Вечером в субботу начались десятые сутки молодежного бунта, пожар которого распространяется по Франции. Эта ночь стала худшей с того момента, как первый бунт вспыхнул в парижском пригородном гетто, застроенном дешевым жильем: минувшей ночью было сожжено 1295 транспортных средств (от частных автомобилей до общественных автобусов), что намного больше, чем 897, сожженных прерыдущим вечером. Эта ночь также стала первой, в которую насилие, рожденное в пригородных гетто, вторглось в центр Парижа – около 40 машин было подожжено в Марэ (Le Marais) – дорогостоящем, наиболее известном гей-гетто Парижа, недалеко от Площади Республики, расположенном в буржуазном 17-том районе, и в то же время – недалеко от обветшалого гетто «Goutte d'Or» в 18-том районе.Я прожил во Франции почти десять лет, и в ходе журналистской работы неоднократно посещал те пригородные гетто, где началось насилие, - и поэтому меня не удивило цунами зарождающегося молодежного бунта, захлестывающее Францию. Оно стало результатом тридцати лет правительственного пренебрежения: результатом неспособности французского политического класса – как справа, так и слева, - предпринять серьезные усилия для интеграции мусульманского и чернокожего населения в более широкий контекст французской экономики и культуры; и – результатом глубоко укорененного, тлеющего, разрушительного расизма, с которым безработная, отчужденная молодежь гетто сталкивается каждый день, - и в общении с полицией, и в попытках найти работу или нормальное жилье.Чтобы понять истоки глубокого кризиса, который сейчас переживает Франция, - необходимо оглянуться и вспомнить, что гетто, в которых назревающее возмущение сейчас вылилось в пожары, были созданы французским государством в рамках его промышленной политики.Население Франции иммигрантского происхождения (преимущественно – арабы, некоторые - чернокожие) сегодня достаточно велико (более 10% всего населения). Причина этого - правительственная и промышленная политика в послевоенные годы бума, восстановления и экономической экспансии, которые французы называют «les trentes glorieuses» - «тридцать славных лет»; в рамках этой политики осуществлялся набор чернорабочих и фабричных работников из французских колоний для тех работ, на которые не шли сами французы. Рабочие-иммигранты были крайне необходимы для роста французской экономики из-за нехватки мужской рабочей силы вследствие двух мировых войн, в которых погибло немало французов, и которые снизили уровень рождаемости среди коренного французского населения. Кроме того, эти рабочие-иммигранты считались пассивными и не склонными к забастовкам (в отличие от крайне политизированного французского рабочего класса и его профсоюзов, возглавляемых коммунистами). К этому приплыву рабочих-арабов (многие из которых сумели сэкономить достаточно средств, чтобы привезти из Северной Африки свои семьи), поощряемому правительством и промышленностью, после обретения независимости Алжиром добавились «харки» (Harkis).“Харки” (чью историю трогательно изложила Далила Кершуш в книге «Destins de Harkis») – это коренные алжирцы, которые работали и воевали за Францию в период послевоенной антиколониальной борьбы за независимость – и с которыми, в ответ на все их несчастья, Франция обошлась ужасно. Около ста тысяч харки были убиты алжирским FLN (Фронтом Национального Освобождения) после того, как французы бесстыдно бросили их на произвол судьбы, когда французская оккупационная армия эвакуировалась из Алжира вместе с французскими колонистами. Более того, те семьи харки, которые спаслись (часто – по инициативе отдельные военных командиров, которые не подчинились приказам не эвакуировать их), прибыв во Францию, были на долгие годы помещены в отвратительные, грязные, переполненные концентрационные лагеря, не получая никакой государственной помощи – прекрасное вознаграждение за все их жертвы ради Франции, гражданами которой они юридически являлись. Их дети и внуки, живущие в гетто, естественно, все еще испытывают некое чувство обиды.