Одним из избитых аргументов антикоммунистов является сравнение марксистской (и коммунистической) вообще идеологии с религией. Рассмотрим, на каких основаниях между ними видят сходство и насколько это сходство можно считать существенным.
Так, например, ЖЖ-юзер rsokolovсделал попытку доказать родство коммунистической идеологии и христианской религии при помощи текстуального сравнения:
http://rsokolov.livejournal.com/139662.html и http://rsokolov.livejournal.com/154649.html.
Между пр., то, что характеристики буржуя в советской пропаганде - рвачество, зависть, жестокость, высокомерие, распутство, тунеядство, и обжорство, обжорство - самое главное, пожалуй, - совпадают со списком семи смертных грехов, показывает, что основной движущей силой русской революции было не столько учение Маркса об автоколебаниях в системе капиталистического производства, сколько морально-религиозные представления, происходящие из основ христианского учения. Поэтому то, что цитата из 2 Фес 3:10 встречается во всех основных програмных документах советской эпохи, начиная с конституции РСФСР 1918-го года, тоже не случайность.
"От каждого по способностям, каждому по потребностям" - это, в свою очередь, парафраз из Деяний Апостолов (4:34-35), в которых описана уравнительно-распределительная экономическая система раннехристианских общин. В Деян. 5 также рассказано о том, что наказанием за отступление от этого принципа является смерть.
На чем основано такое сравнение? Мы увидим, что на непонимании сущности религии.
Чем является религия? Идеологией, основанной (по мысли самих верующих) на вере в сверхъестественное. Но с материалистической точки зрения, разумеется, фундамент религии не в отношении к тому или иному «высшему существу», а в реальных отношениях людей, и религия лишь показывает реальные отношения людей в искаженном виде, как отношения их с отдельным от них существом. Потому всякая религия включает в себя «земные» идеологические элементы, предписывающие людям то или иное поведение по отношению друг к другу – но, разумеется, не каждая идеология (насколько ее положения не совпадали бы с положениями той или иной религии) является религией – поскольку отношения людей друг к другу можно показывать и как таковые, без затемнения посторонней сущностью (как это и делает, разумеется, марксизм).
Соколов дословно повторил ошибку младогегельянцев, критику общества ограничивающих критикой религии: для критики социалистического общества (и его господствующей идеологии) он счел достаточным найти параллели между марксистской идеологией (притом в ее наиболее простом виде – как она выражалась в обращениях к широким массам, а не в теоретических трудах) и религией. Считать, что «движущей силой русской революции было не столько учение Маркса об автоколебаниях в системе капиталистического производства, сколько морально-религиозные представления, происходящие из основ христианского учения» – значит, полностью разделять с верующими убеждение во всемогуществе религии. Точно так же, Штирнер видел во всех институтах общества «Святое» и это «Святое» силился развенчать (вместо того, чтобы показать, как земные отношения ложно представляются как нечто сакральное).
Научным методом, разумеется, является противоположный: из того, что в Новом завете есть проникнутые уравнительным духом предписания, следует тот вывод, что на раннее христианство оказали влияние уравнительные стремления угнетенных классов (которые схожи с такими же стремления угнетенных классов более позднего времени), а не тот, что даже утопический (не говоря уже о научном) коммунизм «опирается на христианство».
И точно так же, как Соколов, переворачивают реальное соотношение между бытием и сознанием, между производственными отношения и религией – очень многие «критики марксизма».