В условиях реставрации капитализма в СССР и странах Восточной Европы осмысление экономической сущности этих обществ пошло разными путями.
Согласно одной из теорий (на наш взгляд наиболее обоснованной, но в России малопопулярной), которая была развита Мао и Ходжей еще до того, когда факт капиталистической реставрации стал ясен для всех, в этих странах строился социализм (первая фаза коммунизма1), но в определенный момент в ходе классовой борьбе возобладали буржуазные элементы (существование которых означает, что капиталистические отношения в обществе в том или ином объеме сохранялись), реставрировавшие капиталистические производственные отношения как основные. Три других направления – теорию «государственного капитализма», «неоазиатского способа производства» и «суперэтатизма» объединяет тезис, что в СССР было эксплуататорское некапиталистическое – или капиталистическое, но принципиально отличающегося от «рыночного», описанного Марксом, капитализма – общество. Несостоятельность этих трех теорий ярче всего видна именно в их сравнении. Всем трем, для того, чтобы «доказать» свои постулаты, надо пожертвовать частью марксистской теории – а споры между ними вызваны именно теми, что жертвуют разными частями (восстанавливая марксистскую точку зрения в одном, каждое из них явно отходит от марксизма в другом). Об объединяющих же их заблуждениях мы сможем сказать в конце статьи.
С одной стороны, госкаповцы (самое старое из этих трех течений), верно замечающие, что в СССР сохранялись капиталистические пережитки, видят их совсем не там, где их надо видеть. Вместо того, чтобы показать, что в СССР существовали раздробленные производители, и потому сохранялись капиталистические отношения, они, наоборот, тщетно пытаются доказать, что возможен капитализм без товарного хозяйства, капитализм с одним капиталистом2. Многочисленных доказательств того, что монополия как раз подрывает основы капиталистического строя, они не видят. Всё это выдает в их теории классовый интерес мелкого производителя, который, в отличие от пролетариата, заинтересованного в том, чтобы поставить являющиеся естественным результатом развития капитализма монополии себе на службу3, хочет отстоять свое самостоятельное положение (уже в «Манифесте Коммунистической партии» сказано, что такая борьба реакционна). И «рыночно-социалистическая» позиция гуру вышедшего из троцкизма течения в госкапе Клиффа4 – не случайность, не говоря уже о том, что сторонниками теории «государственного капитализма в СССР» является большинство анархистов и многие правые социалисты, начиная с Дана.
«Неоазиатчики», в отличие от предыдущего течения, вполне понимают (как и следовало бы марксистам), что капиталистическое производство – это высшая форма товарного производства и потому «нерыночного капитализма» не может быть, но они безнадежно расходятся с марксизмом в других вопросах.
Во-первых, «неоазиатчики» не видят тенденции, действующей в течении всех формаций, входящих в отвергаемую ими «пятичленку» - развития производства от частного к общественному. Это касается как капитализма – «неоазиатчики» не понимают, что монополизация (и вытекающая из нее тенденция к огосударствлению, поскольку той или иной отраслью уже нельзя управлять не как единым целым, и класс капиталистов вынужден сделать это с помощью государства, осуществить обобществление средств производства, но еще в антагонистической форме5) неизбежна при капитализме (и, таким образом, государственно-монополистический капитализм – это высшая стадия капитализма, а не способ производства, сосуществующий с капитализмом обычным), так и предшествующих обществ. «Неоазиатчики» (как это было свойственно уже сторонникам теории «азиатского способа производства» применительно к древнему миру) неоправданно осовременивают «азиатские» докапиталистические общества, приписывая им наличие единственного собственника на средства производства (тогда как их основой являлась, наоборот, раздробленность средств производства между отдельными производителями)6. Неудивительно, что типичный неоазиатчик Семенов делает грубейшую ошибку, смешивая собственность на являющиеся овеществленным трудом средства производства (при феодализме, в том числе азиатском, раздробленную между отдельными самостоятельными производителями – ничего общего со сосредоточением ее в руках класса феодалов!) с собственностью на землю и таким образом делая феодалов (и государство в «агрополитарной» формации) «верховными собственниками средств производства»7.