Остальные французские рабочие-иммигранты были размещены в огромных, многоэтажных, дешевых жилых гетто, известных как "cités" (американцы бы назвали их "the projects", а в СССР их бы называли «спальными районами» - пер.); эти районы были специально построены для них, и сознательно размещены подальше от взгляда, в пригородах вокруг большинства французских крупных промышленных центров, - так что их темнокожие обитатели не загрязняли бы центры Парижа, Лиона, Тулузы, Лилля, Ниццы и других «белых» городов Франции, ныне окруженных пожарами. Нередко в этих районах был доступен лишь общественный транспорт, доставлявший необразованных рабочих – арабов и чернокожих – к разрастающимся заводам "peripherique" – пригородной периферии, окружающей Париж и его меньших сестер, - в то время как транспорта между гетто и городскими центрами было мало, или он отсутствовал вообще.Эти склады человеческого материала, построенные в изолированных пригородах 30, 40 или 50 лет назад, сейчас представляют собой обветшавшие, полуразрушенные, зловещие районы, со сломанными лифтами, которые никто не ремонтирует, системами отопления, которые не работают зимой, грязью и собачьим дерьмом в вестибюлях домов, разбитыми окнами, и лишь немногими коммерческими удобствами: возможность купить самые необходимые продукты нередко ограничена, и сделать это нелегко. В то же время места для отдыха молодежи убоги и неудовлетворительны – там, где они вообще существуют. И жилье, и школы переполнены: контроль рождаемости – культурное табу в исламской культуре, которую иммигранты принесли с собой и передали своим детям, и даже своим сегодняшним внукам – которые приняли хип-хоп культуру и создали собственную, франкоязычную, необычайно энергичную рэп-музыку (нередко с жестким социальным и политическим содержанием). Так что презервативы – вне обсуждения из-за арабского мачизма, и это способствует распространению СПИДа в гетто.В первую неделю декабря исполнится 22 года со времени «Marche des Beurs» – Марша Бёров (Beur – Бёр – на французском слэнге значит „араб”). Я сам был очевидцем прибытия стотысячной колонны в Париж – это был франко-арабский аналог марша доктора Мартина Лютера Кинга на Вашингтон за рабочие места и справедливость, прошедшего в 1963 г. «Marche des Beurs» был организован в ужасном, огромном пригородном гетто Лиона «Les Minguettes», с помощью харизматического левого католического священника-рабочего, отца Кристиана Делорма, и его центральной темой было требование участников, чтобы они были признали такими же французами, "comme les autres" – как и все остальные; в итоге, это было требование полной интеграции. Но для большинства франко-арабов с 1983 года мало что изменилось – и интеграционистское движение "jeunes beurs" («молодых бёров»), созданное вокруг этого марша, растворилось в разочаровании и отчаянии. В последние годы на его место пришли исламские фундаменталисты, действуя через местные мечети; медиа-символом этого отступления в сепаратистскую, общинно-религиозную политику стал изворотливый демагог Тарик Рамадан, профессор философии, который использует косметически демократический дискурс, выступая по французскому телевидению, - и агрессивный, жесткий фундаменталистский стиль на арабоязычных кассетах с его речами, которые франко-арабская молодежь гетто раскупает, как горячие пирожки. (Двойной язык Рамадана тщательно задокументирован арабоязычной журналисткой Каролин Фурест в книге, опубликованной прошлой осенью издательством Грассет, "Frere Tariq: discourse, methode et strategie de Tariq Ramadan," отрывки из которой были опубликованы еженедельником «l'Express».) Но нынешний бунт практически не имеет ничего общего с исламским фундаментализмом. В 1990 г. Франсуа Миттеран, в то время – президент-социалист, так описал жизнь безработной молодежи гетто в переполненных "cités":«Какая надежда остается у молодого человека, который родился в бездушном микрорайоне, живет в невыразимо уродливой многоэтажке, окруженной не меньшим уродством, который заключен в серых стенах на сером пустыре, обречен на серую жизнь, в обществе, которое предпочитает не замечать ничего – пока он не теряет контроль над собой, и тогда ему начинают ВОСПРЕЩАТЬ».Однако проницательные и трогательные слова Миттерана остались только словами: его политика городского развития стала недофинансированным, несконцентрированным провалом, наложив лишь несколько повязок на раковую опухоль, распространяющую свои метастазы. Через 15 лет после диагноза, поставленного Миттераном, безнадежность и отчужденность молодежи гетто и их «серых жизней» лишь углубились и стали более отвратительными.