19 октября у Олега на передаче ваш журнал не взяли. Инспектор просил меня отправить его по почте. Я это сделала из Шепетовки. Но от Олега с того времени нет никаких известий, и особо напугал его звонок матери, потому что он спросил ее, почему нет писем, что с нами случилось, и отчего никто не приехал к нему, как договаривались.
Мы не ехали, потому что не было известий от него, и мы не знали: есть ли он на зоне. Мои письма он не получал, а я не могла ехать, не зная, где он.
И вот письмо от Олега о мытарствах, похожих на запланированные.
24 ноября его направляют в клинику, куда его не приняли, потому что вагонный конвой «нарушил» печать на пакете с его документами. С ходу его направляют в Киевское СИЗО, где в камере на 24 человека было напихано гораздо больше, и где он (а это ужасно) потерял тапки и мыльные принадлежности. Через 11 дней за ним приезжают и везут опять в Винницу, где его снова не принимают, уже не объясняя причин. В «столыпинском» он колесит по всей Украине по принципу Ивано-Франковск – Донецк, пока не пересекается с Шепетовкой. Его привозят в Изяслав, сажают на карантин, но 14 декабря снова вызывают на этап. Где он сейчас – не знаю – глухо. На мою телеграмму с оплаченным ответом никто не отвечает, как и на письма к администрации колонии. Я успокаиваю себя тем, что он все-таки попал в клинику и жду хоть какой-то весточки от него.
А тут еще беда приключилась со мной. У меня больные ноги, я плохо хожу и не могу носить тяжести. И могу только с ужасом думать, как только Олег все это вынесет.
У меня есть телефон колонии. Я по нему позвонила, но меня очень просили не звонить больше и обещали большие неприятности Олегу, когда я позвонила второй раз. А я ведь только спросила: есть ли он на зоне. Сейчас я каждую минуту жду известий от Олега, чтоб окончательно закончить свое письмо к вам.
14 января отправила письмо начальнику колонии Хомякову Владимиру Михайловичу.
И вот снова я в слезах – волнения в Изяславской колонии – протест против жестокого обращения администрации с заключенными, плохой питьевой воды и ограничений связи с родственниками.
О воде: 10 апреля прошлого года я привезла Олегу новую майку, а 16 июня на свидании спросила у него: почему эта майка вся в рыжих пятнах? Ответ: от воды. А мама с Сестренкой, когда были у него на свидании, воду для чая, супа сначала отстаивали, потом процеживали. У Олега от этой воды уже все зубы в дырках.
Сегодня, 19 января, - письмо от Олежки. И новые злоключения:
14 декабря – клиника – кормили препогано, но вовремя купали, тепло топили и под конец выводили на прогулку.
21 декабря – выписали на этап, но из-за праздников (???) этап не состоялся. Его направили в Хмельницкую тюрьму, где отобрали сумку, кружку и прочее, а вместо постельных принадлежностей дали грязные драные матрацы. Кормили так, что суп от каши не отличишь. Новый Год тюрьма ничем не отметила, будто его и не было.
11 января – назначено возвращение. Их (заключенных) набили с вечера полный бокс, но только 12 января в шесть часов утра прицепили к «столыпинскому». И лишь тогда выяснилось, что мест для заключенных строгого режима всего десять, а их самих намного больше. «Как вскочил, как удалось стать девятым, сам не помню – не понял». И это единственное, что было хорошее в Новом году – ощущение возвращения «домой».
Теперь он будет две недели сидеть на карантине, и только потом можно будет ехать к нему.
Прощаюсь с вами – пойду плакать над злой и несчастной долей внука.
Выдержки из письма от 19.01.2007 г.