«Марксист лишь тот, кто распространяет признание
борьбы классов до признания диктатуры пролетариата. В этом самое
глубокое отличие марксиста от дюжинного мелкого (да и крупного буржуа). На этом
оселке надо испытывать действительное понимание и признание марксизма».
Обывательское сознание трепещет, едва услышав слово
«диктатура». Может быть, потому хитрые буржуа называют государство,
обеспечивающее их классу безраздельное господство, благозвучным словом
«демократия», при этом, конечно, забывая упомянуть, что она буржуазная. Но при
замене названий суть, конечно, не меняется.
Государство по своей природе – это аппарат классового
насилия, при помощи которого господствующий класс реализует свои интересы и
подавляет класс угнетенный. Государственный аппарат состоит из огромных армий
военных и чиновников, которые верой и правдой служат буржуазии и пользуются за
это огромными привилегиями и льготами, выколачиваемыми и оплачиваемыми из
кармана угнетенного класса, представители которого довольствуются лишь одной
привилегией – правом один раз в четыре-пять лет выбирать тех, кто будет их
грабить и подавлять на протяжении следующих четырех-пяти лет. Видимое
разнообразие политических партий в парламенте призвано завуалировать их единую,
буржуазную суть.
Особенно комичная ситуация складывается в так называемой
демократической республике с левыми партиями парламентского типа. С одной
стороны, не имея политической воли публично отречься от марксизма и признать
себя буржуазными, они объявляют себя «коммунистическими», т.е. партиями
рабочего класса. С другой, - в погоне за успехом на буржуазном электоральном
поле они вынуждены ежедневно предавать интересы этого самого рабочего класса и
действовать часто еще «правее» традиционных правых. Это неоднократно доказывал
и продолжает доказывать опыт истории. Так вели себя почти все партии II
Интернационала. Так продолжают вести себя их верные последователи в странах бывшего
Советского Союза. Подобные «левые» вполне устраивают правящий класс. Во-первых,
потому что исполняют в буржуазном государстве определенную функцию – когда надо
- помогают «спускать пар» народного недовольства так, чтоб это было безопасно
для государства капиталистов. А во-вторых, потому что изменить существующие
порядки в интересах пролетариата они не только не могут, но и не хотят, являясь
неотъемлемой частью буржуазного государства. Так, где при помощи силы, где
подкупа, а где обмана, буржуазная государственная машина обеспечивает правящему
классу стабильный рост прибылей за счет усиления эксплуатации угнетенных, да и
не только за счет нее.
2. Нужна ли пролетариату буржуазная государственная
машина?
Так называемая буржуазная демократия – идеальная форма для
осуществления диктатуры буржуазии, обеспечения ей классового господства в
обществе и достижения ею своей основной цели, состоящей в упрочении института
частной собственности. В большинстве случаев следствием упрочения этого
института является возможность дальнейшего увеличения собственной прибыли. В
тех же случаях, когда для сохранения частной собственности необходимо
минимизировать прибыль, капиталисты предпочитают потерять прибыль, потому что
всегда легче пожертвовать частью, сохранив при этом целое, чем, лишившись
головы, плакать по волосам.
Пригодна ли идеальная для буржуазии форма управления
обществом в деле реализации пролетариатом его классовых целей и задач, которые,
как известно, заключаются в ликвидации частной собственности, эксплуатации человека
человеком и разделения труда? Возможно ли продлить жизнь, хоть и
отполированным, но отжившим свое формам, наполнив их новым содержанием?
Антагонизм классов обусловлен их различным положением в
структуре общественного производства и распределения и выражен в
противоположности их интересов, целей и задач. Их единство обеспечено способом
производства и проявляется во взаимообусловленности их существования. Развитие
товарно-денежных отношений порождает буржуазию и пролетариат из одного и того
же угнетенного сословия феодального общества, называемого третьим сословием.
Поначалу различия между ними минимальны, и слом феодальной государственной
машины буржуазия совершает при помощи пролетариата, в тесном союзе с ним.
