Менеджмент (11)

5892900

4,44%

Бизнес и финансы (13)

5826140

4,39%

Компьютерные технологии (15)

3076200

2,32%

Архитектура и инжиниринг (17)

2430250

1,83%

Наука (19)

1231070

0,93%

Социальные службы (21)

1749210

1,32%

Юриспруденция (23)

976740

0,74%

Образование (25)

8206440

6,19%

Развлечения, спорт, искусство, СМИ (27)

1727380

1,30%

Здравоохранение (29+31)

10197050

7,69%

Защитные службы (33)

3024840

2,28%

Общепит (35)

11029280

8,32%

Клининг (37)

4396250

3,32%

Бытовые услуги (39)

3249760

2,45%

Продавцы (41)

14114860

10,64%

Клерки (43)

23077190

17,40%

Сельское хозяйство (45)

450040

0,34%

Строительство и добывающая пром-сть (47)

6680710

5,04%

Ремонтные рабочие (49)

5352420

4,04%

Промышленные рабочие (51)

10268510

7,74%

Транспорт и складские услуги (53)

9647730

7,28%

Всего

132604980

100,00%

Мы видим, что число промышленных рабочих составляет всего 7,74% населения, а аграрных, того смешнее, 0,34%. В американском общепите работает больше людей, чем во всей промышленности вместе взятой (!!!). Число дворников, садовников и горничных в 10 раз превышает количество сельскохозяйственных тружеников. Но даже эти ошеломительные цифры не окончательны. Ресурс развития технологии не исчерпан. По мере дальнейшей автоматизации производственных линий доля рабочих в структуре популяции снизится до ещё меньших величин. Промышленный рабочий станет такой же диковинкой на рынке труда, как уже стал аграрный. Прогресс в этом вопросе сдерживается не технологическими, а экономическими причинами. Рабочие, особенно в развивающихся странах, получают столь мало, что выгоднее бывает эксплуатировать ручной труд, нежели ставить автоматизированнее оборудование. Однако техника постепенно дешевеет. Кроме того, концентрация производства объективно способствует улучшению матчасти. Проще эксплуатировать одну высокопроизводительную линию, чем десять примитивных.
В техническом аспекте наступление постинустриального общества можно только приветствовать. Человечество исполнило свою мечту. Оно может обеспечить себя всеми необходимыми материальными благами задействуя лишь около 10% трудового потенциала.
Но возникает вопрос: а что делают на рынке труда остальные люди? Почему многократный прогресс производительности не привёл к пропорциональному сокращению рабочей недели? Если в промышленности занято уже не 50% трудящихся, а около 10%, почему мы до сих пор работаем пять дней в неделю вместо одного?
На это нам говорят: так и должно быть. Помимо материальных вещей у нас есть потребность в услугах, которые автоматизировать гораздо сложнее, если вообще возможно. Поэтому для нашего же счастья необходимо работать, как и раньше, пять дней в неделю, но уже не в производстве, а в сервисе. Кроме того, нам объясняют, что современная экономика имеет сложную организационную структуру и сопряжена с обработкой обширных информационных потоков. Для обслуживания этой структуры и для обработки информации требуется армия офисных работников (как в частном, так и в государственном секторе).
Отчасти это правильный довод. Отрадно, например, что всё больше людей занимается здравоохранением. Здоровье - самое ценное, что у нас есть. Поддерживать здоровье людей гораздо важнее, чем производить безделушки. И мы пока не можем заменить врача роботом. Также обществу нужны воспитатели в детских садах, учителя в школах, работники профессионального образования. Мы говорим сейчас не об этих людях. Мы говорим о продавцах, официантах и клерках. Насколько эффективен их труд и кто является его выгодоприобретателем?
Отправимся в любой офис и что мы там увидим? Самый частый персонаж в любой конторе – сейлс. Занимается он тем, что отбивает всеми правдами и неправдами клиентуру у конкурентов, а конкуренты отбивают клиентуру у него. За стенкой сидит отдел рекламы. Функция его такая же – увести клиента у конкурентов. Но уже не корпоративного, а частного клиента. В офисе побольше появляются люди и вовсе сказочные. Занимаются они только тем, что сочиняют бумажки и носят их на визирование с этажа на этаж, а также плетут интриги друг против друга. На ресепшене секретарша красит ногти. Мальчик в службе поддержки раскладывает на компьютере пасьянс. И всю эту армию паразитов обслуживают уборщица, охранник, повар и пять водителей. Апологеты свободного рынка считают, что это нормальные издержки конкурентной среды. Но можно ли назвать нормальным, что на каждого рабочего приходится двое клерков? Компенсирует ли мобилизация конкурентных преимуществ вследствие острой борьбы за рынок трёхкратные потери в трудоэффективности?
