Взлетая из рижского аэропорта, самолет красиво проходит над пляжами Юрмалы – так, что видны буруны и отмели в мелком море, окантованном темной лентой сосновой рощи. Юрмала, «взморье» – несколько дачных поселков на дюнах, отделенные от города лагунным руслом реки Лиелупе. Мы затемно приехали в Майори, где жил и умер поэт Янис Райнис, и я отправился бродить по пустынной улице Йомас. Всенощные огни ее фонарей отражались в витринах алкогольных бутиков с рижским бальзамом, лавок с янтарной дребеденью, и ресторанчиков, где догуливали подвыпившие шведы, а у дверей просили милостыню старушки. Мелкий дождь контрапунктом выбивал в памяти «Далекие аккорды синего вечера» Райниса, написанные им в вятской ссылке.
Юрмала, с ее почти европейским колоритом, магнитом притягивала к себе советских буржуа – осторожную номенклатуру, втихую завидовавшую миллионерам «загнивающего Запада», и эстрадных шоумэнов из их культурной обслуги. Именно здесь открылось первое в СССР казино, где, под присмотром гэбистов, поигрывали по маленькому всевозможные лауреаты и заслуженные артисты, вместе с теневыми богачами Корейко – кооператорами и «цеховиками». Именно здесь оформилось явление современной русскоязычной попсы, которой до сих пор кормят по телевизору массы постсоветских обывателей – нередко, прямыми трансляциями из знаменитого концертного зала в Дзинтари.
Эта публика и сегодня по старинке заезжает в Юрмалу, но давно предпочитает ей средиземноморские и тропические курорты, а потому Взморье переживает не лучшие времена. Его старинные, окруженные соснами особняки из дерева и камня стоят заброшенными через один дом – на них нет покупателей, которые бы выложили миллион долларов за участок земли. Спустившись с гряды дюн чтобы окунуться в прохладное море, я наткнулся на пустующее здание необычной авангардистской архитектуры, с будкой охранника – некогда здесь помещался партийный горком. Возле него, в кабаке, развлекалась прибывшая из города рижская молодежь во главе с быстроглазым дилером, который сначала справился, прибыл ли я из Москвы, а потом без обиняков предложил «девочек» и амфетамины.
В начале нового, двадцать первого века Европа засматривалась скандальным фильмом шведского документалиста Пола Холандера с говорящим названием «Buy Bye Beauty». Она открывается диалогом режиссера с рижским таксистом, который предлагает на выбор туристу портфолио голых подростков обоего пола. Затем автор фильма снимает – в прямом и переносном смысле этого слова – работницу филиала шведского предприятия, которая подрабатывает на панели, бесплатно обслуживая полицейских. После чего режиссер фиксирует свой половой акт с другой юной рижанкой – прямо на глазах у ее жениха. Потом этот парень расскажет прессе, что они с подругой согласились на съемки из желания заработать на ремонт взятой напрокат машины.
«Я делаю с этой девчонкой то, что Швеция делает с Латвией», – говорит в камеру Холандер, потребовавший «привлечь к уголовной ответственности шведских бизнесменов, которые платят своим рабочим в Латвии нищенское жалование». Согласно его данным, европейские бизнесмены отхватили себе 70% от латвийского экономического пирога с острой подливой секс-бизнеса, занявшего место разоренной импортом промышленности. Издание «Бизнес & Балтия» писало, что в год Ригу посещает около 200-300 тысяч секс-туристов, и попутно представило не менее впечатляющие цифры доходов от производства порнографии, фактически легализованного на территории Латвии.
«Мы стали приобретать имидж европейского Бангкока. Низкий доход – вот стимул для занятий проституцией. За те деньги, которые одна женщина может заработать за час, проведенный с туристом, другая должна просидеть две недели за кассой в супермаркете», – честно заявила журналисту Frankfurter Rundschau сотрудница городской администрации Риги. Журналистка Инге Берзини, исследовавшая социологию латвийской проституции, подтверждает, что работницы секс-бизнеса одновременно заняты «в магазинах в качестве продавщиц, операторами бензоколонок или просто учатся». Страна, которая отменила празднование излишне большевистского 8 марта, просто не оставила этим женщинам никакого иного выхода.
Прошлым июлем в Риге стартовала кампания «Стоп секс-туризм!», а эта табуизированная тема получила широкую общественную огласку. Показывая нам рисунок голого мальчика с афиши местной оперы, гид упомянул, что накануне пресса заподозрила в нем скрытую рекламу педофилии. Однако, рижских проституток стало меньше лишь потому, что многие из них покинули Латвию с вступлением в шенгенскую зону, переехав работать в более денежные места – в числе значительной части местной молодежи. А в начале апреля в Бельгии презентовали очередной фильм о Риге, как о столице европейского секс-туризма – причем, сама Латвия честно характеризуется в нем как «бедная страна с красивой архитектурой».