Однако по мере роста и концентрации капитала это различие доводится до
антагонизма. Развитие товарного производства до уровня, когда товаром
становится рабочая сила, подготавливает его крах и переход к противоположному
нетоварному способу. Осуществляется этот переход посредством революции, совершаемой
классом, который полностью отчужден капиталистическим способом производства от
собственной человеческой сущности, т.е. отрицаем им. Как из недр феодализма
выросла буржуазия, чтобы стать его могильщиком, так капитализм гибнет от рук
отрицаемого данным способом производства путем отчуждения и эксплуатации
класса.
Буржуазия реализует свои интересы лишь за счет подавления и
примитивизации интересов пролетариата, а он, в свою очередь, может осуществить
свои, лишь став господствующим классом и ликвидировав частную собственность,
чем отрицает буржуазию как класс и выводит все общество на новое основание.
Позволит ли буржуазия пролетариату посредством буржуазных
выборов взять власть? Даже вопрос звучит нелепо, но, тем не менее, буржуазная
пропаганда устами своих «левых» парламентариев внушает, что, мол, стоит
пролетариату поднапрячься на следующих выборах, и ключик власти окажется у него
в кармане. Однако прискорбен не факт внушения парламентских иллюзий со стороны
прихвостней капитала, а факт веры в них со стороны пролетариата. Это
свидетельствует о низком уровне развития его классового сознания и,
соответственно, о таком же уровне его организации.
Буржуазия прикладывает массу усилий, чтобы этот уровень не
только не рос, но, по возможности, падал. И, тем не менее, социальные условия,
которые создаются товарным производством, толкают к его росту.
Обострение экономических противоречий капитализма, доходящее
до военного противостояния, приводит к резкому обострению классовых и, в конце
концов, вынуждает пролетариат путем революционного насилия взять власть и
обобществить средства производства.
В результате этого главного шага на пути к коммунистическому
преобразованию общества пролетариат становится господствующим классом и,
следовательно, перестает быть пролетариатом в буржуазном смысле этого слова. А
буржуазия вместе со средствами производства теряет почву под ногами и лишается
возможности увеличивать свои прибыли, эксплуатируя наемный труд, т.е. до
известной степени перестает быть буржуазией. До известной – потому, что при
помощи своих денег, международных связей, управленческого опыта и военной силы
оказывает яростное сопротивление новому порядку вещей, как говорится, до
последнего рубля, до последней капли крови.
После взятия власти перед пролетариатом встает вопрос: можно
ли использовать в качестве инструмента подавления буржуазии отшлифованную
веками ее господства буржуазную государственную машину? Соблазн велик. Ведь
можно же использовать в деле строительства нового общества экспроприированные у
буржуазии средства производства!
Средства производства – можно, а вот буржуазную
государственную машину – нельзя, - отвечают на этот вопрос классики марксизма,
основываясь на опыте всех революций XIX-го и начала ХХ столетия, включая
Октябрьскую.
«Можно и нужно», - вкрадчиво уверяют оппортунисты всех
времен и народов.
3. Установление диктатуры пролетариата – главное условие
для начала процесса отмирания государства
В связи с тем, что буржуазная демократия – это господство
ничтожного меньшинства над подавляющим большинством народа, а диктатура
пролетариата – наоборот, правильнее было бы называть первую диктатурой
буржуазии, а вторую – пролетарской демократией. Однако инерция традиции сильна…
И, в конечном счете, дело не в названии, а в сути явления, им названного.
Когда власть находится в руках громадного большинства и
выражает его интересы, тогда, кроме сопротивления кучки, пусть очень сильных,
хитрых, богатых и влиятельных, паразитов подавлять становится некого, и с этого
момента государство действительно начинает отмирать. Однако сам процесс
отмирания долог, он растягивается на десятилетия и зависит от комплекса внешних
и внутренних условий, в которых протекает.
«Об уничтожении чиновничества сразу, повсюду, до конца не
может быть и речи. Это – утопия. Но разбить сразу старую чиновничью
машину и тотчас же начать строить новую, позволяющую сводить на нет всякое
чиновничество, это не утопия, это опыт Коммуны, это прямая очередная
задача революционного пролетариата» (Ленин В.И., ПСС, Т.33, с.48).