Реакция консервативного правительства на последние десять дней насильственного молодежного бунта была неуместной и невосприимчивой к оттенкам. На протяжении первых четырех дней бунта Ширак и его премьер-министр Доминик де Виллепен решили позволить сверхамбициозному, охваченному манией величия министру внутренних дел Николя Саркози возглавить ответ правительства на насилие и поджоги, организованные молодежью. Ширак и Виллепен терпеть не могут Саркози, который проводит открытую кампанию с целью заменить Ширака на посту президента в 2007 г. (Виллепен был назначен премьер-министром в надежде, что он может воспрепятствовать выдвижению Саркози как кандидата от правых на пост президента). Президент и его премьер-министр думали, что «Сарко», как его обычно называют во Франции, - который завоевал широкую популярность как жесткий сторонник закона и порядка, как минимум на словах, когда речь идет о вопросах внутренней безопасности, - будет неспособен остановить насилие, и это нанесет удар по его президентской кампании.Но Саркози лишь подлил словесного масла в огонь, осуждая молодежь гетто в наиболее оскорбительных и расистских выражениях и призывая к политике репрессий. «Сарко» стал причиной газетных заголовков с его заявлениями, что он будет "karcherise" гетто от "la racaille" – слова, которые американская пресса неадекватно перевела как «очистит» гетто от «подонков». Но у этих двух слов во французском – невообразимо более жесткий и оскорбительный оттенок. "Karcher" – это широко известный брэнд системы очистки поверхности с помощью пескоструя или водомета сверхвысокого давления, который срывает внешний слой затвердевшей грязи, например – птичьего помета, рискуя при этом повредить то, что находится под ним. Использование подобного понятия по отношению к молодому человеческому существу и предложение его для обозначения стратегии – это практически фашистское оскорбление; в качестве же политики, предложенной министром внутренних дел, это – практически все равно, что призвать к «этнической чистке», разве что – без использования именно этих слов. Оно означает очень агрессивное применение всех наличных полицейских полномочий и сил, без особых поправок на права человека. Интересно, сколько англо-американских корреспондентов поняли оскорбительный, ужасный оттенок этого слова во французском? Перевод "karcherise" как «очистить» совершенно не учитывает жестко насильственный оттенок того, что Сарко сказал на самом деле. И "racaille" для франкоговорящих – невообразимо более оскорбительно, чем «подонки»; это слово несет в себе оттенок обозначения целой группы людей как недочеловеков, полностью порочных, преступных, ничего не стоящих. Другими словами, это – одно из самых серьезных оскорблений, которые можно было использовать по отношению к бунтующей молодежи гетто.Когда бунт распространился за пределы парижских пригородов – дойдя до Марселя и Ниццы на юге и до Лилля на севере, - Саркози громогласно заявил, что распространение беспорядков «организовано» из одного центра. Но сегодня утром старейшина французских журналистов, занимающихся расследованиями, редактор «Le Canard Enchaine» Клод Анжели, по телефону сказал мне: «Это – неправда; эти события не были организованы исламскими фундаменталистами, как предполагает Саркози, пытаясь напугать людей. Конечно, парни в пригородах используют модильные телефоны и текстовые сообщения, предупреждая друг друга о приближающихся ментах, чтобы можно было передислоцироваться и выбрать другую цель для поджога. Но бунт распространяется из-за чувства солидарности, которое молодежь испытывает, смотря телевизор: они имитируют то, что видят, и чувствуют, что жесткая риторика Саркози направлена против них. Бунт распространяется спонтанно, провоцируемый, в частности, расистским поведением полиции, которое стало частью повседневной жизни этой молодежи. Уровень полицейского расизма совершенно невообразим – их арестовывают, отслеживают, их документы поверяют из-за темного цвета их кожи, и полиция груба в том, какие слова использует: полицейские называют их 'bougnoules' [расисткое оскорбление, что-то вроде американского "towel-heads", только хуже; ср. с русским «чурка» - пер.] и говорят им: «Опусти глаза! Опусти глаза!» - как если бы у них не было права смотреть полицейскому в лицо. Это бесчеловечная практика. Не удивительно, что эти парни чувствуют себя столь отчужденными от властей».