Сколько было в либеральных кругах разговоров о 2008 годе! Сколько ожиданий и героических планов! Но не произошло ничего. Вообще. Даже попыток не было что-то всерьез предпринять.
После того, как власть сняла одного за другим всех оппозиционных кандидатов, либеральная общественность горько вздохнула и пошла смотреть телевизор. Мол, чего еще иного можно было ожидать? Власти со своей стороны тоже не слишком старались. Даже вид не делали, будто ведут избирательную борьбу. Кампании не было. Медведев на денек взял отпуск, устроил себе предвыборное выступление и вернулся к обычным делам. Официально допущенная к выборам как бы оппозиция совсем разочаровала. Жириновский откровенно схалтурил – по сравнению с его прежними, шумными и скандальными кампаниями, на сей раз всё было скучно и вяло. Говорят, Владимир Вольфович меняет имидж. Или собирается на пенсию.
Что касается Зюганова, то и он сам, и его партия напоминают мне выдыхающихся зомби. Всегда одно и то же, но непрерывно по нисходящей. Даже сонная думская кампания прошлого декабря может показаться примером энергичной работы по сравнению с тем, что происходило в феврале. Можно задать резонный вопрос: зачем стараться, если исход заранее предрешен? Но тогда возникает и не менее резонный встречный вопрос: а если вы знаете, что исход заранее предрешен, зачем вообще баллотируетесь?
Понятно, что партии Зюганова, Жириновского и взъерошенного Богданова были остро необходимы на выборах, чтобы изобразить оппозицию. Но они даже не пытались играть отведенную им роль. Все откровенно спали.
Почему официально допущенные «оппозиционеры» не проявляли ни малейшего интереса к собственной избирательной кампании, легко понять. Но где же обещанные либералами армии несогласных? Где массовые протесты против несправедливых выборов? Где, наконец, толпы «проплаченных беглыми олигархами молодых людей», которыми нас пугали околокремлевские политологи на протяжении двух лет подряд?
Не то чтобы оранжевая угроза была побеждена, а просто выяснилось, что ее и вообще не было. Фантом, мираж.
Нет, деньги у олигархов не кончились. Только они, в отличие от политологов, понимают, что невозможно делать политику одними лишь финансовыми вливаниями. Для успешной борьбы нужна массовая поддержка, нужны социальные силы, на которые можно опереться, необходимы, наконец, активисты, которые занимаются своим делом независимо от того, платят им или нет. А главное, эти люди должны знать, за что именно они борются.
«Беглые олигархи» не стали выбрасывать деньги потому, что политический крах либеральной оппозиции стал для них очевиден задолго до того, как этот факт признали околокремлевские политологи. У либералов в России нет даже потенциальной массовой базы. А вести антисистемную, антигосударственную гражданскую кампанию, не имея поддержки масс, – дело бессмысленное.
Надо признать, что попытки завоевать массовую поддержку в середине 2000-х годов либералами делались. Сообразив, что в стране сильны левые настроения, либеральные оппоненты Кремля начали всячески опекать известных им левых активистов, надеясь привлечь их на свою сторону, в дополнение к идеологически неопределенной партии Эдуарда Лимонова.
Проблема либералов была не в том, что либералы не хотели говорить с левыми, а в том, что им не о чем было говорить. Сотрудничество с левыми они понимали в том духе, что надо просто привлечь левых к своим политическим проектам, а в случае необходимости дать им денег. При этом собственная идеологическая позиция либералов не менялась, не сдвигалась влево ни на миллиметр.
Будучи шахматистом, Гарри Каспаров, конечно, понимал, что разные фигуры на доске ходят по-разному. Соответственно, он и пытался расположить разные силы, входящие в свою коалицию, как различные фигуры на доске, с тем чтобы максимально использовать их специфические возможности и преимущества.
Авангард красной молодежи должен был вместе с национал-большевиками драться на улице, а умные либеральные интеллектуалы писать статьи в газетах про репрессии, которым подвергается молодежь. Левые пропагандисты могли бы разоблачать антисоциальные меры власти, а буржуазные экономисты разрабатывать рекомендации как более эффективно проводить эти меры в будущем.
Увы, общественная борьба – это не партия в шахматы. Политические активисты, в отличие от фигурок, имеют собственную волю, репутацию, взаимоотношения с другими людьми. И к тому же умеют считать ходы не хуже, чем некоторые шахматисты.
Например, могут вычислить заранее, на каком ходу их собираются разменять или принести в жертву. Те немногие левые, которые согласились, чтобы их двигали по доске в качестве фигурок, оказались так же изолированы и бездушны как шахматные пешки. За ними никто не пошел. Хуже того, они растеряли немногих сторонников, которые были.
Массовые движения начинаются тогда, когда события затрагивают интересы и влияют на настроения миллионов людей. И такой конфликт имел место в январе 2005 года, когда безо всякого подстрекательства со стороны оппозиции на улицы вышло более двух миллионов человек: протест против «монетизации льгот».
