  |
  |
|
|||
 Главная Следующий номер Форум Обратная связь Календарь событий Поиск Архив старой версии | |||
| Ильенков и судьбы марксизма |
| Современный вой о «гибели» марксизма, как метода и общественно-политического и экономического учения, звучащий в среде профанов, в жизни не прочитавших ни одного философского текста, нас не интересует. Суди не выше сапога! Намного интереснее брожение умов, наблюдаемое среди знатоков текстов, которых не обвинишь в безграмотности, но и не заподозришь в симпатиях к марксизму. «Знатоки» придумали себе из затруднительного положения выход, очень похожий на позицию товарища Бывалова из фильма «Волга, Волга!». Мы помним, как почтальонша Стрелка в исполнении Любови Орловой показывала ему, что умеют таланты их городка. На что товарищ Бывалов ответил, что так петь и плясать невозможно, и что для этого нужно двадцать лет учиться. Уже несколько раз за последние годы доводилось слышать, что Ильенков выдумал и Маркса, и Ленина. Что обоим мыслителям (а также, между прочим, и Спинозе) и присниться не могли те тезисы и выводы, которые Ильенков им просто приписал от своего имени. (То же самое говорят и о Лифшице). Этот довод кажется неотразимым, но рассчитан он на дураков. Допустим на секунду, что так оно и есть. Что «на самом деле» Маркс и Ленин (а также Спиноза) были средней руки политиканы, которым приписаны достоинства гениальных философов. Но почему же тогда критики, подобно товарищу Бывалову, не слышат и не желают слышать собственного голоса Ильенкова и Лифшица? Почему они не хотят (или боятся?) признать Ильенкова и Лифшица марксистами? Почему они считают их лишь ловкими имитаторами, рекламирующими мнимые достоинства своих учителей? Говорят, что, будучи обитателями тоталитарного общества, Лифшиц и Ильенков просто не имели возможности ссылаться в обоснование своих построений ни на кого, кроме классиков – Маркса, Энгельса и Ленина, да, пожалуй, еще на несколько почитаемых и допускаемых марксизмом имен, вроде Спинозы и Гегеля. А, живи они в «открытом обществе», ссылались бы на Шопенгауэра и Ницше, Хайдеггера и Сартра, Рассела и Поппера, Мандельштама и Эрнста Неизвестного. Что и предпочитают делать сегодня многочисленные лица, именующие себя их «учениками». Однако Ильенков, как известно, переводил Оруэлла, а Лифшиц прямо ссылался на Олдоса Хаксли в те времена, когда об обоих писателях у нас и слыхом не слыхивали. Тем не менее, ни тот, ни другой даже в заметках «не для печати» не числили этих писателей среди своих духовных отцов и учителей. Хотя оба прекрасно понимали и принимали тезис Ленина о том, что художник (добавим от себя: и не только художник) может почерпнуть для себя много полезного даже из самой реакционной философии. Отвергая за недостатком времени и места без обсуждения другие слабые доводы о непричастности Ильенкова к марксизму, мы должны признать его творчество одной из вершин современного марксизма. Более того, перефразируя известное изречение Маркса, мы можем сказать, что анатомия философии Лифшица и Ильенкова есть ключ к анатомии философии Маркса и Ленина. Намеки на нечто более высшее могут быть поняты только тогда, когда это высшее уже известно. Даже личная судьба Лифшица и Ильенкова ярко отражает судьбу марксизма в ХХ веке. (Но об этом нужно говорить отдельно). Бывают исторические периоды, говорил Ленин, когда на первый план выходят философские и вообще общетеоретические стороны марксизма. Это периоды преддверия исторических переломов. Позволю себе при этом такую дерзость, как не согласиться в этом вопросе с точкой зрения самого Гегеля. Мне представляется, что он был не прав, утверждая, что «сова Минервы вылетает в полночь», что философия «рисует серым по серому» и способна сказать что-либо вразумительное об исторических событиях только лишь post festum». Образ логических категорий как застывающей и застывшей лавы революционных извержений, без сомнения, очень красив эстетически. Однако он кажется мне слабым с точки зрения