На протяжении тысячелетий человечество думало над тем, что такое свобода. Этот вопрос начал волновать людей с тех пор, как жизнь поставила их перед фактом существования несвободы, то есть отношения людей стали отношениями господства – подчинения. Люди разных эпох по-своему хорошо понимали и чувствовали эти отношения. Так, например, ни для одного представителя древнегреческого полиса не составило бы трудности отличить раба от свободного человека. Существование рабства воспринималось древними греками как естественное, как положение вещей.

Аристотель в своей «Политике» пишет, что «….кто по природе принадлежит не самому себе, а другому и при этом все-таки человек, тот по своей природе раб». С его точки зрения люди по своей природе разные: одни могут и должны быть господами, а другие, соответственно, рабами. Раб, считает Аристотель, не в состоянии сам определять цели своей деятельности, по этому «властвование и подчинение не только необходимы, но и полезны, и прямо от рождения некоторые существа различаются [в том отношении, что одни из них как бы предназначены] к подчинению, другие - к властвованию».[1]

Аристотель противопоставляет раба и свободного, и действительно только через понимание несвободы можно выйти на понимание свободы. Но здесь же он говорит о том, что свободный господин относится к своему рабу как целое к своей части. Получается, что господа зависят от своих рабов точно так же, как целое от своих частей, и наоборот. В этом своем рассуждении выдающийся мыслитель нащупывает единство свободы и несвободы.

Более чем через две тысячи лет Гегель в своем фундаментальном труде «Феноменология духа» снова поднимает вопрос об отношении свободы и несвободы. Он видит истинную свободу человека не только в том, чтобы самому быть свободным и признаваться свободным другими, но и в том, чтобы другой был свободным и таким признавался. Для того чтобы быть свободными, люди должны освободится от своей собственной эгоистичности и научиться подчинять свою волю всеобщему. В этом смысле для Гегеля античный раб стоит ближе к истинной свободе, чем его господин, ибо раб способен отдавать свою волю и становится инструментом господина. Но до истинной свободы рабу  все равно очень далеко. «Что касается исторической стороны интересующего нас отношения – писал Гегель, - то здесь можно отметить, что античные народы -  греки и римляне - еще не  возвысились до понятия абсолютной свободы, ибо они не познали еще того, что человек как таковой - как вот это всеобщее "я", как разумное  самосознание - имеет право на свободу». Осознание своего права и права другого быть свободным необходимо для того, чтобы стать свободным. Это право должно быть осознанно настолько, чтобы быть равнодушным «наличному бытию», и для достижения свободы ставить на карту и свою и чужую жизнь, - считает Гегель. Свобода может быть достигнута только в борьбе: причем, не на жизнь, а на смерть. И если народ не готов пожертвовать своей жизнью для того, чтобы быть свободным, он не готов к своему освобождению.

Но что такое свобода для Гегеля. Если прочесть его рассуждение внимательно, становится ясно, что свобода для него - это свободное самосознание. Свобода состоит в осознании себя и другого свободными. «Эта свобода одного в другом соединяет людей внутренним образом; тогда как, наоборот, потребность и нужда сводит их вместе только внешне». Гегелевский идеализм отождествляет «считаться свободным» и «быть свободным». Борьба за свободу – это борьба за признание свободы. Наивысшие проявления свободы он видит в современном ему обществе. «Ибо хотя государство также может возникнуть вследствие  насилия, но держится оно, тем не менее, не на нем; в своем проявлении сила вызвала к существованию лишь нечто в-себе-и-для-себя-правомерное - законы, конституцию. В  государстве  дух народа - нравы, законы -  является господствующим началом. Здесь человека признают и с ним обращаются как с разумным существом, как со свободным, как с личностью…».[2]

Но именно тогда, когда законы и конституции, с точки зрения Гегеля, свидетельствуют о существовании абсолютной свободы, перед человечеством наиболее остро стоит вопрос освобождения. Маркс и его последователи вполне согласны с Гегелем в том, что «кто не обладает мужеством рискнуть жизнью для достижения своей свободы, тот заслуживает быть рабом, и, наоборот, если какой-нибудь народ не только воображает, что он желает быть свободным, но действительно имеет энергичную волю к свободе, то никакое человеческое насилие не сможет удержать его в рабстве». Но для марксистов речь идет о реальном освобождении, об изменении того, что для Гегеля вторично – материальных отношений между людьми. Здесь уже речь идет о необходимости того, чтобы все народы мира стали готовы к тому, чтобы уничтожить «нужду, которая сводит людей», и в действительности отнимает у них свободу – уничтожить все проявления несвободы. Новая свобода, необходимость которой уже назрела, - это нормальные условия жизни каждого человека. «Нормальными» тут вполне допустимо называть условия, внутри которых индивиду предоставлены и обеспечены (как материально, так и морально) все возможности доступа к сокровищам человеческой культуры, в активном овладении которыми впервые возникает, формируется и совершенствуется психика….» «Коммунизм и есть программа создания таких условий для всех…»[3]

«На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех».[4]

 _________________________________________

Литература:

Антология мировой философии. М., 1969. Т.1. С. 465-475

Георг Вильгельм Фридрих Гегель. Феноменология духа. §430-§437

Э.В. Ильенков. Психика и мозг (Ответ Д.И. Дубровскому). «Вопросы философии», 11 (1968), с. 145-155

К. Маркс, Ф. Энгельс. Манифест коммунистической партии.