Во-вторых, сторонники «неоазиатской» теории (опять же, наследуя теории «азиатского способа производства») пытается объявить самостоятельным классом чиновников8 – в любом обществе являющимися частью промежуточного класса непроизводительных работников. Для этого им приходится отказаться от марксовой теории, согласно которой люди делятся на классы согласно отношению к средствам производства, и перейти к богдановской «организационной теории».
Таким образом, по сравнению с теорией «государственного капитализма» теория «неоазиатского способа производства» исправляет явный оксюморон – «нерыночный капитализм», но разрывает с марксизмом в вопросе о критериях классового деления и, так же, как предыдущая теория, не видит действующей во все периоды человеческой истории тенденции к укрупнению и централизации производства. Потому Семенов, так же, как и Клифф, на практике выступает за «рабочее самоуправление» с сохранением самостоятельных производителей и связывающего их рынка.
В свою очередь, создатель теории «суперэтатизма» Тарасов неоднократно критиковал неоазиатчиков за «организационную теорию», но, во-первых, не порвал с ними в вопросе о «парных строях», так же посчитав возможным «сосредоточение средств производства в руках государства» возможным в эпоху господства мелкого производства, во-вторых, залатав в тришкином кафтане дыру «организационной теории» и не найдя в СССР некапиталистического эксплуататорского класса, он вынужден был объявить единственным эксплуататором в СССР … государство, не связанное с каким-либо эксплуататорским классом9.
Разумеется, и это является разрывом с марксизмом – как в понимании государства (согласно марксисткой теории, являющегося аппаратом одного класса для подавления другого10, т.е. вторичным явлением в классовом обществе), так и в понимании понятия «эксплуатация». Везде, где Маркс говорит об эксплуатации, он подразумевает эксплуатацию одного класса другим – в конце концов, эксплуатация в том и заключается, что созданный трудящимися продукт или его стоимость становятся доходом праздных классов, у Тарасова же выходит, что людей (очевидно, всех живущих в «суперэтатистском» обществе, так как эксплуататорских классов он в нем не нашел) эксплуатирует бездушная машина – государство.
Таким образом, его обещания «преодолеть марксизм на основе марксистской методологии» оборачиваются повторением старых баек вульгарных политэкономов вроде Мак-Куллоха о «заработной плате накопленного труда» или же также основанной на вульгарной политэкономии теории Маркузе, согласно которой людей эксплуатируют машины в самом буквальном смысле слова. Неудивительно, что Тарасов вслед за Маркузе отрицает возможность существования индустриального общества без эксплуатации – коммунизм по его мнению возможен только в «постиндустриальном» обществе (старые утописты со времен Сисмонди пытались избавиться от эксплуатации, вернувшись в доиндустриальную эпоху, новые же сделали своей подпоркой буржуазную теорию «постиндустриализма»).
Таким образом, сравнив эти три теории, мы видим общее между ними – все три не видят закономерности развития производства от мелкого к крупному и прогрессивности образования монополий, которые, согласно марксистско-ленинской теории11 будут объединены в единственную монополию, управляемую по единому для всего общества плану. Все три теории разными способами пытаются доказать, что может существовать эксплуатация при полной монополизации экономики – все они из-за этого вынуждены порвать с марксизмом. С другой стороны, в реальном СССР (и других социалистических или именовавших себя таковыми странах) они не видят как раз элементов капитализма, непрерывно возникавших из мелкого производства (к которому и госкаповцы, и неоазиатчики относятся апологетически)12. Весьма характерно, что Тарасов, вместо того, чтобы показать, что деньги в СССР были не трудовыми квитанциями, а полноценными деньгами (т.е. совершали обращение), пытается доказать, что и трудовые квитанции являлись бы деньгами (см. разбор его теории денег и товарного производства у т. Бунтаря13).
Таким образом, мы показали, что все эти теории основаны на классовых интересах самостоятельных производителей – мелких буржуа, и все они имеют немарксистскую методологию. Различия между ними – всего лишь следствия попыток по-разному приспособить марксизм к интересам мелкой буржуазии, тогда как пролетариат должен отвергнуть и «госкап», и теорию «азиатского способа производства», и теорию «суперэтатизма».
Примечания.