Исторические памятники Риги указывают на ее ганзейское прошлое, когда город немецких торговцев-завоевателей служил транзитным пунктом экспорта сырьевых богатств Московии и угро-финского севера, выступая конкурентом Новгородской купеческой республики. Сделанный в виде петуха флюгер на верхушке собора святого Петра имеет черный и золотой цвет – и если ветер дул с моря, рижане всегда знали, что он несет им золотую выручку от торговых операций. В крепостной стене размещались ниши, одновременно служившие торговыми местами и местом для обороны, закрепленными за каждым из горожан. Дом «Братства черноголовых», названный так в честь святого Маврикия, покровителя этого средневекового клуба неженатых немецких купцов, украшают статуи торговца Меркурия и моряка Нептуна – хотя в их компании очень не хватает фигур Венеры и бога войны Марса.
Немецкие колонисты удерживали жесткую монополию на торговлю – вплоть до конца XIX столетья они не допускали в купеческую гильдию латышей. Согласно рижской легенде, в отместку за это один из коренных жителей выстроил напротив купеческого собрания знаменитый дом с черной кошкой, презрительно задравшей хвост в его сторону. Сегодня – другие времена, и гид насмешливо показывал нам здание местного парламента, где некогда размешалась дворянское собрание немецких баронов. На нем можно видеть статую латышского национального героя – но соль в том, что депутаты четыре года сомневались, не вернуть ли на это место некогда стоявшую здесь фигуру магистра рыцарского ордена, огнем и мечом крестившего завоеванные балтские племена. Об этой эпохе напоминает мрачная башня архаичного собора святого Якоба, возведенного в 1225 году, за городской стеной – для туземного простонародья. Окна выходящих на него старинных домов пекарей сделаны совсем маленькими – чтобы сэкономить на своеобразном городском налоге на «благодатный вид».
А неподалеку можно видеть следы не столь давней истории. «Музей оккупации», открытый на месте бывшего музея латышских стрелков, чей гранитный памятник до сих пор сохранился нетронутым, встречает гостей примитивной пропагандой – как будто Латвия, курортная любимица брежневской номенклатуры, и в самом деле была мрачным концлагерем, опутанным мотками ключей проволоки. Даже вполне антисоветски настроенные латышские бизнесмены говорили нам, что это заведение рассчитано на молодежь и несведущих иностранцев. Их неизменно возят сюда, стыдливо забывая про мемориал в пригородном Румбульском лесу, где, под руководством эсэсовца Еккельна – палача киевского Бабьего яра – были расстреляны тысячи рижских евреев и военнопленных. Материалы современных историков Холокоста рисуют чудовищную картину уничтожения еврейского населения Латвии, в котором активно участвовали местные шовинисты из военизированных организаций «Айзсаргов», «Перконкруста» и «команды Арайса» – вполне положительные персонажи нынешней официозной латвийской историографии. Гуляя по рижским улицам, где снимались фильмы о Штирлице и мушкетерах, вы можете посетить квартал старого еврейского гетто – в то время, как в нынешней Литве возрождается к жизни экономическая и политическая сегрегация русскоязычных «неграждан».
Мы ночевали в рижском отеле, где до войны размещался особняк знаменитой Эмилии Беньямин, издательницы крупнейших латвийских газет эпохи диктатуры Карлиса Ульманиса. По иронии судьбы, меня поселили в будуаре этой особы, известной своей скупостью, самодурством и невероятным влиянием на политику довоенной Латвии. Она меняла министров, запрещала начинать без нее оперные концерты, травила неугодного ей тенора, отказавшегося петь у нее дома. А при недавнем ремонте из стен особняка извлекли бутылку с лаконичной надписью «Эмилия – свинья»: очевидно, ее оставили недовольные низкой зарплатой строители. Судьба роковой дамы, закончившей жизнь в сибирской ссылке, весьма поучительна. После советизации Латвии ее не брали на работу даже собственные редактора, согласившиеся сотрудничать с новым режимом, который передал особняк Союзу писателей, скульпторов и художников. Позднее здесь размещался штаб Народного фронта, а в 1991 году здание досталось наследникам Беньяминов, и по иронии судьбы, оказалось проданным в руки иностранцев – чем возмущаются сегодня все те же латвийские патриоты.
Туманные сумерки Риги напоминают о давнем времени, когда поэт Янис Райнис со своей сестрой Дорой – будущей женой большевика Петра Стучки – отправился в Цюрих, на конгресс Второго Интернационала. Август Бебель вручил ему там марксистскую литературу и чемодан с двойным дном, чтобы перевезти ее в Ригу. «Из моего чемодана выросло социалистическое движение латышей», – шутил самый канонизированный поэт современной Латвии, воспевший «Великую крестьянскую войну латышей» – революцию 1905 года, – когда повстанческие отряды социал-демократов сожгли свыше четырехсот баронских замков. «Райнис среди поэтов по-своему стоит Ленина среди политиков и революционеров», – утверждал Стучка. «Идет решающая битва между капитализмом и социализмом, я могу быть только на стороне социализма», – отвечал на нападки критиков сам поэт. И его стихи, такие актуальные для страны, чьи горькие проблемы во всем похожи на социальные беды России и Украины, до сих пор пробиваются сквозь туман Балтийского Таиланда.
Я могу тоской по солнцу мучить,Разжигать в груди горенье гнева,Бередить немолкнущие боли,Чтобы вы сопротивлялись ночиИ не верили господству мрака.
"Инфопорн" |
Главная