логики и истории. Великая французская революция не нуждалась в своей «немцкой теории» уже хотя бы потому, что разразилась до появления этих немецких теорий на свет. Исторически и логически более достоверно, что эта революция имела своих Предчетий в лице французских материализма и Просвещения с Руссо во главе. Другой вопрос, что буржуазная революция породила новые социальные и теоретические противоречия, остро нуждавшиеся в разрешении. Эту задачу взяли на себя немцы во главе с Гегелем. Но это была уже другая задача. Задача, разрешение которой теоретически подготавливало уже не великую буржуазную, а великую пролетарскую революцию. Философия вообще, как наиболее обобщенное отражение самых глубинных общественных процессов, выдвигается на первый план не post festum, а в те периоды, когда в обществе уже народились новые силы, которые еще не могут получить непосредственно-практического выхода. Какие же это новые силы, с нарождением которых я связываю становление Ильенкова-философа? Эта сила – первое поколение, духовно и физически родившееся, выросшее и окрепшее после победы Октябрьской революции, при реальном, советском социализме. Это поколение так называемых шестидесятников, гражданская и духовная драма которых до сих пор не получила сколько-нибудь адекватного освещения. Если пытаться определить ее пока чисто логически, но это будет драма (или даже трагедия) противоречия идеального и реального. И их драма есть одновременно драма реального, советского социализма, достойная пера Шекспира, Гете и Пушкина, а не наших слабых усилий объять необъятное. Великие социальные и экономические перевороты становятся необратимыми лишь тогда, когда затрагивают ткань повседневности, закрепляются в быту и привычках, нравах и обычаях людей, в нравственном самосознании общества. Как оценить с этой точки зрения итоги послеоктябрьских десятилетий? Казалось бы, прокатившаяся по стране небывалая волна «идейного» и бытового антикоммунизма однозначно свидетельствует о полном крахе начатого в Октябре. И все же не будем торопиться с выводами. За рубежом поражаются, как могут граждане великой страны с таким яростным остервенением рвать, топтать и оплевывать свое недавнее прошлое. На Западе не знают ничего подобного, хотя история капитализма, а, говоря шире — всей человеческой цивилизации, дает ничуть не меньше поводов для покаяния, чем 70 лет реального социализма. Для того чтобы капиталистический способ производства утвердился, например, на своей родине — в Англии, там потребовалось полностью уничтожить свободное крестьянство, бывшее собственником своей земли, — шекспировских «гордых иоменов», ввести против согнанных с земли «бродяг» террористические уголовные законы, каравшие смертной казнью малейшее покушение на «священное право» частной собственности, широко использовать рабский труд тех же бродяг, заключенных в каторжные «работные дома». Вялая, тянувшаяся два с половиной столетия буржуазная революция в Германии несколько раз буквально опустошала страну, уменьшая ее население более чем наполовину. Я уже не говорю о массовом терроре Великой французской революции. Вот почему, когда слышишь, что мы «отклонились» от пути мировой цивилизации и нужно, мол, «возвратиться» в нее, становится и смешно, и грустно. Да, не было у мировой цивилизации учеников более прилежных, чем люди, вынужденные были защищать независимость России посредством строительства в ней социализма! Дорогу индустриализации страна прошла точно по хорошо укатанной за предыдущие триста лет колее, повторив все ее ломающие судьбы миллионов людей изгибы: ликвидация свободного крестьянства, террор, эксплуатацию рабского труда заключенных. Так почему же «цивилизация» в отличие от нас не кается и не кликушествует, хотя среди ее духовных вождей немало серьезных критиков и реформаторов капитализма? Проще всего было бы ответить, что «Запад» не кается, потому что принесенные и принятые им жертвы окупились, ну а нам, оставшимся у разбитого