В сегодняшней французской ежедневной газете «Liberation» (где я когда-то вел колонку), в репортаже приводятся интервью с молодежью гетто - их просят объяснить причины их ярости. И, сообщает газета, «Все, или почти все, цитируют «Сарко»... 22-летний студент говорит: «Саркози должен извиниться перед нами за то, что он сказал. Когда я вижу, что происходит, ко мне возвращается один и тот же образ: Саркози во время посещения Аржонтьёль поднимает голову и громогласно заявляет: Мадам, мы собираемся вычистить все это. Результат? Сарко всех взбесил, он показал полное неуважение по отношению ко всем» в гетто». 13-летний подросток говорит репортерам «Liberation»: «Это мы собираемся пропустить Саркози через «Karcher»... Собираюсь ли я принять сегодня ночью участие в беспорядках? Он улыбается и говорит: «Это – секретная информация»». Другой, 28-летний молодой человек: «Кто занимается поджогами? Парни от 14 до 22 лет, мы, на самом деле, не знаем, кто они, потому что они одевают маски, не разговаривают, и не трезвонят об этом на следующий день... только вот вместо того, чтобы расхерачивать все там, где они живут, они бы лучше провели демонстрацию, или пошли и расхерачили людей и магазины в Париже. У нас есть министр, Сарко, который говорит: «Вы все - одинаковые». Я говорю – «non», нет, мы все говорим «non», - но в ответ мы снова слышим: «Вы все - одинаковые». Реакция правительства создает что-то общее между нами, что-то вроде солидарности. Эти парни хотят привлечь внимание, дать людям знать, что они существуют. И они говорят сами себе: «Если мы будем отвратительными и посеем панику, - они нас не забудут, они будут знать, что мы живем в этом пригороде, где нам нужна помощь»».Вчера, когда Саркози – который, кроме министра внутренних дел, занимает еще и пост министра по делам религий, - хотел появиться на конференции католических епископов в Париже, - они не позволили ему выступить. Вместо этого, епископы приняли, в своем роде, вызывающее заявление, осуждающее «тех, кто призывает к репрессиям и распространяет страх» вместо того, чтобы реагировать на экономические, социальные и расовые причины беспорядков. Это был неожиддано резкий выговор, направленный лично против Саркози.Под заголовком «Сокращения бюджета возмущают меров пригородов», «Le Monde» сегодня сообщает о том, как Ширак и его консерваторы пошли дальше 30 лет пренебрежения проблемами гетто, еще больше урезав социальные программы: 20% ежегодных сокращений средств на местные группы, работающие с молодежью, начиная с 2003 года; сокращения в молодежных тренингах по поиску работы и налоговых кредитах, предоставляемых при найме молодежи из гетто; сокращения в образовании и программах обучения детей чтению и письму; сокращения в финансировании местной полиции, которая знакомится с молодежью гетто и работает с ними (когда Саркози прибыл в Тулузу, он заявил полиции пригородов: «Ваша работа – не играть в футбол в этими парнями, а арестовывать их!»). Тогда как все меньше местных полицейских занимаются профилактической работой, разряжая отчуждение и насилие, - остается лишь альтернатива: ожидать взрыва, и затем посылать CRS («Compagnies Republicaines de Securite», отряды полувоенного полицейского спецназа, аналог спецпозразделений ОМОНа – пер.). Сокращения бюджета на социальные программы плюс усиление репрессий – это рецепт увеличения насилия. Именно поэтому редакционная статья сегодняшней «Le Monde» предупреждает, что продолжение это слепой политики создает большой риск - спровоцировать повторение 2002 г., когда неофашист Жан-Мари Ле Пен прошел во второй раунд выборов. И большинство населения страны, после насилия последних десяти дней еще больше отравленное расизмом, кажется, согласно принять дальнейшее усиление репрессий: опрос общественного мнения, результаты которого объявили прошлым вечером на общественном телеканале «France 2», показывает, что 57% французов поддерживают жесткий подход Николя Саркози к бунту молодежи гетто, распространившемуся ныне по всей Франции. Демагогия Сарко, похоже, работает – как минимум в случае с электоратом; но она не прекращает насилие, а лишь усиливает его. Дуг Айленд, радикальный журналист и медиа-критик, ведет блог DIRELAND, где эта статья появилась 6 ноября 2005 г.
Перевод: Gaston, ru.indymedia.org |
Главная
