В Боливарианском движении вот уже несколько лет существуют серьезные противоречия. Они вышли на первый план в последние месяцы, после переизбрания Уго Чавеса президентом Венесуэлы в декабре 2006 года, особенно после его заявления о "пяти моторах", движущих страну к "социализму 21 века", и призыва к созданию новой объединенной социалистической партии для осуществления этого перехода. Это противоречие между революционными антинеолиберальными и антиимпериалистическими достижениями, которые бесспорны, и социалистическими устремлениями, которые пока что остаются только устремлениями. Несомненно, именно основательность венесуэльских структурных реформ и не совсем гладкий, но, тем не менее, реальный разрыв с рыночными приоритетами, заложенными Вашингтонским консенсусом, положил начало тому процессу, который является маяком для мирового движения за справедливость и для левых во всем мире. Именно такая твердая антинеолиберальная позиция обеспечила Уго Чавесу теплый прием на Всемирном Социальном Форуме в Порту-Алегри в январе 2005 года, еще задолго до того, как венесуэльский лидер стал заявлять о своей приверженности социалистическим идеалам. Этот импульс вышел далеко за пределы Латинской Америки и традиционно солидарных с Венесуэлой кругов в Европе и Северной Америке. Отдельные примеры являются очень показательными. Один из них - это Индонезия, где новая левая партия PAPERNAS (Национальная освободительная партия единства - прим. пер.) неоднократно ссылалась на венесуэльский опыт для объяснения и подтверждения своей платформы, выступая за государственную собственность на природные ресурсы страны и независимое экономическое развитие Индонезии. Другой забавный пример - это Египет, где на каирском базаре существует традиция давать разным сортам фиников имена известных публичных фигур в качестве меры ценности этих сухофруктов. Неудивительно, что после войны в Ливане самые плохие и горькие сорта фиников носили названия "Буш", "Блэр" и "Ольмерт". Также не было ничего удивительного в том, что лучший сорт назывался "Насралла", по имени лидера движения "Хезболла". Но в числе других самых вкусных сортов с небольшим отставанием от "Насраллы" шел "Чавес". Президент Венесуэлы отозвал тогда своего посла из Израиля в знак протеста против начавшейся агрессии. Все это не более, чем иллюстрации того невиданного отклика, который вызвало смелое противостояние Венесуэлы по отношению к Империи, ненавидимой десятками миллионов тех, кого Фанон однажды назвал "презренными людьми земли" (или "проклятьем заклейменными" - фр.: "Les damnes de la terre" - прим. пер.), отклика, - который начал усиливаться после неудавшегося античавистского переворота в апреле 2002 года, а также после развертывания т.н. "миссий" по здравоохранению и борьбе с неграмотностью в 2003 году, ничего подобного которому не было на протяжении последних десятилетий.Но совсем недавно появилось еще кое-что, что придало венесуэльскому процессу еще большее значение. Началом этому послужила инициированная Чавесом в 2005 году дискуссия о "социализме 21 века", которая сейчас развивается еще более интенсивно, особенно после заявления, сделанного Чавесом в декабре 2006 года, о том, что теперь именно переход к социализму будет основной задачей ближайшего периода в Венесуэле. Конечно же, это очень важно для борьбы внутри Венесуэлы. Но это также придет новое измерение ее значению на международной арене.Во-первых, в странах, где слово "социализм" было вычеркнуто из политического словаря многих людей в последние семнадцать или даже больше лет, вдруг стало возможно говорить о социализме, не вызывая ни у кого ощущения, будто ты только что прилетел из другой галактики. Более того, Венесуэла - это первая живая лаборатория со времен Никарагуа 1980-х годов, на которой можно как на тестовой модели посмотреть, каким именно образом будет выглядеть социалистическая демократия в 21 веке, и какие стратегии можно использовать, чтобы достичь ее. Некоторые такие стратегические вопросы вновь стали подниматься на теоретическом уровне в последние годы. В качестве примера приведу очень важную дискуссию на страницах журнала французской Революционной коммунистической лиги "Critique Communiste", в которой приняли участие Даниэль Бенсаид, Антуан Арту, Алекс Каллиникос и другие. Среди центральных вопросов были следующие: обязательно ли при данных условиях в результате социалистической революции и строительства государства нового типа наступит такой критический взрывоопасный момент, когда старый государственный аппарат развалится (нечто предшествовавшее "штурму Зимнего") в результате, например, всеобщей забастовки? Или же этому должен предшествовать период продолжительной массовой вооруженной борьбы? Или же возможно представить себе возникновение новых государственных структур, защищающих новые классовые интересы, сосуществующих или даже в рамках старого государства, или даже в рамках старого государства, которое защищает старые классовые интересы? Вероятно, это решающий вопрос, стоящий теперь перед Боливарианским движением в Венесуэле. Рискуя упрощением, отмечу, что политический процесс в Венесуэле может быть охарактеризован как национальная, антинеолиберальная и антиимпериалистическая революция, внутри которой развивается другая, социалистическая, революция, стремящаяся преодолеть ограниченные рамки первой. И парадокс в том, что оба эти аспекта оказались воплощены в личности самого Уго Чавеса. Сейчас идет борьба за дальнейшее развитие социалистической революции. Этот процесс впервые стал набирать силу после победы (в полном соответствии с