корыта, сам бог велел замаливать грехи. Но не стоит так уж унижать людей, приписывая им недостойную человека людоедскую мораль: «Если я ем других, это добро, а если меня едят,— зло». А если бы мы жили сегодня не хуже «Запада», разве суд над прошлым был бы излишен, а сталинская эпоха великих жертв получила бы отпущение грехов от сытого желудка? Для подлинно нравственного сознания важен вопрос не о том, насколько успешен или неприемлем конечный итог цепи насилий, именуемой всемирной историей, а о том, неизбежно ли путь к добру пролегает через зло. Классический буржуазный гуманизм в общем и целом отвечает на этот вопрос утвердительно и ищет примирения с теми общественными противоречиями, благодаря которым зло выступает в качестве превратной, но необходимой формы и даже движущей силы прогресса. Эту позицию с наибольшей полнотой и откровенностью выразили духовные отцы буржуазной цивилизации — экономист Рикардо и философ Гегель, которому принадлежат такие примечательные слова: «обращаясь к конкретному рассмотрению дьявола, мы вынуждены будем показать, что в нем есть утвердительное — сила характера, энергия, последовательность». Сюжет, всесторонне разработанный в мировой литературе от «Фауста» Гете до «Мастера и Маргариты» Булгакова. Но, кроме этой точки зрения, признающей, по выражению Белинского, наличное состояние мира «если не всегда утешительным, то всегда необходимо разумным», существует и более высокая, не довольствующаяся верой в итоговый разумный смысл действительности, стихийно и окольными путями возникающий из исторической бессмыслицы. Она лежит в основе социалистических и коммунистических учений во всех их утопических и научно обоснованных версиях. Коммунизм как система идей не пытается ни романтически отрицать действительность, ни идеалистически приукрасить ее. Он видит всю жестокость жизни и не отвергает купленных ужасной ценой плодов прогресса. Но он отказывается признать такое положение вещей вечной нормой, ищет дорогу к иным, более человечным формам развития к собственно истории человечества в отличие от ее «предыстории» (Маркс). На это возразят, что такие реальные и вымышленные революционеры, как Марат и Бакунин, Петр Верховенский и матрос Железняк, полагали возможным и даже необходимым срезать миллионы голов ради благополучия народа и что в жизнь, а точнее в смерть, воплотились именно их намерения, а не прекраснодушные мечтания социалистической интеллигенции. Отвечу, что Верховенский и Железняк повторили здесь постулат именно буржуазной, «маратовской» революционности, которая присутствовала в Октябрьской революции и в последующих событиях. Но рядом, в драматическом взаимопереплетении с «бессмысленным и беспощадным» бунтом взбесившегося мелкого буржуа, жила и развивалась принципиально иная, собственно социалистическая революционность, которая, не отрицая вынужденного насилия, не допускала любования им, возведения в абсолют. Да, социализм, впрочем, как и все предшествующие ему общественные формации, возникает из жертв и насилия, из крови и грязи. «Долгие муки родов», о которых писали Маркс и Ленин, ссылаясь на «Записки врача» Вересаева, — не пустая метафора. Но вместе с тем это первый в истории строй, который объективно заключает в себе отрицание «нормального» кровавого пути прогресса, делает моральное неприятие такого пути достоянием массового сознания. И когда многочисленные мои соотечественники на все лады поносят социализм, они, сами того не замечая, подтверждают его победу. Победу, которая по своему значению не уступает великим экономическим переворотам. Столь беспощадную и безоглядную критику собственного прошлого и настоящего могли предпринять только люди, воспитанные социализмом, вошедшим в их плоть и кровь, ставшим инстинктивным убеждением подавляющего большинства народа. Оставаясь материально еще в зачаточном состоянии, социализм уже победил морально. Победил, но в какой же парадоксальной, трагически противоречивой форме! Через свое собственное