В эти дни я жил в небольшом украинском городе и писал очерки о его истории. А после работы переводил на русский стихи Ивана Франко – из малоизвестного цикла о трудовых мигрантах, и современные песни заробитчан.

Переводить Франко интересно. В его стихах много диалектизмов, часто – уже выпавших из употребления, заимствования из немецкого, итальянского, идиш. Но это живой язык галицких крестьян конца ХIХ века, когда они ручейком впадали в огромный поток рабочей силы, направлявшийся в Новый Свет.

Руки, строившие Америку – и не только на ее северном материке. Жители самой темной из наций, заключенных в габсбургскую «Тюрьму народов», верили, что покончивший с собой кронпринц Рудольф основал в Бразилии, справедливое «Мужицкое царство» – где нет слуг, нет панов, а на «крещеных» людей работают обезьяны. Проехав полмира, перетерпев страшные лишения дороги, ограбленные на всех таможнях и избитые полицаями всех стран, они нашли на новой земле все то же: панов и их слуг, превращенных в бесправных животных. Иван Франко перекладывал в стихи письма, которые писали домой добравшиеся до заморского рая заробитчане. Они во многом похожи на письма, которые шлют сегодня их правнуки: из той же самой Италии, о которой сталько упоминал Франко. Хотя, впрочем, теперь эти люди чаще общаются с родиной по мобильному, скайпу или электронной почте.

Поздно вечером я пошел за билетами на автовокзал. Там было пусто – только на одной платформе, возле сложенных горкой сумок, толпились люди. Призрачный микроавтобус без маршрутной таблички вырулил на пустую площадку. И пока в него грузили баулы и рюкзаки, бабка в пестром цветастом пладке, причитая, обнимала худенького паренька в спортивном костюме. Он что-то говорил ей: растерянный, бритый наголо, один из тех, кому совсем нечего терять – гарантированная нищета дома или призрачный шанс на удачу в счастливом царстве Евросоюза.

- В Польшу едут, - сказал мне человек на платформе: может быть, какой-то водитель или работник вокзала.

- Раз в неделю собираются тут люди из сел, и вместе уезжают. Шенгена ни у кого нет, но через границу их как-то переправляют. Тут все налажено.

Да, тут было все налажено. Я подошел к водителю маршрутки, и получил от него визитку: два телефонных номера без имен и фамилий, и надпись: «Волынь-Тур».

Маршрутка уехала в ночь. Проводившая сына бабка осталась ночевать на вокзале, чтобы утром вернуться к себе в село. 

А я пошел домой – переводить стих Франко.

Когда услышишь, как в тиши ночной
Путем железным вдаль стучат вагоны,
А в них гудят утробно, словно рой
Детей и женщин жалостные стоны
Глухие вздохи рвутся на перрон,
Смурные песни, девичьи дисканты,
Что то за поезд, и откуда он?
Кого везет? Куда? За кем вдогон?

В нем – эмигранты.

Когда увидишь – у вокзальных касс
Набились люди, будто сельди в бочке,
И бледные круги у женских глаз
А хмурые мужья, сыны и дочки
Лежат среди запачканных одежд.
На одеялах. Здесь не место франтам
Куда они? В Неаполь? В Будапешт?
Лежит печать несбывшихся надежд

На эмигрантах.

Когда увидишь, как этих людей
Хватают, тащат, кроют матюгами
Как кормят грудью матери детей,
Везут их в мир. Куда – не знают сами.
Жандармы оттесняют всех от касс,
Гудок раздался, паники припадок
На рельсы люди бросятся сейчас:
«Возьмите в путь или давите нас!»

Такой порядок.