Теперь вопрос: а что это за символ? Символ чего?

Собственно, Сталин сейчас — воплощение мега-древнего сюжета о приходе Героя-Мессии. В той или иной форме этот сюжет вошёл наверно во все религии, поскольку выражал он не религиозную, а над-религиозную идею, характерную для всех людей в целом. Краткий смысл её такой: когда всё из рук вон плохо, когда человек человеку — волк, когда уже невыносимо, придёт Мессия, который свершит Праведный Суд надчеловеческой волей, покарает зло, вознаградит за добро, и наступит на Земле повсеместное счастье и справедливость.

Нам, живущим в понятийном поле христианской цивилизации, это сюжет, само собой, транслирует Библия. Хотя большинство уже и не особо в курсе, что там и почему. Идея «второго пришествия», тем не менее, известна практически всем — через её множественные отголоски в культуре.

В христианстве, ведь, как? При первом пришествии Христос даровал человечеству возможность спастись (иными словами, за праведность попасть в рай), а при втором его пришествии организуется Царства Божье на Земле.

Перед вторым пришествием Христа будет иметь место глобальное чукалово со Злом, а также многочисленные катаклизмы и пертрубации. После же него, — аккурат перед наступлением всеобщего рая, — Иисус сядет Верховным Судиёй и каждому по делам его воздаст. Причём, не только ныне живущим, а и ранее жившим тоже.

В общем, «второе пришествие» — это, скажем так, образ выправления положения вещей и воплощения высшей справедливости. Жажда оного и, соответственно, чувство его самого приближения, особенно сильно у народа проявляется во время смутных времён — не зря ведь перед ним пророчат страшные коллапсы и катаклизмы.

Тут, повторюсь, речь не о религиозности кого-то лично. Человек может целиком и полностью атеистом, но идею эту вполне себе воспринимать и ждать «Мессию»: идея-то ведь надрелигиозна, а библейская концепция — лишь частный случай её воплощения. У неё и светских выше крыши. Любой спасающий людей пачками Бэтмен из комиксов — тоже частный случай подобного рода идеи. Это чисто общее место для всего человечества: когда коллапс и распад, когда вроде бы уже и без шансов, появится кто-то, способный отделить зёрна от плевел, и этот кто-то будет выразителем не только лично себя самого, а чего-то более глобального. А дальше уже каждый от себя добавляет, чего: бога, нации, народа, класса, хоть даже «объективных исторических процессов». Эта идея — проекция инстинкта коллективного самосохранения. И когда обществу говорят «хрен тебя уже что спасёт», это общество отвечает «ни фига, придёт Мессия и тогда огребёте вы своё». Отвечает, повинуясь даже не какому-то разумному проекту, а ощущению, что не может быть иначе.

Идея явления Мессии вдобавок подкрепляется концепцией его, явления повторности. Каждый интуитивно понимает, что если Мессия никогда не приходил, то позиция как-то не особо прочна. Гораздо прочнее, если уже один раз такое было. Ну, типа, положим, в тот раз не всё получилось, однако многое. Ну там, Иисус повёл за собой, явил чудеса и, самое главное, даровал спасение. А в следующий раз он себя ещё круче покажет.

Так вот, Сталин, как легко догадаться, в этом интуитивном ощущении играет ту роль, которую ранее играл Иисус Христос. Причём, совпадений крайне много. Это не просто ожидание, что Сталин восстанет из мёртвых. Тут, как с Христом, дело не просто в воскрешении, тут дело в целой последовательности событий и метафизическом взгляде на эту последовательность. Тут вам и распад, и кризис — в современности, — и последующий Праведный Суд («как тогда»), и Царство Божие («в прошлый раз» оно было выражено через уникальную на тот момент идею: у нас не должно быть и нет ни рабов, ни господ, — которая была не только озвучена, но и воплощена). И финальное чукалово со Злом в промежутке.

Само собой, пофиг, идеален ли был «Мессия» в реальности. Пофиг, что суд не всегда был праведным, а идея равенства воплощена не целиком. Речь ведь о символе. Причём, не столько о символе непосредственно «Мессии», сколько о том, что он с собой приносит. Именно из этого вытекает почитание этого символа — не за факт существования некоторой личности, а за ей содеянное. И за то, что потенциально будет содеяно.

О да, Сталин был не один. Так и все Мессии тоже были окружены учениками, последователями, единомышленниками и даже организациями. Мессия, повторюсь, не личность, а символ. Символ той идеи, которую он выражает, и всех сторонников этой идеи.

В качестве зримого выразителя символа обычно выбирается наиболее близкий к нему на данный момент реальный (или, пусть даже, мифический, но правдоподобный) деятель. Раньше, понятно, это был Иисус, а сейчас, поскольку общество по факту атеистическое, — Сталин. А кого ещё-то выбрать? Некого.

Поэтому тщетны попытки уничтожить символ, пытаясь указывать на его недостатки. Недостатки, они у Сталина-человека, но не у Сталина-символа. Как верующий из средневековья плевать хотел на какие-то там огрехи человека-Христа, так же плевать на огрехи человека-Сталина. Как верующий в лучшем случае покрутил бы у виска в ответ на заявления об ущербности Мессии в его человеческом облике, так крутят у виска в ответ на обвинения Сталина. Христа ведь не зря наделили двойственной природой: человеческой и божественной. В этом как раз и выразилось различение бренной телесной оболочки и символического значения. О да, он был несовершенен, но предъявите того, кто совершеннее, кто лучше подходит на роль метафизического символа — тогда и поговорим.

Собственно, со Сталиным ровно так же. Покажите нам ещё кого-то, кто лучше подходит на эту роль. Нет такого? Тогда пока что её играть будет Сталин. Оно ж понятно, что от столь важного символа и стоящим за ним идеи, человек отказываться не собирается.

Источник