отрицание, через вспышку антикоммунизма и ретроградных иллюзий! Это вам не «овес растет по Гегелю», чему учили в школе и институте,— здесь настоящая диалектика в ее, быть может, наивысшем в XX веке напряжении. Самой распространенной отмычкой, с помощью которой проникали в наши души, стала всесветно знаменитая цитата о том, что высшая общественная гармония не стоит слезинки хотя бы одного только замученного ради нее ребенка. Большинство цитирующих приписывало и продолжает приписывать этот тезис лично Ф. Достоевскому. И лишь немногие, например Н. Бердяев, подчеркивали, что принадлежит он нравственному антиподу писателя — Ивану Карамазову, умственному аристократу, нашедшему в нем моральную санкцию вседозволенности и отцеубийства. Достоевский же, наоборот, шлет нам из прошлого свое предупреждение о том, что возможна чудовищная подмена понятий, нравственная ловушка. Он подробно, «химически точно» анализирует, как эта абстрактно-гуманистическая истина становится в руках Ивана все более отвлеченной и софистичной, пока не вырождается наконец в смердяковщину — в лакейский суд над действительностью, в лютую ненависть к России, ко всякому проявлению духовной, национальной самобытности. Опыт Ивана Карамазова повторился в массовом масштабе. Под видом «духовного раскрепощения» народу навязали смердяковские «идеалы», они тиражированы в миллионах экземпляров, в тысячах часов радио- и телевещания. Под флагом «гуманизма» обличители Павлика Морозова устроили такую пляску на отеческих гробах, какая не снилась и самому Смердякову. На ее фоне бесконечное словоблудие об освобождении из рабства тоталитаризма не более чем циничная насмешка. Наоборот, делается все для того, чтобы освобождение осталось чистой фикцией, ни в коем случае не переросло в реальный суверенитет народа. Вся хитроумная подлость замысла заключена в том, что он построен на утилизации лучших и благороднейших человеческих чувств, что нелегко сразу разобраться в его циничной сущности. Ведь совесть при всем своем юношеском максимализме и непримиримости к злу сугубо непрактична, неопытна в махинациях, доверчива и может благодаря этому стать жертвой бесовского соблазна, морального оборотничества. «Ибо многие придут под именем Моим, и будут говорить, что это Я, и многих прельстят», — предупреждал Иисус своих учеников. Лично я не сомневаюсь, что утилизаторы народной совести в конце концов потерпят неминуемый крах. Но важно, когда и как это произойдет, какими еще физическими и духовными жертвами будет куплено прозрение. Нужно понять, что с нами происходит, почему вновь и вновь становится возможной грязная игра на самых чистых чувствах Н. Бердяев, глубоко размышлявший над аналогичным вопросом, видел выход в христианском смирении. Не нужно, мол, делать богу «историю» по поводу слезинки ребенка, ибо «рационально постигнуть в пределах земной жизни, почему был замучен невинный ребенок, невозможно. Сама постановка такого вопроса — атеистична и безбожна». Нужно верить в глубокий, сокровенный смысл всех страданий и испытаний. Итак: либо в мире вовсе нет смысла — либо он потусторонен. Либо смердяковщина — либо вера и упование на загробную справедливость... Многих ли удовлетворит такая альтернатива? Вопросов больше, чем ответов. И мне кажется, мы будем увязать в них все безнадежнее, если не преодолеем чисто карамазовскую абстракцию морали, прикрывающуюся ныне ярлыков «общечеловечности» точно также, как недавно она прикрывалась ярлыком «классового подхода». Чтобы абстрактные идеалы не были вновь обращены во зло и разрушение, они должны был наполнены конкретным содержанием, проистекающим из родника народной мудрости и опыта. Иначе мы обречены переживать свою трагедию вновь и вновь. Таким образом, реальный советский социализм был сражен не военной или экономической мощью Запада. Его гибель была связана не с утратой социалистического идеала, а, наоборот, с его победой и укоренением в общественном сознании. Социализм сам научил людей предельной