Начало ХХ века – предреволюционный период истории нашего города – часто представляют в виде благостных, пасторальных картин народного благоденствия и достатка. Фофудьеносные российские патриоты умильно вещают о верноподданном и богобоязненном «граде церквей», утонувшем в облаках фимиама, среди громовых раскатов церковных хоралов. Тогда как их заклятые украинские коллеги грезят белыми, будто после евроремонта, хатками в национальном стиле, с гудением неизбежных хрущей, сливающимся с задумчивыми интонациями народных песен. Обитатели этих живописных домиков, чьи типажи, почти без прикрас, описаны в «Красоте и силе» социалиста Владимира Винниченко, обыкновенно представляются нам носителями патриархальной чистоты. Живая, кипящая жизнь той эпохи, полная самых неприглядных сцен и самых острых противоречий остается забытой и неизвестной – быть может, именно потому, что зачастую она поразительно напоминает реалии нашей современности. Шагая на акцию против незаконной застройки Октябрьской больницы, которая завершилась для нас душевным общением с людьми полковника Соцкого, я задержался у Бессарабского рынка, чтобы послушать рассказ незнакомого мне экскурсовода. Тем более, что эта подчеркнуто интеллигентная дама как раз жаловалась гостям Киева на результаты коммерческой застройки – показывая то на чудовищные свечки, упершиеся в небо в начале бульвара Леси Украинки, то на массивного монстра, который, стараниями небезызвестных братьев Куровских, вырос у основания Круглоуниверситетской улицы. – В начале прошлого века наш город тоже застраивали высотными зданиями. Однако тогда строили так бережно, сохраняя старину, что этот период вошел в историю под названием «киевского ренессанса», – пафосно закончила свой рассказ экскурсовод, смакуя очередной сусальный миф о киевском прошлом. Термин «киевский ренессанс» нередко употребляется в рассказах об активной застройке центра города на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. По словам известного краеведа Анатолия Макарова, это благозвучное название «до сих пор смущает киевлян тем, что оно не соответствует более чем скромной внешности доходных домов». Макаров рекомендует знакомиться с этой эпохой через произведения Нечуя-Левицкого и Куприна. «Оба писателя не находили в капитализме ничего особо привлекательного, и потому в их описаниях знаменитого «киевского ренессанса» так мало поэзии и так много суровой прозы», – пишет он в недавно изданной «Малой энциклопедии киевской старины». Бурное развитие капиталистических отношений, экспансия иностранного капитала, массовая пролетаризация крестьянства, промышленная колонизация южных степей, где возникали сталелитейные гиганты и рудники, к которым потянулись ниточки железных дорог, сахарный бум на мировых рынках, окруживший Киев жемчужным ожерельем потогонных сахарных заводов; все это превратило старинный город в крупнейший финансовый и транспортный центр тогдашнего имперского «Юго-Запада» и создало предпосылки к строительному буму, – который, в условиях сверхвысоких цен на покупку и аренду жилья, открывал самые широкие возможности для спекуляции и наживы. «Иллюстративный путеводитель по Киеву», изданный в 1904 году, как будто рисует нам картины современной хищнической застройки, попутно намекая на не столь далекие перспективы грядущего ипотечного кризиса: «Эти многоэтажные дома-гиганты выросли в какие-нибудь пять-шесть лет. Земли в центре города покупались с бою, старые дома, вполне пригодные для жилья, сносились до основания, а вместо них возникали гигантские дома новейшей формации. Число кирпичных заводов возросло, цены на кирпич поднялись чуть ли не вдвое, банки давали ссуды налево и направо, город стал неузнаваем по внешности. С начала ХХ века наступила реакция, свободных денег не оказалось, банки сжались – наступил так называемый домовладельческий кризис». Застройщики «киевского ренессанса» уничтожали старый Киев тем же варварским образом, что и нынешние наследники их разрушительного бизнеса. К примеру, для строительства гигантского «митрополитанского» дома, в котором предполагалось устроить четыре магазина и открыть доходные меблированные комнаты, разрушили внушительный участок ограды Софийского собора. А когда каменщики не смогли разбить его плотную известковую массу, подрядчик «обратился с ходатайством о разрешении употребить взрывчатые вещества». Строительство зданий под «офисы» и элитные многокомнатные квартиры лишь обострило общую нехватку жилья. Рабочие завода Гретера и Криванека жили в халупах перенаселенного Шулявского предместья, в ужасной антисанитарии, которой брезгливо дивились киевские газеты. Быстро растущий город заполонили нищие, беспризорники и мало чем отличающиеся