Когда Джон Барнс, видный руководитель английских рабочих и в настоящее время член кабинета, посетил Чикаго, какой-то репортер спросил, что он думает об этом городе. "Чикаго, - ответил Барнс, - это ад в миниатюре". Некоторое время спустя, когда он поднимался на борт парохода, отплывавшего в Англию, к нему подошел другой репортер, чтобы узнать, не переменил ли он свое мнение о Чикаго. "Да, переменил, - последовал немедленный ответ. - Теперь я считаю, что ад - это Чикаго в миниатюре". Вероятно, Эптон Синклер придерживался того же мнения, когда избрал Чикаго местом действия своего индустриального романа "Джунгли". Так или иначе он выбрал крупнейший индустриальный центр страны, город, где индустриализация достигла наивысшего предела, и образец наисовершеннейшей цивилизации джунглей. Правильность такого выбора сомнений не вызывает: Чикаго - это воплощение индустриализма, центр бурных столкновений труда и капитала, город кровавых уличных схваток, где друг другу противостоят организации классово-сознательных капиталистов и классово-сознательных рабочих, где учителя создали профессиональные союзы и объединения с каменщиками и подсобными рабочими Американской федерации труда, где даже служащие выбрасывают конторскую мебель из окон небоскребов на головы полицейских, пытающихся во время стачки на бойнях доставить штрейкбрехерскую говядину, и где кареты "скорой помощи" увозят с места стычек столько же полицейских, сколько и забастовщиков. Вот где разворачивается действие романа Эптона Синклера - в Чикаго, в индустриальных джунглях цивилизации двадцатого века. И именно тут, вероятно, следует предупредить возражения тех, кто объявит, что эта книга лжива, хотя сам Эптон Синклер говорит: "Эта книга - правдивая книга, правдивая и в главном, и в частностях, точная и верно изображающая ту жизнь, о которой она повествует". Тем не менее вопреки очевидной правдивости "Джунглей" многие объявят "Джунгли" сплетением лжи, и в первую очередь, вероятно, - чикагские газеты. Их всегда возмущает любая неприкрытая правда об их возлюбленном городе. Всего три месяца назад один оратор в Нью-Йорке*, говоря о крайне низкой заработной плате на чикагских потогонных предприятиях, привел в пример женщин, которые получают девяносто центов в неделю. Чикагские газеты тотчас назвали его лжецом - все, за исключением одной, которая попробовала установить истинные факты и обнаружила, что не только многие работницы получают девяносто центов в неделю, но что немало их получает всего пятьдесят центов.

Кстати, когда нью-йоркские издатели первый раз познакомились с рукописью "Джунглей", они послали ее редактору одной из крупнейших чикагских газет, и этот господин письменно высказал мнение, что Эптон Синклер "самый отпетый лжец в Соединенных Штатах". Тогда издатели потребовали у Синклера объяснений. Он представил свои доказательства.Издатели все же сомневались, - несомненно, их преследовала мысль о разорительных исках за клевету. Они хотели удостовериться, что Синклер не лжет, и послали в Чикаго своего юриста. Примерно через неделю он сообщил, что Синклер еще умолчал о самом худшем. После этого книга вышла, и вот она перед вами - повесть о гибели человеческой личности, о бедных сломанных зубцах безжалостного индустриального механизма. Это злободневная книга. Она исполнена живого тепла, жестока и беспощадна, как сама жизнь. Она написана потом и кровью, стонами и слезами. Она показывает человека не таким, каким ему следует быть, а каким он вынужден быть в этом нашем мире двадцатого века. Она показывает нашу страну не такой, какой она должна быть или какой она представляется тем, кто живет в неге и довольстве вдали от рабочих гетто,но такой, какова она на деле, - средоточие угнетения, несправедливости, ужасающей нищеты, ад, полный страданий, джунгли, в которых один дикий зверь пожирает другого. Своим героем Эптон Синклер избрал не природного американца, который сквозь туманы патриотических речей по поводу Четвертого июля**, чарующих миражей избирательных кампаний все-таки видит весь ужас жизни рабочих в Америке. Эптон Синклер не совершил этой ошибки. Он избрал иностранца, литовца, бежавшего от европейского гнета и несправедливости и мечтающего о свободе и равных правах всех людей на счастье. Этот литовец (его фамилия Юргис), молодой широкоплечий гигант, полон энергии, до самозабвения любит труд, упорен в достижении своей цели, короче говоря, работник один на тысячу. Он способен задать такой темп, который непосилен и губителен для тех, кто работает с ним рядом и вынужден не отставать от него, хотя он несравненно их сильнее. Одним словом, Юргис принадлежал "к тем рабочим, которые особенно нравятся хозяевам, искренне сожалеющим, если таких рабочих не находится.