Среди представителей направления мысли, именующегося «гуманистическим марксизмом», характерен подчеркнутый пиетет к ранним произведениям Маркса, которые они считают выражением марксизма, как такового. В частности, Фромм в «Марксовой концепции человека» называет «Экономико-философские рукописи 1844 года» «одной из главных работ Маркса по проблеме отчуждения и эмансипации человека», выдавая длительное незнакомство с ними англоязычной публики за одну причин непонимания марксизма в англоязычных странах.

Однако посмотрим, насколько взгляды Маркса и Энгельса в середине 1840-х годов могут быть идентифицированы с тем, что составляет суть их учения. В написанной в том же 1844 году (более того, несколько позднее «Экономико-философских рукописей») своей первой совместной с Энгельсом работе, «Святом семействе», Маркс писал (отвечая на критику Прудона Эдгаром Бауэром):

Что рабочее время, которое нужно затратить на производство какого-нибудь предмета, принадлежит к издержкам производства предмета, что издержки производства какого-нибудь предмета и составляют то, чего он стоит, т.е. то, за что он может быть продан, если исключить влияние конкуренции – это не может не понять даже критическая критика. Кроме рабочего времени и материала труда, к издержкам производства экономисты относят еще ренту земельного собственника, а также проценты и прибыль капиталиста. Рента, проценты и прибыль отпадают у Прудона, потому что у него отпадает частная собственность. Стало быть, остаются только рабочее время и авансовые расходы. Делая рабочее время, непосредственное наличное бытие человеческой деятельности как таковой, мерой заработной платы и определения стоимости продукта, делает человеческий элемент решающим, в то время как в старой политической экономии решающим моментом была вещественная сила капитала и земельной собственности, т.е. Прудон восстанавливает человека в его правах, однако всё ещё в политико-экономической, а потому противоречивой форме. Насколько правильно он поступает с точки зрения политической экономии, можно судить по тому, что основатель новой политической экономии, Адам Смит, на первых же страницах своего сочинения «Исследование о природе и причинах богатства народов» развивает ту мысль, что до установления частной собственности, следовательно при предположении отсутствия частной собственности, рабочее время было мерой заработной платы и не отличавшейся ещё от неё стоимости продукта труда.

(Маркс, Энгельс, Сочинения, Изд. 2, т. 2, стр. 53-54, М. 1955)

Мы видим, что в тот момент Маркс был еще далек от того, что составило основу его экономического учения – от своего последовательного выражения трудовой теории стоимости. Во-первых, отождествление стоимости и издержек производства характерно для Рикардо и его школы, и составило как раз один из двух главных трудностей, приведших к ее разложению, т.к. при таком отождествлении нельзя объяснить выравнивание нормы прибыли (впрочем, Маркс тут говорит, что от конкуренции – которой и объясняется выравнивание нормы прибыли и образование средних цен – он отвлекается). Во-вторых, превращенные формы прибавочной стоимости - процент и рента вообще не влияют на цены издержек – т.к. норма процента определяется нормой прибыли (и конкуренцией между производительными и денежными капиталистами), а не наоборот, а рента сама является производной от цены производства. В-третьих, стоимость, как знал уже и Рикардо, определяется только рабочим временем и при капиталистическом производстве, а не только «до установления частной собственности» и тогда, «когда рента, проценты и прибыль отпадают».

Разумеется, тогда, когда Маркс не имел ясного представления о природе стоимости, он не мог открыть и прибавочной стоимости – и действительно, в «важных» (действительно важных, однако только с исторической точки зрения, как документ, показывающей точку зрения Маркса до того, как он дал научный анализ капиталистического способа производства) «Экономико-философских рукописях 1844 года» не только не открыл прибавочной стоимости как разности между стоимостью, произведенной рабочей силой , и стоимостью самой рабочей силы, но и говорит еще не о стоимости рабочей силы, а о «цене на труд»:

По словам политэкономов, труд есть единственная неизменная цена вещей; и в то же время нет ничего более подверженного случайностям и ничто другое не претерпевает больших колебаний, чем цена на труд.

Сравним это с положением, ясно выраженным в I томе Капитала:

Фактически на товарном рынке владельцу денег противостоит непосредственно не труд, а рабочий. То, что продаёт последний, есть его рабочая сила. Когда его труд действительно начинается, он перестаёт принадлежать ему и, следовательно, не может быть им продан. Труд есть субстанция и имманентная мера стоимостей, но сам он не имеет стоимости .

(стр. 547).

То, что классики понимали ограниченность своих представлений в начале своего пути, выразил Энгельс в приложении к американскому изданию «Положения рабочего класса в Англии»:

В этой книге [«Положении рабочего класса в Англии»] повсюду можно найти следы происхождения современного социализма от одного из его предков – немецкой классической философии. Так, например, в книге (особенно в конце) делается сильное ударение на то, что коммунизм есть не просто партийная доктрина рабочего класса, а теория, конечная цель которой – освобождение всего общества, включая и капиталистов, от тесных рамок современных отношений. В абстрактном смысле это утверждение верно, но на практике оно бесполезно, и большей частью даже хуже того. Поскольку имущие классы не только сами не испытывают никакой потребности в освобождении, но даже противятся всеми силами самоосвобождению рабочего класса, постольку рабочий класс должен один подготовить и провести социальную революцию.