от них сезонные рабочие – летом они захватывали под жилье целые участки Царского сада, выкапывая в нем землянки. Ничего нового – местность в конце Крещатикской долины получила название «Бессарабка» вовсе не потому, что сюда свозили богатства приднестровских полей – как это рассказывала нам все та же экскурсовод, – а из-за целых поселений бродяг и беглых крестьян, именуемых тогда «бессарабами». А в зимнее время массы киевских бедняков, не имевших возможности снимать дорогое жилье, обретались в жутких «копеечных квартирах» – по свидетельству очевидцев, люди лежали в этих зловонных дырах так тесно, что не могли выпрямить ноги. Строительный бум спровоцировал невиданный расцвет секс-бизнеса, «жертвой» которого стал сам киевский гражданский губернатор Гудыма-Левкович, скандально скончавшийся в объятьях у проститутки накануне «киевского ренессанса». «Последнее десятилетие в Киеве было периодом строительной лихорадки. В город прибыло огромное количество мужской рабочей силы, и за ними потянулись сотни девушек из Одессы, Петербурга, Москвы, Вены и даже Парижа для удовлетворения мужчин самых разных возрастов и социального положения», – пишет об этом времени Анатолий Макаров. Всякая женщина, которая прогуливалась тогда без сопровождения на участке от Прорезной и до Думской площади – нынешнего Майдана – по умолчанию считалась обывателями «продажной». «На каждом перекрестке открывались ежедневно «фиалочные заведения», в каждом из которых под видом продажи кваса торговали собою тут же рядом, за перегородкой из шалевок по две, по три старых девки», – читаем мы в «Яме» у Куприна. Предреволюционные киевляне различали, по меньшей мере, одиннадцать разновидностей проституток – ассортимент, невиданный даже в наши дни, когда отмена визового режима для граждан ЕС превратила наш город в один из признанных центров европейского секс-туризма. Неграмотные украинские крестьянки, прибывшие в Киев в поисках работы, растлевались в борделях, замаскированных под заведения модисток и кабинеты зубодеров-дантистов. Здесь же можно было встретить гимназисток, которых еще назвали «полушелковыми» проститутками. Отдаваясь клиентам, они рисковали столкнуться с юными сверстниками из киевских гимназий, смолоду познавшими азы платной любви. «Посмотрели бы Вы, что Ваши гимназисты проделывают у Вас под самым носом в Николаевском парке с проститутками. Подобных мерзких безобразий, цинизма и пошлости еще никогда не наблюдалось. Впрочем, Ваши гимназисты и по улицам разгуливают с б… под ручку», – читаем мы в письме одного из киевских чиновников к директору Пятой киевской мужской гимназии. Андреевский спуск, где мечтательно прогуливаются сегодня бредящие Турбиными студентки, некогда считался сплошным борделем, где воевали между собой молодежные группировки «штафирок» и «милитеров» – то есть, штатская и военная молодежь, которая громила и жгла бордели, избивая их персонал. Затем дома терпимости перенесли за Канаву – к зловонному руслу Глыбочицы на месте нынешних подольских Валов. В «квартале красных фонарей» на Ямской улице насчитывалось три десятка борделей, где работали запутавшиеся в долгах девушки с «желтым билетом» вместо отобранного полицией паспорта. Они служили на этой «секс-фабрике» два-три года – пока не накладывали на себя руки или окончательно не теряли «товарный вид». Украинских проституток уже тогда экспортировали в Польшу и турецкий Константинополь – причем, киевская пресса приписывала этот бизнес одному из местных домовладельцев. Все – как сегодня. Уродливая диспропорция между нищей периферией и центрами накопления капитала опять заталкивает в рот нашему мегаполису все новые порции дешевой рабочей силы. В Киев едут строительные бригады шабашников, вдесятером снимающих одну комнату с кухней, и юные девочки, служащие кассирами в супермаркетах, а вечерами подрабатывающие в жарких парилках саун. Это они строят сегодня чужой и враждебный к ним город, пытаются свести здесь концы с концами и сводят счеты с жизнью на рельсах столичного метрополитена. И только большие поэты калибра Максима Рыльского могут ощущать, к чему течет наше, повторившее себя время – обращаясь к тем, кто стоит за грабительским дерибаном современного «киевского ренессанса»: Докурюйте сигари, допивайте Лікери й каву. Вдарив сім разів Годинник месницький. Залізні кроки Гудуть по сходах, землю потрясають, І вам од них нікуди не сховатись, Як не втекти єпископу Гатону Од темних і розлючених мишей. Ключі од житниць кидайте на дно Глухого пінявого океану, Востаннє гляньте, рицарі скупі, На золото у вогких сутеренах, Уста своїх фарбованих коханок Цілуйте наостанку. Вже тріщать Залізні двері, голоси гудуть. І закривавились високі вікна.

"Інфопорн"