бескомпромиссности. И он рухнул в столкновении с общественным идеалом, им же самим созданным, произросшем на его собственной почве. Именно так «процесс пошел» в первые годы «перестройки», когда нынешние правые называли себе не как-то иначе, а «левыми». Разумеется, это была карамазовская ловушка. Но она не имела бы ни малейших шансов на успех, если бы не ориентировалась на реальность – на реальный факт моральной победы социализма. Об этом свидетельствует то обстоятельство, что критика сталинского периода нашей истории была начата именно с точки зрения «человеческого лица социализма», а не с точки зрения «утробы», не с точки зрения «колбасы». Это было сделано потому, что: во-первых, «колбасе» совершенно наплевать, сколько жизней будет загублено ради того, чтобы от нее ломились прилавки магазинов; и, во-вторых, потому, что при Сталине прилавки от колбасы ломились, как и сегодня. Ломились не от изобилия, а от равновесия спроса и предложения, так как Сталин разбирался в законах рынка немножко лучше, чем все нынешние «реформаторы» вместе взятые. По обычной иронии истории получилось, что как только Хрущев выдвинул лозунг «колбасного социализма», колбаса начала катастрофически исчезать с прилавков. Это обстоятельство обязывает помнить о том, что все годы Советской власти рядом с социалистическим идеалом рос и другой – идеал «колбасного социализма», нашедший себе даже официальное выражение в хрущевской Третьей Программе КПСС, принятой XXII партийным съездом. Эта программа фактически отождествила социализм с «обществом всеобщего потребления». И надо отдать должное мыслящей части общества тех лет: этот, выдаваемый за «коммунистический» идеал был подвергнут тогда же жесточайшей критике. Например, братьями Стругацкими в романах «Хищные вещи века» и «Понедельник начинается в субботу» - в образе «всестороннего потребителя», созданного убогой фантазией профессора Выбегалло, в портрете которого явно проступают хрущевские черты. Но и настоящий социалистический идеал все же не висел в воздухе. Он опирался на реальную основу – экономическую и социальную. И, как только эта реальная основа была подорвана и стала быстро разрушаться в начале 90-х годов, началось и тотальное разрушение самого этого идеала. Именно тогда правые рискнули сбросить с себя «левые» маскхалаты. Да, идеал и реальность расходились, но в этом обстоятельстве не содержалось еще ничего необычного. Идеальное и реальное суть по своей логической природе диалектические противоположности, не могущие по определению существовать иначе, как в единстве и борьбе. Поэтому идеал может выражать реальность только в качестве ее противоположности, хотя и вырастает из нее. Идеал есть всегда самокритика реальности. Но в нашем случае эта самокритика переросла в саморазрушение. Требование непосредственного совпадения общественного идеала и общественной реальности привело к разрушению и того, и другого. Никому не было дела до того, что, будучи противоположностями, идеальное и реальное могут сочетаться, как говорил Ленин, по-разному: «симфонически» и «какофонически».Советский социализм рухнул именно вследствие того, что противоречие идеального и реального не нашло «симфонического» разрешения, зашло в исторический тупик. У нас получилась именно «какофония», причины которой мы не имеем здесь времени и места подробно разбирать. Непосредственное совпадение идеального и реального достигнуто сегодня только в капиталистическом обществе «всеобщего потребления». В нем духовная сторона жизни общества прямо отождествилась с материальной. И при этом не материальное поднялось до идеального, а, наоборот идеальное упало до материального. «Гармония», таким образом достигнута, но вместе с тем утрачено противоречие как внутренний источник развития. Такое «абсолютно гармоничное общество» может существовать только за счет материальной подпитки извне. Что оно и делает, именуя этот процесс «глобализацией». Думаю, не нужно доказывать, что для России подобный путь