На двадцатый год реставрации капитализма украинская интеллигенция достигла вершин на пути по лавкрафтовским Хребтам Безумия. Тем, кто «не в дискурсе», будет трудно в это поверить – но цвет украинской интеллектуальной элиты на полном серьезе обсуждает сейчас вопрос об исконном названии «Русь», бессовестно украденном монголизованными угро-финскими соседями из страны Моксель. Попутно они присвоили себе видоизмененный язык патентованных русов-русинов, которые, на свою голову, облагородили этих лесных полудикарей, привнеся в их чащи и пущи свет европейской цивилизации и культуры. И вот сейчас, после обвального краха «оранжевых» иллюзий, когда разоренная Украина, сменившая на своей шее политиков всех политических цветов, все глубже садится на кредитную иглу, пытаясь смягчить судороги кризисной ломки, когда власти закручивают гайки, спекулянты взвинчивают цены на хлеб, а немногочисленные группы рабочих безнадежно пытаются отстоять минимум своих трудовых прав, пикейные жилеты украинского патриотизма нашли причину наших несчастий. Оказывается, все дело в том, что эта страна утеряла некий сакрально-космический код, запечатленный в ее древнем похищенном имени. И когда Украина-Русь вновь обретет его, а наши нищие крестьяне и опустившиеся люмпены, вкупе с презираемыми всей Европой заробитчанами с гордостью осознают себя русинами, свастическая благодать вновь воссияет над землями по обе стороны седого Днепра.

Александр Михельсон, добрый украинский патриот, сторонник умеренной дискриминации русского языка, пробовал было иронически высмеять эту дискуссию дремучих палеорасистов, разгоревшуюся на самом «демократическом» интернет-издании Украины. В статье «Русь как тема для секса» он напомнил о германском племени салических франков (стоило бы предупредить, что слово «салические» не дает повода искать в их истории украинский след) давших свое название государству галло-римской общности в западной части Европы. А мог бы привести целую кучу других примеров, вспомнив историю Британии, Греции, Македонии, Италии, Румынии или Молдовы – где исполняющий обязанности президента Михай Гимпу недавно объявил себя «потомственным дако-римлянином». Можно было даже осторожно напомнить, что «русы-украинцы» сами, и отнюдь не по своей воле, позаимствовали имя у клана норманнских пиратов – которые контролировали города на торговом пути из Константинополя, продавая туземцев-славян в рабство, и проявляя к ним интерес только тогда, когда они забывали платить положенную дань. Но даже одного упоминания о франках и Франции, а также робко озвученного appeal to reason, хватило, чтобы на беднягу Михельсона обрушилась толпа критиков-патриотов. Причем, они вменили ему в вину даже фамилию, крайне «подозрительную» на слух «истинных русов».

А вдалеке от этих интернет-бурь, в вымирающем селе, затерянном в украинской глубинке, среди прекрасной природы и руин колхозных строений, встретились члены нашей семьи. Безупречные представители Naции, с точки зрения новейшей патриотической расологии, люди с национально-звучащими фамилиями, со светлыми или белыми волосами, зелено-голубыми глазами, прямым носом и выраженными мочками ушей. Жители села и их близкие родственники, выехавшие когда-то на работу в Тюмень, осевшие там, и теперь приехавшие с родными на все положенные девяносто дней «северного» отпуска.

Давно, когда село еще было живым, когда на заросших осиной полях росла пшеница и лен, а в развалившихся коровниках мычал скот, его жители регулярно ездили на газовые заработки – но возвращались домой, заработав на машину или на новый дом. Но в девяностых, когда все разом рухнуло, некоторые мои родственники оказались плохими патриотами. В том смысле, что они предпочли стабильность газпромовских зарплат гарантированной алкоголической нищете на своей родине – где в месяц можно было заработать лишь пару сотен гривень, вырезая окрестный лес для иностранных мебельных фабрик. Никто из них не отказался пока от украинских паспортов, но их дети стали гражданами России. Один из них, мой юный троюродный брат, за месяц научился понимать знакомый ему в семье украинский язык. И слушал разговор в заполненной людьми хате, за столом, заставленным блюдами из картошки, грибов, овощей и мяса забитой вчера свиньи. Я тоже смотрел на этих добрых, веселых, счастливых и несчастных людей, слушал их живую украинскую речь – с тем настоящим юмором, который не снился никаким петросянам, и той подлинной горечью, которую нельзя имитировать фальшивой показной скорбью политиков. И думал, как чудовищно далека от них болтовня патриотических интеллигентов, заклинающих нас именем чуждого им народа. Их отделяют от него даже не тысячи километров, протянувшихся до нефтяной земли хантов и манси – а целые вселенные безнадежного отчуждения.

Сидевшие за общим столом люди живут в разных странах, где живут разные народы, говорящие на разных языках – но имеют одни и те же проблемы. Все они стараются выжить в вечной войне с дороговизной, инфляцией, жадностью работодателей и полицейским беспределом. Двадцать лет назад их разделили между собой границами, нечувствительными для представителей элит, но очень заметными для покупающих регистрацию и пробирающихся домой на поездах вахтовиков. По-существу же, страна осталась одной и той же – с поправкой на то, что открытый российский авторитаризм пока что подменен в Украине более гибкими формами диктатуры правящего класса. И россияне, и украинцы стали за эти годы еще более зависимыми – от произвола невидимой руки рынка и от милости своих хозяев. Кое-кто из них начинает осознавать: настоящая независимость заключается не праздничных парадах, не в цветах флага и тексте гимна, и не в праве держать у себя на шее собственных паразитов. А в возможности бесплатно лечиться и качественно образовывать детей, быть свободным от страха потерять работу или накопленные в банке копейки, остаться без сгоревшего в пожарах, затопленного паводками жилья, имея на руках только лживые обещания власти.

Об этой, подлинной независимости можно будет говорить в обществе, где гармоническое развитие человека наконец-то придет на смену непрерывной борьбе за выживание и наживу. Безумные споры русских и украинских шовинистов, которые делят между собой старые названия стран и народов, сталкивая лбами ныне живущих соплеменников, будут казаться там таким же невежественным кошмаром, каким видятся нам схоластические споры средневековых инквизиторов. А языки и культуры разных народов будут защищены от рыночной конкуренции и спекуляции политиканов, полноценно развиваясь на равноправных основах.

«Забавное для стороннего уха название «Маленькая Венеция» вовсе не помешало жителям Венесуэлы подняться с колен, распространив свое идейное влияние на весь континент и далеко за его пределы». Так думал я ночью, под полной луной, пробираясь между хат любимого с детства села – где всегда остро, с гордостью ощущаешь коренную принадлежность к своему порабощенному народу. У нас, как и у россиян, тоже есть этот шанс.