Почему так много людей занимается непроизводительным трудом? Потому что стоимость рабочей силы копеечная. Чем меньше денег получает сейлс – тем меньше оторванный у конкурента кусок рынка, который сделает его работу коммерчески окупаемой (но при это абсолютно непроизводительной). Чем меньше зарабатывает скучающий мальчик в технической поддержке – тем дольше продержится на плаву неэффективная фирма с недостаточной клиентской базой. Низкий уровень оплаты труда препятствует оздоровлению рынка за счёт санации неэффективных компаний. Но либертарианец не видит в этом ничего дурного. Для него это, наоборот, картина процветания бизнеса. Либертарианец ценит только собственное время и собственный труд по разливу опиума в мозги народа, а сколько времени попусту убивают простые работяги – для него не играет роли. Потому что либертарианец измеряет труд не в натуральной величине, а в денежной. Если работнику платят мало – считается, что и труд его ничтожен.
То же и в сфере услуг. Пройдите по любому торговому центру. Сколько вы увидите магазинчиков обслуживающих по одному клиенту в час? Сколько на улицах города пустых ресторанчиков, куда лишь изредка заглянет какой-нибудь богач. Почему эти неэффективные заведения до сих пор не разорились? Потому что их персонал получает за работу гроши.
Другой принципиальный аспект вопроса: кто на кого работает? Апологеты свободного рынка пытаются внушить нам, что на рынке услуг мы все равны, что мы являемся в равной мере продавцами услуг и их покупателями, что в одном случае работают мы, а в другом случае на нас, и что одно уравновешивает другое. Таким образом, постиндустриальный капитализм рисуется чуть ли не коммунистическим обществом, в котором воплощена идеальная справедливость. Нетрудно продемонстировать смехотворность этих аргументов.
Много ли услуг нужно простому человеку в его обыденной жизни? Кассир в супермаркете затрачивает на меня полчаса работы в месяц. Допустим, ещё полчаса в месяц расходуют совокупно в пересчёте на каждого покупателя другие работники магазина: на раскладку товаров, фасовку, мытьё полов, учёт, охрану. Также я иногда совершаю случайные покупки. Это, предположим, ещё час работы продавцов в месяц. Ещё полчаса – парикмахер. И собственно всё. Еду я готовлю сам, дома убираюсь тоже. Тем не менее, в сферах торговли, общепита и бытовых услуг занято в совокупности около 30% рабочей силы. Кого эти люди обслуживают в остальное время? Принимая что рабочая сила – 40% популяции (минус старики, дети, инвалиды), на одного сотрудника в перечисленных сферах приходится восемь обслуживаемых. Исходя из этого, при 160-часовом рабочам месяце (4 недели по 40 трудочасов) каждый работник тратит на среднего клиента 20 часов. А на простого человека три, ну максимум пять. На кого расходуется остальной труд?
Вопрос риторический. Когда бедный обедает дома – богатый отправляется в ресторан. Когда бедный делает уборку лично – богатый вызывает горничную. Когда бедный покупает в макдональдсе гамбургер – богатому повар готовит блюдо на заказ. Когда бедный покупает необходимые вещи в магазине самообслуживания – богатый посещает бутик. Бедный стрижётся раз в месяц. Богатому парикмахер делает укладку каждое утро. Бедный отдаст ребёнка в садик, где на одного воспитателя приходится двадцать детей. Богатый наймёт личную няню. А сколько стоят простым труженикам такие удовольствия богатых как личный самолёт или космический туризм – страшно даже помыслить.
По существу, постиндустриальное капиталистическое общество – это общество чистой эксплуатации. Богатые узурпируют в своих руках недвижимость и средства производства. В первом случае они взимают с бедных рентный доход. Во-втором, если разобраться, тоже, поскольку автоматизированные производственные линии, работающие "сами по себе", при минимальных трудозатратах в обслуживании, экономически всё более уподобляются ренте. В этой ситуации у бедного нет другой работы кроме лакейской. Он обслуживает барина, и за это ему выделяют небольшой кусочек ренты, необходимый на прокорм, приобретение вещей и съём какой-нибудь халупы (о покупке собственного жилья по нынешним занебесным ценам не идёт уже даже и речи).
Моральный аспект такого рода эксплуатации в комментариях не нуждается. Затронем, однако, аспект экономический. Мы знаем, что труд есть отрицательная экономическая величина. Любой из нас предпочитает свободную деятельность вынужденной, интересную – скучной, а разнообразную – монотонной. Но трудовая деятельность чаще всего вынужденна, скучна и монотонна. 5-дневная рабочая неделя едва оставляет нам время на отдых и домашние дела, и практически не оставляет его на саморазвитие, на расширение социального и культурного кругозора. Это образ жизни раба, недочеловека. Я не встречал работников, которые осуждали бы предложение сократить рабочую неделю или рабочий день. В личных разговорах жалобы на усталость, на монотонный и отупляющий характер трудовой деятельности, на хроническую нехватку времени для личных нужд, являются обычным явлением среди наёмного персонала, не исключая и менеджмент.