исключен в силу слишком хорошо известных обстоятельств. Возвращаясь к прерванной нити, мы видим, что новые общественные силы, составляющие моральный потенциал социализма, оказались еще очень слабы, и так до сих пор и не получили полного, свободного исторического выхода. Ни в период великой очистительной бури 30-х годов, когда начинал Лифшиц, ни в период «оттепели», когда работал Ильенков ни, тем более, в период «перестройки», до которой оба мыслителя, к несчастью или к счастью, не дожили. Гибель героев подобна заходу солнца, а не концу лопнувшей от натуги лягушки. Однако присутствие этих сил в историческом процессе обозначено и закреплено теоретически. Закреплено именно Ильенковым и Лифшицем. Ильенков доказал, что идеальное не есть состояние нейродинамических систем в голове «двуногого животного без перьев». А Лифшиц, как мы знаем, доказал еще большее: что идеальное не есть состояние «общественной физиологии». Ни нейрофизиологического, ни социологического рабства в жизни сознания не должно быть (хотя и бывает). То есть состояние марксизма не есть состояние мозгов данного индивидуума и даже не состояние коллективного сознания данного общества в определенной точке исторического развития. Это состояние «мирового разума», взятого как общий вектор всего материального и духовного развития человечества на всем промежутке своего развития от предыстории к истории. Оперируя таким масштабом, мы не можем не заметить тяжелейшего кризиса именно наличного состояния общества и соответствующей ему идеологии. Апофеозом этого кризиса стало 11 сентября, когда акт Возмездия, то есть акт высшей исторической справедливости совершился в крайне неразумной, варварской, несправедливой форме. «Разум существовал всегда, только не всегда в разумной форме» - записал за 157 лет до этого события Карл Маркс. Философия выступает на авансцену истории именно тогда, когда стихийная разумность действительности достигает в своей произвольной игре своих крайних, предельно неразумных форм. Все формы философского иррационализма – от античных до современных – видят в этом торжестве неразумия конечную мудрость Вселенной. Поэтому они крайне болезненно воспринимают любое (особенно теоретическое) проявление Разума, который приходит именно как орган разрешения этих противоречий, в которых, казалось бы, совершенно безнадежно увязло человечество. Отсюда судорожные попытки затоптать любые ростки здравого взгляда на противоречия действительности. Взгляда, видящего в полном развитии противоречий залог их разрешения. Разум отнюдь не гибнет и не сдает свои полномочия всевозможным формам неразумия в тот момент, когда противоречия развития становятся неразрешимыми. Наоборот, потребность в разуме и необходимость его полного проявления возникает именно в момент наступления полной неразрешимости противоречия налично существующими средствами логики. Такая новая логика, превосходящая по мощности старую формальную логику, была создана немецкой классической идеалистической философией, чьи усилия были завершены Гегелем. Однако противоречие требует разрешения не только в сфере логики, не только в голове, но и в действительности, но и в реальной действительности, в сфере жизни и деятельности общества, общественного человека. Такой задачи Гегель не разрешил – да и не мог еще разрешить, поскольку для этого еще «наличного материала». Он разрешил противоречия в голове, но в реальности это вылилось в прусскую сословную монархию как завершение земного пути абсолютной идеи. «Противоречие метода и системы» Гегеля, о котором писал Энгельс, есть, по сути, противоречие идеального и реального, теории и практики. Разрешение этого противоречия не есть уже чисто теоретическая задача. Решение ее начал Маркс и продолжил Ленин. Великая заслуга Ильенкова в том, что он вычленил и осветил логическую сторону практического дела Маркса и Ленина. Но этим его заслуга не исчерпывается. Философия, повторюсь еще раз, не рисует серым по серому. Наоборот, она