Эта «монетизация» полностью соответствовала идеологии самих либералов, больше того, проводило ее именно либеральное крыло правительства, чьи экономические воззрения вполне совпадают с таковыми же оппозиции. Именно потому оппоненты власти ничего из подобного протеста извлечь не смогли. Не было у них ни лозунгов, ни программ, которые позволили бы возглавить и поддержать внезапно, как ниоткуда, возникшее движение.
Разумеется, была критика «эксцессов», конкретных ошибок и нарушений, совершенных властями. И если бы в правительстве не образумились и продолжали бы дальше нажимать с «монетизацией» и другими подобными начинаниями, то, возможно, к 2008 году призрак Майдана действительно материализовался бы на Красной площади. Ведь именно так произошло на Украине.
Не потому правительство Кучмы сделалось непопулярным в народе, что мелочно нарушало формальные демократические свободы, а наоборот, устойчивая неприязнь, которую вызывали в массах постоянные социальные неудачи власти, заставила всех озаботиться демократическими свободами.
Российское начальство, однако, было уже научено украинским опытом, а главное, совершенно не было обречено его повторять, поскольку экономические условия оказались куда более благоприятными.
После провала «монетизации» правительство курс, конечно, не изменило, но повело себя осторожнее. Если и не повернули в другую сторону, то обороты резко сбавили. Алексей Кудрин и Герман Греф, не говоря уже о несчастном Михаиле Зурабове – все остались в 2005 году на своих местах, но полной свободы в проведении очередной порции «необходимых реформ» уже не имели.
Курс, проводимый после 2005 года, можно определить как неолиберализм «лайт». Соответственно, и вызываемое им недовольство накапливалось медленно, неравномерно, а главное, не было политически сфокусировано.
В условиях экономического роста население в массе своей оказалось вполне лояльно. Больше того, лояльность населения превосходила ожидания властей. Своими контрольно-принудительными мерами местное начальство вызывало только недоумение, временами глухое раздражение избирателей.
Причем раздражались не потому, что людей пытались принудить делать то, чего они не хотят, а наоборот – потому, что людей зачем-то пытались принудить чуть ли не силой делать то, что они и так собирались совершить по доброй воле. Не надо было гнать людей на избирательные участки – шли сами, и с радостью. Но их всё равно пытались гнать.
При подобных обстоятельствах любой «оранжевый проект» в России был изначально не просто обречен, но и вовсе бессмыслен. И всерьез говорить об «оранжевой угрозе» могли лишь околокремлевские политологи, которым надо было показать свою значимость. На протяжении нескольких лет была создана целая индустрия борьбы с оранжевой угрозой, крайне затратная и изначально неэффективная (как армия дровосеков в африканской пустыне).
Теперь, когда заранее обозначенный рубеж выборов 2008 года остался позади, обнаруживается, что главная проблема власти состоит не в оппозиции, а в последствиях собственных решений. На протяжении трех лет закручивали гайки, перекрывали лазейки, чтобы оранжевые не просочились на политическое поле. А что бы они там делали?
Удалили с выборов Михаила Касьянова. Неужели кто-то мог его всерьез опасаться? Никогда не поверю, будто у Андрея Богданова, которого непонятно зачем допустили к гонке, подписи были в лучшем состоянии, чем у Касьянова. Но точно так же нет никаких причин думать, будто, получив свою долгожданную регистрацию, Касьянов набрал бы голосов больше, нежели Богданов.
Для того чтобы отразить на поле гражданского общества предполагаемое массированное наступление либералов, создавались дорогостоящие и массовые ассоциации, молодежные движения и общественные союзы, которыми покрыто наше политическое пространство, как пляжи Албании дзотами. И пользы от них оказалось не больше. Таким же образом была сформирована и очередная Государственная дума, единственное достоинство которой состоит в непреодолимой лояльности.
Итогом всей этой деятельности является куча проблем на будущее. Албанские дзоты надо ремонтировать, они стремительно ветшают и портят пейзаж. Лесорубы в пустыне требуют жалования и продвижения по службе.
Все эти структуры для власти оказались не подпорками, а лишней нагрузкой. Они обременительны. Уродливы. Дороги.
Совершенно очевидно, что подобные уродливые и избыточные конструкции придется демонтировать. Это понимают даже те, кто сами их строил. Первые жертвы уже есть – уходит в небытие движение «Наши», в котором либералы умудрились увидеть чуть ли не прообраз фашистской партии. Затем придет черед других «исчерпавших себя» проектов.
Однако легко сказать «демонтировать»! С этим еще будут проблемы – речь идет о массе людей, которые ничего полезного делать не умеют, даже в сфере политики. Их придется трудоустраивать, иначе они в два счета превратятся в оппозицию. И уж поверьте, это будет оппозиция озлобленная и безответственная, так что чиновники станут с ностальгией вспоминать милые и безобидные «Марши несогласных».
Власти угрозу понимают, а потому проявляют осторожность. Аккуратненько так будут демонтировать, чтобы все эти сооружения на голову не рухнули. Чтобы слишком много обиженных не наплодить. В этом, видимо, и состоит «задача момента».
Справиться с последствиями собственной бюрократической фантазии, увы, куда труднее, чем победить оппозицию.
"Взгляд" |