буржуазным законодательством) на выборах в 1998 году, обеспеченной широким межклассовым альянсом. Но, по меньшей мере, до неудавшейся попытки государственного переворота в апреле 2002 года было сделано крайне мало для того, чтобы преодолеть установленные буржуазные рамки. Безусловно, Боливарианская конституция 2000 года капитально перестроила существующие институты и позволила радикально по-новому взглянуть на такие вещи, как общественное участие и приоритет человеческих потребностей и человеческого потенциала. Но она не поставила под сомнение базовые принципы - будь то положения о представительской демократии или об отношениях частной собственности. И в определенной степени она даже укрепила тот межклассовый альянс, который поддержал ее сначала. Со времени народного выступления против переворота в 2002 году, и, особенно, после борьбы против локаута, организованного работодателями в конце того же года, народная мобилизация, "миссии", городские комитеты, некоторый, хоть и временный, частичный опыт рабочего контроля, небольшое число сельских и городских кооперативов, и совсем недавно появившиеся Коммунальные советы стали выходить за пределы старых структур и даже "противостоять" им. Но все же основные рычаги власти в Венесуэле, включая и президентскую администрацию, продолжают оставаться частью, можно даже сказать, являются заложниками старой административной структуры. Проблемой Боливарианского движения и, наверное, большинства возможных революционных ситуаций в сегодняшнем мире является вопрос о том, что делать с существующей государственной машиной, если вы сами пришли к власти посредством ее. Например, были избраны в правительство. В случае с Венесуэлой эта проблема связана с другой: как движение может развить действительно коллективное руководство и освободиться от гнетущего доминирования одного революционного "каудильо", каким бы честным и талантливым он ни был? И даже сам Чавес, по-видимому, понимает необходимость такого освобождения. Два недавних достижения в Венесуэле, и одно чуть более раннее, представляются отправными точками к возможному решению. Последнее - это опыт управления под рабочим контролем, развивавшийся на нескольких предприятиях с начала 2005 года. Наиболее важный пример - алюминиевый завод ALCASA в Сьюдад-Гуаяна. Этот эксперимент остался очень ограниченным по своим масштабам, фрагментарным в своем применении, и даже есть тревожные признаки того, что он уже не в почете у центрального руководства. Чавес практически не упомянул о нем в своих ключевых выступлениях в декабре и январе, обрисовывая приоритеты нового периода революции. Но именно опыт этих предприятий на сегодняшний день остается наиболее амбициозным и вдохновляющим примером радикальной альтернативы старой системе. Два новых варианта развития событий - это призыв к строительству новой Объединенной социалистической партии, как "наиболее демократической партии, которая когда-либо существовала в Венесуэле" и "революционный подъем местной власти", который Чавес называет пятым и наиболее важным мотором венесуэльского перехода к социализму 21 века. Все эти три примера доказывают старую истину. Решением может быть только демократия, радикальное расширение демократии во всех сферах общественной жизни, так как это и есть социализм. Действительно, "коллективная собственность" на средства производства не имеет смысла, если она не подразумевает расширение демократического коллективного контроля над экономикой. Уго Чавес описал проблемы местной власти 8 января, выступая перед своим новым правительством: "В этом году, опираясь на Коммунальные советы, нам необходимо выйти за пределы местного уровня. Мы должны приступить к созданию, прежде всего, при помощи закона, своего рода региональной, местной и национальной конфедерации Коммунальных советов. А старое буржуазное государство, которое до сих пор существует и продолжает сопротивляться, мы должны демонтировать шаг за шагом, так как мы строим государство советов, социалистическое государство, Боливарианское государство - созданием которого завершится революция. Почти все государства были созданы с целью не допустить революцию. Наша задача - превратить контрреволюционное государство в революционное государство". Это, безусловно, взгляд далеко вперед. Венесуэльский революционер и бывший министр Роланд Денис, часто критиковавший Чавеса с левых позиций, абсолютно прав, когда говорит о том, что Коммунальные советы, собирающие вместе 200-400 семей для обсуждения и принятия решений о местном планировании и развитии, представляют собой историческую возможность замены буржуазного государства. Теоретически их уже 18000. Это число должно возрасти до 30000. В действительности многие из них еще не функционируют так успешно, как этого бы хотелось. Но у Коммунальных советов есть, как уже стало понятно, две проблемы. Одна из них заключается в том, что они не являются полностью автономными. Они были созданы в соответствии с законами старого государства, даже если это государство и представлено чавистами. Это сильно отличает их от бюджета участия (или партисипативных бюджетов - прим. пер.) в Порту-Алегри и некоторых более радикальных его вариантов в Бразилии, которыми в значительной степени вдохновлялась Венесуэльская революция. Там бюджеты участия были приняты нелегально, активистами социальных движений из бедных районов во взаимодействии с участвовавшей в местном правительстве Партией труда, использовавшими дырки в конституции Бразилии, принятой после падения военной диктатуры. Одним из фундаментальных принципов бюджета участия был