предваряет практическое разрешение вновь народившихся противоречий теоретическим их разрешением. Но, в силу сугубо идеологических причин, которые мы попытались выше обрисовать, философия воспринимает эти противоречия как противоречия прошлого, а не будущего. Каково же место Ильенкова в развитии философии марксизма? Исходя из вышеизложенной гипотезы, он не может быть признан всего лишь представителем «совы Минервы», то есть завершителем логического строя победы октябрьской революции и первых ее лет. Он принадлежит к той волне теоретиков, которая формулирует новые задачи. Я рискну назвать Ильенкова «Гегелем середины ХХ века» - тем, кто подытоживает результаты предыдущей революции и формулирует в сугубо логической форме проблемы новой, назревающей революции, до реализации которой они (теоретики), как правило, не доживают. Ильенков встал в ряды тех немногих теоретиков, кому выпало быть выразителями новых противоречий нового общества, о которых Ленин, по определению, не мог иметь никакого понятия, и о которых Сталин успел приобрести лишь смутное понятие. Место Ильенкова в истории марксизма определяется не только логически, но хронологически, поскольку хронология обнаруживает здесь известную повторяемость. Можно составить хронологию, исключив из нее спорные фигуры и оставив только бесспорные. Руссо родился в 1712 году (Дидро в1713). Гегель родился в 1770 году. Маркс родился в 1818 году (Энгельс в 1820). Ленин родился в 1870 году. Ильенков родился в 1924 году. Итак, разрывы между ними следующие: 58-57, 46-53, 52-50 и 54 года. Среднее арифметическое – 52,7 года. Это не нумерология, это – признаваемая демографией продолжительность жизни двух поколений. История мысли расцветает через раз, прыгает через одно поколение. Отсюда следует не вполне утешительный вывод для всех учеников Ильенкова: «Богатыри, не вы!». Следующий теоретик находится не среди нас, но он уже родился приблизительно в 1924+53=1977 году. Возможно, он обретается среди ваших студентов или аспирантов, а может быть мы его не заметили. Сколько осталось его ждать? На днях, ибо расцвет приходится на 25 лет, следовательно, на 2002-2007 годы. Скоро! Обидно нам всем, родившимся в промежуточном поколении, но утешением может служить только то, что к этим «промежуточным» поколениям принадлежат люди тоже не последнего десятка, родившиеся в известной «противофазе» поколению философов: Шекспир, Гете, Пушкин, Лифшиц… |
07 2008 22:45:00
· 0 Комментариев ·  |
|
|||
| Нет комментариев. | |||
|
|||
| Пожалуйста, залогиньтесь для добавления комментария. | |||
|
|||
Рейтинг доступен только для пользователей.
Пожалуйста, залогиньтесь или зарегистрируйтесь для голосования. Нет данных для оценки.
| |||
|
|||
| 29 ноября врачи проведут общероссийскую акцию против ... 8 ноября профсоюзы проведут митинг в поддержку арест... Докеры Ейского морского порта начали «итальянскую з... Валентин Урусов сделал заявление в связи с преследо... 7 ноября в Москве левые силы проведут "КРАСНЫЙ МАРШ" Moody’s предсказал рекордное падение золотовалютных р... 12 сентября потеряла сознание участница голодовки ра... Московские больницы в ближайшие месяцы ждут внутрен... В Уфе участники акции протеста встретились с предста... 9 сентября 6 активистов профсоюза медиков начали голо... | |||
|
|||
| 5 ноября 2014 года в Вашингтоне пройдёт Марш Миллиона ... МВД Испании перебросило в Каталонию более 400 сотрудн... Митинг против запрета референдума о независимости. П... Работники школьных автобусов Нью-Йорка грозятся объ... Стачка на заводе Bombardie может закончиться 15 сентября В Китае 16 000 работников дочерних подразделений тайва... У берегов Ливии затонуло судно с 250 мигрантами Из-за забастовки на Air France, стартующей 15.09, под вопросо... В США начали забастовку работники автомобильной про... Пилоты Lufthansa 10 сентября провели забастовку в Мюнхене | |||
|
|||
|
|||
| Все вещи имеют свои имена, смелость назвать их и есть война Вис Виталис | |||
|
|||
|
|||