Который год я знаю сам,
Я мультибренд. Герой реклам.
Купи меня и улыбнись.
Веселая пародия на жизнь.
За полчаса на скамейках перед эстрадой собралось четыреста работников предприятия – водители сверхтяжелых карьерных самосвалов и бульдозеров, экскаваторщики, железнодорожники, работники обогатительной фабрики и речного порта. Они разбирали спецвыпуск газеты «Рабочая солидарность», подготовленный киевскими марксистами, и с радостными смешками находили там свои короткие интервью о ситуации на комбинате. Профактивист Денис Левин, который уже провел среди этих людей неделю, обсуждал с ними статью о том, как эффективно использовать во время протестных акций «твиттер» – и мобильные телефоны рабочих были получше, чем у него. Участники митинга даже внешне отличались от работников разоренных умирающих предприятий, на которых нам чаще всего приходилось бывать в последние годы. Глядя на них, сразу вспоминалось, что принадлежащий швейцарской компании «Ferrexро» комбинат лидирует в экспорте железорудных окатышей – сырья для производства стали, идущего в страны придунайской Европы, Турцию и Китай. Здесь почти не было пенсионеров. Под соснами стояли крепкие мужчины и парни, одетые по молодежной столичной моде, часто с татуировками – не криминальными наколками, а художественным боди-артом на половину плеча.
– Похожи на байкеров, – сказал о них Киричук. Однако украинские байкеры, офисные буржуа, греющие задом дорогое железо, направляясь на дачные шашлыки, не годились в подметки людям, управляющими стопятидесятитонными «катерпиллерами» на трехсотметровой глубине карьера. Работая там, они подпадали под «первый список вредности», имея право на пенсионные льготы – которые были отобраны у них ради экономии на выплатах в Пенсионный фонд. Этот произвол стал толчком к стихийному протесту рабочих. Они вступили в контакт с представителями профсоюза «Народная солидарность», и потребовали от собственника восстановления льгот – а также двойного увеличения заработной платы и уменьшения трудовых нормативов.
– Смену в карьере я еле выдерживаю. С ног валюсь, – говорил один из водителей. – Надеялся раньше выйти на пенсию, а нас и этого лишают. Черта с два. Я на таких условиях долго не выдержу. Они нас пугают, говорят что наймут вместо нас каких-то иностранцев, если мы бузить будем. Да только никто больше за такую зарплату тут работать не будет. По меркам города это, конечно, деньги. Но их не хватает. А за наш труд нужно больше платить.
Собственник ГОКа поначалу не озаботился перспективой рабочих протестов. В ответ на жалобы, что заработка не хватает на содержание семьи, менеджер предприятия цинично посоветовал водителю найти себе более покладистую спутницу жизни. Они привыкли пользоваться разобщенностью коллектива, традиционно разделенного на «карьерных» и фабричных рабочих. И стравливали людей неравномерным распределением премий или зарплат. Однако протестные настроения вышли за пределы железорудного карьера, распространившись на весь ГОК. Рассевшись перед эстрадой, рабочие из разных подразделений записывали на мобильные выступления активистов, слушая о международном опыте забастовочной борьбы. Работник обогатительной фабрики рассказывал, что ему приходится работать за троих – и прямо, не боясь камеры местного телеканала, спросил, как можно вступить в профсоюз и присоединиться к акции водителей из карьера. Решение об «индустриальной акции протеста» принималось открыто и единогласно, сотнями рук. Против голосовал лишь функционер официозного профсоюза. Ведущий митинга дал ему слово, но рабочие дружно засвистели, и демонстративно отошли в сторону от эстрады, продолжив обсуждать подробности завтрашней акции.
«А почему не требуют переименовать Комсомольск? Плебеи вонючие. Им колбаса дороже достоинства, дулю им с маком, а не пенсии. Животные советские», – написал на следующий день об этих людях один видный киевский нацист.
А киевский марксист Захар Попович высказал свои впечатления от первого дня «индустриальной акции», сочетающей в себе элементы тактики go-slow (“работай медленно”) и work-to-rule (“работай по правилам”):
«Уже в первую смену рабочие добились снижения добычи минимум на 30%, но это не предел. Сейчас рабочими активистами (а их много и они настроены решительно) предпринимаются активные усилия направленные на расширение забастовки вплоть до полной остановки комбината. Администрация давит, но рабочие держаться. Я могу сказать что наблюдая водителей 2-й смены Полтавского ГОК я вчера испытывал чувство гордости за рабочий класс. Но ситуация сложная. Рабочим нужна поддержка. Профсоюзных организаторов пытаются задерживать и прессовать с помощью милиции (у меня с Кутним, Кляшторным и Левиным без видимого предлога отбирали документы и мурыжили больше часа). Рабочие решили ежедневно проводить собрания смен и обсуждать стратегию и тактику своей борьбы. Я вчера был на таком собрании, которое началось около девяти вечера после смены и продолжалось почти до полуночи. Все были трезвые, но обсуждение было очень острым»
Борьба за экономические права работников Полтавского ГОКа только началась, и обещает быть непростой. «Рабочие намерены продолжать акцию до тех пор, пока не будет выполнены все их требования. В акцию постепенно включаются работники дробильной и обогатительной фабрик. Администрация предприятия проводит тщательные замеры скорости движения и загрузки машин и пытается оказывать психологическое давление на рабочих, путем уговоров и угроз, пока не имеющих сколь-нибудь значимого эффекта», – говорит Алексей Кляшторный, председатель профсоюза «Народная солидарность».
Несмотря на этот оптимизм, можно не сомневаться – собственники сделают все, чтобы любыми средствами прекратить акцию на Полтавском ГОКе. Между тем, организованный протест «плебеев» из Комсомольска может открыть собой новый этап в истории рабочего движения Украины – когда в борьбу за экономические интересы вступят трудовые коллективы успешных, сверхприбыльных предприятий, базовых для бюджета и экономики нищей страны. Эта борьба – уже не за выживание, а за лучшую жизнь пролетариев – может стать заразительным примером, крайне опасным для их хозяев.