принцип автономии и саморегуляции. Он никогда не был оформлен законодательно, подчинялся своим собственным правилам и мог при желании их изменить. Ни представители местной власти, ни партия не могли прямо на него повлиять. Во-вторых, опять же в отличие от бюджета участия Порту-Алегри, Коммунальные советы не имеют суверенного права принимать решения по всему местному бюджету (это другой основной принцип опыта Порту-Алегри, однако лишь частично выполняемый). Фактически, деньги, которые венесуэльские коммунальные советы обсуждают и тратят, поступают в виде единовременных платежей, выделяемых непосредственно Президентской комиссией по коммунальной власти. Весь объем средств составил в прошлом году 1,6 млрд. долларов, а в нынешнем году он примерно вдвое больше. Советы не контролируют существующие муниципальные бюджеты, и остается непонятным, какое отношение они будут иметь к ресурсам и административным структурам, находящимся сейчас в распоряжении избранных мэров, губернаторов и местных ассамблей. Пока не понятно, будут ли Коммунальные советы поглощать и вытеснять их или же просто дополнять. Обе эти проблемы частично являются результатом еще одной проблемы. Несмотря на стремительный подъем разного рода активности на местах в последние годы, Венесуэла никогда не имела традиций хорошо организованных социальных движений, также как и массовой революционной или просто классовой партии, способной организовать подобные инициативы. В некотором роде, феномен Чавеса являет собой и то, и другое. Поэтому призыв к созданию новой Объединенной социалистической партии (PSUV) может оказаться очень важным шагом. Возможно, это и есть наилучший способ избежать зависимости от одного центрального лидера, но только при том условии, что это будет подлинно открытая и демократическая партия, а не своеобразный монолитный инструмент по проведению заранее принятых решений. Это большой вызов для нескольких небольших течений в Венесуэле, называющих себя марксистскими или социалистическими. Наиболее важное из них, относящееся явно к марксистской революционной традиции, - это Партия революции и социализма (PRS), в которой состоят лидеры ныне разделившейся федерации профсоюзов UNT. Раскол произошел из-за вопроса о вступлении в PSUV. Наиболее известные лидеры решили присоединиться к новой партии, в то время как остальные не захотели этого сделать. На наш взгляд, решение о присоединении было абсолютно верным. Такая возможность не должна быть упущена, особенно ввиду той опасности, что проект Объединенной социалистической партии может быть использован некоторыми старыми бюрократическими элементами. Революционеры должны сделать все возможное для того, чтобы PSUV стала максимально демократичной, и не допустить вхождения в нее представителей венесуэльской буржуазии и новой бюрократии, которые подорвут Боливарианскую революцию изнутри. Эта ситуация очень напоминает борьбу, возглавлявшуюся товарищами из Бразильской секции Четвертого интернационала в 80-х, за развитие Партии труда как "рабочей партии без боссов" с максимумом внутрипартийной демократии, с равными правами для внутренних тенденций, с пропорциональным представительством меньшинств в руководстве, с 30-ти процентной квотой для женщин и т.д. Эта борьба оказалась успешной и сыграла решающую роль в превращении Партии труда в образец для интернациональных левых на десять или даже больше лет.Подводя итог, можно выделить 3 кратко- и среднесрочных проблемы, стоящих перед революционным процессом в Венесуэле: 1) Сможет ли новая партия стать настоящей, массовой революционной партией, способной обеспечить плюралистичную, демократическую площадку для организации и координации деятельности всех секторов и течений рабочего класса (в его широком понимании) и других угнетенных слоев общества? 2) Сможет ли достойный подражания опыт самоуправления и рабочего контроля, начатый в ALCASA, быть распространен дальше в общественный и частный сектор? Удастся ли совместить его с Коммунальными советами и другими формами народной территориальной власти, развить общественный контроль на рабочих местах и в масштабах всей экономики? 3) Смогут ли новые Коммунальные советы стать реальными центрами власти с суверенным правом принятия решений по всем вопросам местных и региональных бюджетов и планов развития? И удастся ли объединить их на национальном уровне, создав новую форму государства, защищающую интересы народа? Иными слова, текущие проблемы связаны с демократическими преобразованиями. Они указывают на радикальное расширение демократии участия за пределы формальной политической сферы в каждый уголок общественного здания. И конечно, считалось, что именно таким социализм - прежде, в течение и после 21 века - и должен быть. Если смотреть на это с такой стороны, вопрос национализации и экспроприации частного капитала становится скорее естественным следствием, чем предпосылкой. Потому что, как только капитал перестает находиться под контролем капиталистов и становится объектом демократического принятия решений рабочими и сообщества на локальном и национальном уровне, тогда он больше не функционирует как частный капитал и начинает подчиняться совсем другой логике - логике человеческих потребностей и возможностей, и, что крайне актуально сейчас, логике сохранения окружающей среды. Путь между этими двумя точками - это одна из тех проблем, которая была проанализирована в теории перманентной революции почти 100 лет назад.
Стюарт Пайпер - корреспондент "International Viewpoint" в Латинской Америке.
Перевод: Андрей Васильев, Александр Лехтман. "Вперед" |
Главная
