. Кое-что из этого и вовсе не имеет отношения к коммунизму как таковому, а занесено в коммунистическую тусовку из смежных течений. Кое-что действительно принадлежит коммунистической теории и практике в прошлом и настоящем — из чего не следует, что коммунисты должны оборонять это, как Брестскую крепость в кровопролитных флеймах, вопреки всему. Коммунизм — это наука, на что как бы намекают нам синие кирпичи учебников научного коммунизма — а науке вовсе не свойственно разбиваться вдребезги из-за опровержения какого-нибудь частного принципа. Как раз напротив — чем большее число раз наука переживала, как это модно говорить, смену парадигмы, тем более она наука.

Тут конечно есть толстый нюанс. Прошлые поколения коммунистов были, мягко говоря, не дураками.  И степень их правоты проверялась практикой, длительной, тяжелой и кровавой, ничего подобного которой ни у одного из нынешних теоретиков за душой нет. И та же самая практика демонстрирует нам, что когда человек заводит речь об «устаревании» марксизма, о его «опровержении» и «замене», то в девяти случаях из десяти это сводится к извращению марксизма на пользу реакции. Тем не менее полезно помнить, что в конечном-то счете, при крайней нужде, коммунисты вполне могут пожертвовать многим, вплоть до собственно коммунизма (гипотетического будущего общества), ничуть при этом не изменившись по существу, оставаясь при тех же целях, принципах и методах.

Итак, каковы же основополагающие принципы коммунизма, без которых никуда и никак?  Навскидку, это:

• Представление об объективной обусловленности общественного прогресса. То есть, социальным явлениям в общем и целом свойственно двигаться от простого к сложному, от плохого к хорошему, от несправедливости к справедливости, от рабства к свободе.

• Представление о ведущей роли производительных сил в этом процессе. То есть, человечество при всем желании может позволить себе  свободы равенства и братства не более того, на что у него имеется  жратвы, бабла и прочих ресурсов.

• Представление о  классовой борьбе как центральной движущей силе собственно социального прогресса. То есть, в частности,  хорошая идея только тогда может стать материальным фактом, когда она соответствует насущному интересу влиятельного класса.

• Представление, что определенные, ключевые этапы развития (социального и вообще) могут быть преодолены только революцией. То есть — единомоментного принудительного (насильственного, как говорили наши предки) уничтожения существующих порядков и учреждений.

• Представление, что окружающий нас мир — включая и общественные отношения — может быть и должен быть радикально изменен ко всеобщему благу путем сознательной организованной деятельности.

Из ведущей роли производительных сил никоим образом не следует, разумеется, что любое и каждое уродливое явление нашей жизни напрямую обусловлено технологической слабостью. Скорее даже наоборот — любое негативное общественное явление начинает осознаваться как постыдное и позорное только после того, как производительные силы уже, в первом приближении,  развились достаточно, чтобы приступить к его ликвидации. Однако, любое социальное уродство — это отражение частных интересов какого-то класса, который без боя от них не откажется. Как писал Троцкий, «Идея должна стать плотью, чтобы стать силой. Наоборот, социальная плоть, даже совершенно потерявшая свою идею, еще остается силой. Класс, исторически переживший себя, еще способен держаться, годами и десятилетиями, мощью своих учреждений, инерцией своего богатства и сознательной контрреволюционной стратегией». И это мы пока говорим о наличном состоянии производительных сил. Когда же мы обращаем внимание на возможности для для дальнейшего их развития, тема их торможения и даже прямого уничтожения существующим экономическим и политическим строем становится прямо таки доминирующей.

Основной задачей коммунистов, таким образом, является уничтожение реакционных общественных институтов. На данный момент и, по-видимому, всегда. Это существенный момент,  который следует подчеркнуть. В прессе, равно левой и правой, сложился традиционный стереотип коммунистов как людей, из последних сил тянущих или окровавленной рукой толкающих общество к Светлому Будущему™, предначертанному в сочинениях пророков-вождей.  Так вот, движение к светлому будущему — это дело ученых, открывающих новые законы природы, дело инженеров, находящих новые применения этим законам, дело рабочих, создающих материальные ценности, даже, в конце концов, менеджеров находящих эффективное применение всему вышеперечисленному. Дело коммунистов — не в том чтобы толкать общество под зад с пением «Дубинушки», а в том чтобы убирать камни и засыпать канавы на дороге прогресса. Ну и может быть, иногда, на особо крутых поворотах истории, слегка подправить курс, чтобы страна не перевернулась и не залетела в тупик. Людей, которым довелось проделывать последнее, можно пересчитать по пальцам, их зовут великими революционерами.

Нет, разумеется, если волна революции поставит коммунистов во главе новорожденного пролетарского (или какого еще) государства, то строить новое общество они станут не хуже всякого и лучше подавляющего большинства. Но, вообще говоря, если есть что строить, если есть где строить — то построено оно так или иначе будет и при дефиците коммунистов. Можно вспомнить , что большинство известных нам элементов нового общества не были придуманы теоретиками на кончике пера, а появились из, как говорил Ленин, живого творчества масс. Классические примеры здесь — Советы, профсоюзы, социалистическое соревнование, а впрочем вспоминайте сами.

Признаюсь, рассуждение сие слегка лукаво. Конечно, если дать вдоволь времени, вдоволь ресурсов да гарантию от контрреволюции — так ясно дело, каждый дурак коммунизм построит.  Ты попробуй сделай что путное, когда денег нет, времени нет, и четырнадцать государств торопятся отхватить кусок пожирнее от твоей внезапно ставшей уязвимой страны. Все верно. Только это значит, что действительным вопросом является как раз борьба с интервенцией и контрреволюцией, действия в условиях нехватки времени и ресурсов, а вовсе не детали и подробности сферического коммунизма в вакууме — столь популярная тема  флеймов и умствований в левой публицистике, сетевой и не только.

Если уж на то пошло, что вообще такое — коммунизм? Может быть это упоминавшийся выше проект идеального общества, в подробностях описанный основоположниками? Да, был такой, и не один. Интересующиеся могут прочитать про них в энциклопедиях и учебниках под заглавием «Утопический коммунизм». Проектом дело началось, им оно и закончилось. Основоположники же коммунизма  всячески избегали не то что подробно расписанных проектов — но вообще любых досужих рассуждений на тему будущего устройства общества, и зло высмеивали тех (например Евгения Дюринга), кто имел такую слабость. В марксизме, коммунистическое общество — это объективно обусловленный этап развития общества. Самая отдаленная от нас в будущее точка общественного развития, про которую мы можем сказать хоть что-то определенное. Что-то — но далеко не все. Даже и сейчас, полтораста лет спустя после Маркса, мы гораздо больше о коммунизме не знаем, чем знаем. Мы собственно даже не знаем, знаем ли мы то, что знаем об одном общественном укладе, или же о нескольких, сменяющих друг друга. Это нормально и неизбежно, любые рассуждения должны опираться хоть на какой-то фактический материал. Например, нет никаких оснований полагать, что с наступлением коммунизма социальное развитие прекратится, все общественные противоречия исчезнут и история закончится. Однако у нас нет ни малейшего представления, каковы будут те противоречия, куда направится дальше общественное развитие, от каких социальных пороков будут страдать люди будущего.  Ну, то есть какие-то очень смутные наметки можно предугадать, но, определенно, любые рассждения на эту тему проходят по ведомству социальной фантастики, а не политики.