Тихая ночь, святая ночь
Прислано Integral 09 2010 23:21:14
Паша завозился в сенях, открывая дверной замок - но потом вернулся, полез в шкаф, и достал оттуда двухстволку в штопаном старом чехле.
- Вдруг собаки будут, - бросил он на вопросительный взгляд Леси, - и снова пошел к дверям.
- Не будет там собак, - сказала по-украински баба Фрося. - Никого там сейчас не будет. - Морозов таких двадцать лет не было, они бы в своем железном ящике передохли.
Витька опрокинул стопку, засунул в рюкзак пилу, и стал натягивать на себя ватник.
Мы выбрались из натопленой хаты, и морозный воздух вошел в легкие, как холодное лезвие входит в кожаные ножны. Баба Фрося стояла у порога в накинутом сверху кожухе и быстро, мелко крестила нас — меня, и трех своих внуков.
Вымерзшее село спало под темным холмом на краю долины. За последними хатами скатертью расстелились заснеженные луга. Ледяной воздух казался стекляным. Яркий месяц плясал в нем золотой рыбкой за прозрачной стенкой аквариума. Леся быстро бежала на лыжах — маленькая, скользящая по снегу фигурка, с черными волосами под шапкой с детским помпоном. Мы шагали за ней гуськом, стараясь вступать след в след. Твердая корка с хрустом ломалась под сапогами, а месячный свет бликами играл на этом снежном панцире. Где-то внизу, под ним, медленно текли соки оцепеневшей до весны жизни. А вдалеке, над черным небом, подчеркнутым белизной снегов, дрожало электрическое сияние Киева.
Витька сел на снег в поросшей вербой лощине, снял перчатки, и попробовал закурить. Огонек зажигалки гладил его бесчуственные от холода пальцы. Он пару раз затянулся, и закашлявшись от мороза, а не от дыма, выкинул сигарету на сверкающий самоцветами снег.
Паша разливал самогон из охотничей фляги, чтобы мы растерли им задубелые щеки. Он сердито звал Лесю, а она со смехом бегала на пригорке за петляющим, одуревшим от стужи зайцем. Я думал о доме - теплом и душном доме. Вкус самогона напомнил о праздничном столе на Йордан, когда мы планировали сегодняший выход. Паша сидел тогда с разбитым в драке лицом, а захмелевшая баба Фрося заботливо подсовывала ему куски жареного мяса.
-Тильки больше без драки, сынку. - Тильки без глупостив, - говорила она. И повторяла поговорку - которая, как я подумал, прижилась в селе еще в Отаманщину. - Ружье - на дычину, обриз - на людину, - говорила баба, как всегда, мелко перекрестив рот. Я вспомнил об этом, и покосился на старый чехол с двухстволкой за плечом Паши.
Мороз снял нас с привала, погнал вперед, и скоро мы вышли к высокой бетонной стене. Ограда перерезала луг пополам но ее разрывало темное пятно скованного льдом озера. За ним, на холме, стоял железный вагончик. Мы вступили на лед, и я видел, как напряженно смотрел в его сторону Паша. Неделю назад его били здесь за то, что он хотел пройти по лугам в соседний поселок Вишни.
Леся скользнула вперед, легко сьехав на обнаженный ветрами лед, и мы тоже двинулись вслед за ней. Лед лежал под ногами надежной, недвижимой массой, а берег с железной коробкой вагончика был ближе и ближе к нам с каждым шагом. Я шел сразу за Пашей, стараясь смотреть на его руки и на чехол с ружьем. Но Леся уже обьехала вагончик кругом, глянула в темное окно, и все сразу поняли, что внутри никого нет. Никого не могло быть тут глухой ледяной ночью, в сердце заливных лугов, которые просторно лежали за оградившим их бетонным забором. Высокие столбы с табличками на верху бросали на них тонкие тени, и они далеко бежали по белому пространству, нарезая на куски дорогую пригородную землю.
Витька сбивал ногой снег в основании у столба, доставая пилу. Леся, ежась от холода, смотрела на запад, в зеленые глаза поселковых огней.
- Ничего, не увидят, - сказал ей Паша. Они с Витькой взялись за ручки пилы, и она лязгнула о замерзшее дерево, как зубы хватающей кость собаки. Потом я сменил Пашу, и скоро почувствовал, как подпиленный столб подается и кренится вбок. Столб должен был рухнуть, но Витька подхватил его руками, и тихо, будто ребенка, положил вниз на снег. Он вытащил пилу и пошел с Пашей к следующему столбу. А я задержался, повернув ногой поверженную, простреленную дробью табличку, чтобы месяц осветил нанесенные на нее буквы
- «Внимание, частная собственность. Проход, проезд, рыбная ловля запрещены. Территория охраняется собаками», - прочитала вслух Леся. И мы пошли к ее братьям.