Раньше, в индустриальную, а тем более аграрную, эпоху, изматывающий труд был извиняем потребностью в пище и вещественных благах. Но что мы имеем в постиндустриальном обществе, где большинство работников заняты в сфере услуг? С одной стороны мы имеем барина, которому оказывают услуги, а с другой лакея, который их оказывает. При этом каста господ, узурпировавшая рентный доход, составляет незначительный процент населения, а подавляющее большинство выступает лакеями.
Какие услуги оказывает лакей барину? Первым делом он избавляет его от домашего труда, который простой человек вынужден делать своими руками: готовить пищу, убираться, стричь газон. Но много ли у толстосума таких домашних потребностей? Сколько лакеев он сможет занять полезной работой? Одного? Двух? Но если на одного рантье приходится десяток безработных, высвобожденных из производственной сферы, чем занять остальных?
Можно платить этим людям пособие. А ещё лучше поделить трудовые обязанности поровну, чтобы, допустим, каждый работал не пять дней в неделю, а один, и не восемь часов, а четыре. Но толстосума душит жаба. Ведь в этом случае лакеи произведут столько же работы, а заплатить придётся в десять раз больше. Поэтому вместо насущных потребностей толстосум измышляет капризы, которые позволили бы занять лакеев хоть каким-то делом. Не поставить ли швейцара перед воротами? Не завести ли конюшню с конюхом? Секретаря, чтобы сканировал фотографии из дедушкиных альбомов? Домашнего пианиста, чтобы развлекал по вечерам живой музыкой? При этом радости от каждой последующей блажи всё мельче и мельче. Но лакеи затрачивают не меньше труда на исполнение капризов. Таким образом, всё больше труда лакеев приносит всё меньше удовольствия толстосуму. Трудно вообразить более порочный экономический строй. С одной стороны мы имеем плюс единицу барского удовольствия. С другой – минус десять единиц лакейского труда. Отрицательная "прибавочная стоимость" огромна. Но именно таков финальный облик постиндустриального капитализма, пренебрегающего социальной справедливостью. Разумеется, либертарианец этого не замечает. У него свои калькуляции, из которых выходит, что удовольствие барина десятикратно труду лакея. Ибо здесь барин, а там лакей.
И это не абстрактное будущее, это реальность уже окружающая нас. Рабочая неделя в развитых странах могла бы уже составлять один день в неделю вместо пяти, если бы работников не занимали искусственно непроизводительной деятельностью. При этом многократно снизилась бы трудозатраты и экологические издержки, связанные с перегруженной транспортной инфраструктурой. Я потребляю в день килограм вещей, но вожу на работу и обратно восемьдесят килограмм своего веса. Львиную долю нагрузки на транспорт создают перемещения рабочий силы, и эта нагружка могла бы быть уменьшена в пять раз. Сокращение очень веское, при том что на каждого промышленного рабочего уже сейчас приходится один транспортный.
Апологет свободного рынка всячески увиливает от этих выводов. Среди прочего он рассуждает о том, что у каждого потенциально лакея есть замечательный выбор – избрать наиболее милую его душе лакейскую профессию. И если каждый сделает выбор сообразно своим склонностям, то, обслуживая барина, он будет получать такое же удовольствие, как и сам барин. И в мире, таким образом, наступит всеобщая идиллия. Если же лакею не нравится ни одна разновидность лакейства, это свидетельствует о его лености, инфантилизме и моральной порочности. Порою и сам лакей верит, что добрый барин подберёт ему работу по душе, а не поставит враскорячку. А злой барин достанется кому-то другому.  Но барин-то думает о своём удовольствии, а не лакейском. И приходится лакею вставать, вместе со своей верой, в вышеназванную неудобную позу. Потому что только свобода делает нас счастливыми. Можно и враскорячку быть счастливым, но только по своему выбору, а не по барскому.
Если же апологета припёрли к стенке – он достаёт из рукава последний козырь. Быдло нужно держать в ярме, на полном серьёзе заставляет апологет. Если дать простолюдинам свободу, они будут пить, курить, драться и принимать наркотики. Приличным гражданам будет страшно ходить по улицам.  Кто-то может принять за пародию, но это реальный аргумент правых, приводимый в дискуссиях.  Удивительно, как они до сих пор рискуют выходить из дома в субботу и воскресенье. Ведь куда ни пойди в эти дни, повсюду драки и дебоши, учиняемые выпущенным из-под ярма быдлом.