(Маркс, Энгельс, Сочинения, Изд. 2, т. 2, стр. 612-613, М. 1955)

Напротив, идеалистически толкующий марксизм Фромм подчеркивает именно то, что Энгельс считал «бесполезным и даже хуже» (цит.соч.):

Еще раз следует подчеркнуть, что Маркс не ограничивал свою цель освобождением рабочего класса, а мечтал об освобождении человеческой сущности путем возвращения всем людям неотчужденного и, таким образом, свободного труда, об обществе, которое живет ради человека, а не ради производства товаров и в котором человек перестает быть уродливым недоноском, а превратится в полноценно развитое человеческое существо.

Всю противоположность между действительными идеями зрелого Маркса и его идеалистическими толкователями можно понять, сравнив утверждения Маркса (в «Теориях прибавочной стоимости») и Фромма (в той же «Марксовой концепции человека»):

Рикардо рассматривает капиталистический способ производства как самый выгодный для производства вообще, как самый выгодный для производства вообще, как самый выгодный для создания богатства, и Рикардо вполне прав для своей эпохи. Он хочет производства для производства, и он прав.развитие человеческой природы как самоцель. Если противопоставить этой цели благо отдельных индивидов, как делал Сисмонди, то это значит утверждать, что развитие всего человеческого рода должно быть задержано ради обеспечения блага отдельных индивидов, что, следовательно, нельзя вести, к примеру скажем, никакой войны, ибо война во всяком случае ведет к гибели отдельных лиц. (Сисмонди прав лишь против таких экономистов, которые затушевывают этот антагонизм, отрицают его.) При таком подходе к вопросу остается непонятым то, что это развитие способностей рода "человек", хотя оно совершается за счет большинства человеческих индивидов и даже целых человеческих классов, в конце концов разрушит этот антагонизм и совпадет с развитием каждого отдельного индивида; что, стало быть, более высокое развитие индивидуальности покупается только ценой такого исторического процесса, в ходе которого индивиды приносятся в жертву. Мы не говорим уже о бесплодности подобных назидательных рассуждений, ибо в мире животных и растений, интересы рода всегда пробивают себе путь за счет интересов индивидов, и это происходит потому, что интерес рода совпадает с интересом особых индивидов, в чем и состоит сила этих последних, их преимущество. Возражать на это, как делали сентиментальные противники Рикардо, указанием на то, что производство не является самоцелью, значит забывать, что производство ради производства есть не что иное, как развитие производительных сил человечества, т.е.
(Маркс, Энгельс, Сочинения, изд. 2., т.26, ч. II, стр. 123, М., 1963)

против

Трудно более четко выразить разницу между взглядами Маркса и воззрениями коммунистов тоталитарного толка. Жизнь человека, по Марксу, не должна стать средством даже его индивидуального бытия; ну а если человека рассматривают как средство обеспечения бытия класса, нации или средство существования государства? Тогда как?

Нетрудно видеть, что Фромм под видом точки зрения Маркса именно то, что он осудил как сисмондизм.

И неудивительно, что такое понимание марксизма приводит к Фромма к тому, что он пишет о «прекрасном изложении марксизма, данном И. Шумпетером в работе «Capitalism, Socialism and Democraty» (1962)» - тогда как упомянутый Шумпетер не мог адекватно изложить идеи Маркса хотя бы потому, что был противником трудовой теории стоимости!

И совсем анекдотично то, что Фромм говорит о своих противниках («советских коммунистах и реформ-социалистах»), что «для них социализм – это, по ироническому выражению Энгельса, «современное общество, но без его недостатков» и одновременно выражает свое уважение «югославских коммунистам, которые первыми заявили о своем интересе к личности (в противовес русским коммунистам, у которых на первом месте всегда была государственная машина централизма и бюрократизации) и развернули систему децентрализации и индивидуальной инициативы» - тогда как упомянутая им цитата из Энгельса относится в оригинале к Дюрингу и Прудону, хотевшим сохранить товарное производство без капиталистического:

Обмен труда на труд, согласно принципу равной оценки», поскольку это выражение г-на Дюринга вообще имеет какой-нибудь смысл, означает, что продукты равных количеств общественного труда обмениваются друг на друга. Это и есть закон стоимости — основной закон как раз товарного производства, следовательно, также и высшей его формы — капиталистического производства. Он прокладывает себе путь в современном обществе таким способом, каким только и могут прокладывать себе путь экономические законы в обществе частных производителей, т. е. как слепо действующий закон природы, заключённый в самих вещах и отношениях и не зависящий от воли и стремлений производителей. Возводя этот закон в основной закон своей хозяйственной коммуны и требуя, чтобы она проводила его вполне сознательно, г-н Дюринг делает основной закон существующего общества основным законом своего фантастического общества. Он хочет сохранить современное общество, но без его отрицательных сторон. Он стоит совершенно на той же почве, что и Прудон. Подобно последнему, он хочет устранить отрицательные стороны, возникшие вследствие развития товарного производства в капиталистическое, выдвигая против них тот самый основной закон капиталистического производства, действие которого как раз и породило эти отрицательные стороны. Подобно Прудону, он хочет уничтожить действительные следствия закона стоимости при помощи фантастических.

(Анти-Дюринг, стр. 324-325)

- точно так же, как руководство титовской Югославии, хотевшее увековечить товарное производство в своем «самоуправлямом социализме».

Что же мы должны сказать о таком «марксизме», который опирается на наибольшим образом связанные с «одним из его предшественников» работы раннего Маркса и отказывается от основ марксистского экономического учения?