В чем же особые черты новой пролетарской
государственной машины?
Первое. Уничтожается парламентаризм как особая система
разделения власти на законодательную и исполнительную. Однако представительные
учреждения остаются, превращаясь при помощи рабочего контроля из говорилен в
работающие органы власти. Т.е. люди, выдвинутые революционным народом, сами
принимают законы, сами проводят их в жизнь, контролируют их исполнение и несут
за это ответственность перед революционным народом, особыми привилегиями и
денежными выплатами на представительство не пользуются, работая за зарплату
рабочего. Избираются они путем прямого голосования снизу и могут быть в любое
время сменяемы, что позволяет постоянно увеличивать количество вовлеченных в
управление пролетариев. Буржуазия, пока она хоть в какой-то мере существует как
класс, избирательных прав лишена.
Второе. Хотя чиновничество на первых порах и сохраняется в
качестве «надсмотрщиков и бухгалтеров», но подчиняется вооруженному авангарду
всех эксплуатируемых и трудящихся – пролетариату.
«Организуем крупное производство, исходя из того, что уже
создано капитализмом, сами мы, рабочие, опираясь на свой рабочий опыт,
создавая строжайшую железную дисциплину, поддерживаемую государственной властью
вооруженных рабочих, сведем государственных чиновников на роль простых
исполнителей наших поручений, ответственных, сменяемых, скромно оплачиваемых
«надсмотрщиков и бухгалтеров»…- вот наша, пролетарская задача, вот с
чего можно и должно начать при свершении пролетарской революции» (Ленин
В.И., ПСС, Т.33, с.49).
Диктатура пролетариата - первый шаг. А для того, чтоб
государство продолжало отмирать необходимо:
а) чтобы бюрократический аппарат перестал существовать как
особая функция особых людей. Бюрократы исчезнут, когда каждый член общества
станет бюрократом, время от времени в прядке очереди исполняя управленческую
работу, примерно так, как сейчас во многих учебных заведениях и общественных
организациях принято назначать дежурных по уборке рабочих помещений;
б) чтобы товарное производство трансформировалось в
нетоварное. Другими словами, должны быть обобществлены не только средства
производства, но и распределение должно начать осуществляться не по труду, а по
потребностям, а также должны отмереть деньги как один из главных признаков
товарного производства.
в) чтобы исчезла угроза со стороны внешних врагов. Понятно,
что угроза строительству нового общества может исходить лишь от апологетов
старого. Следовательно, капиталистический лагерь, во всяком случае, его
способная к сопротивлению часть, должны рухнуть под ударами мировой революции.
Это избавит от необходимости содержать огромную армию и постоянно наращивать
вооружения, что высвободит огромные средства для ускорения развития
производительных сил и коренного изменения требований к производству.
Если поначалу основная функция диктатуры пролетариата – это
подавление сопротивления свергнутых классов, то в процессе формирования новых
общественных отношений отмирают или превращаются в учреждения обычного учета и
контроля все ее специфические органы принуждения. Тогда государство по
сути уже не является и не может являться государством, а представляет собой
централизованное общественное самоуправление.
4. В чем ложь оппортунистов и заблуждения других
мелкобуржуазных элементов?
Выше уже упоминалось о том, что выдаваемая оппортунистами за
марксизм идеологическая ботвинья во все времена мало, чем отличается по своему
количественному составу и качеству содержания. Классовая борьба у них
превращается в союз между антагонистическими классами. Необходимость и
неизбежность социалистической революции трансформируется в мистическое ожидание
чуда на следующих выборах. Диктатура пролетариата для них явление вообще
непереносимое, и они не устают придумывать разные благодушные, но пустые
наименования, например, «социальное государство» или «подлинная народная
демократия». Причем, чем красивее название, тем на деле изощренней эксплуатация
наемного труда и прочней власть капитала. Из марксистского тезиса об отмирании
пролетарского государства в их интерпретации незаметно выпало упоминание о пролетариате
как господствующей силе отмирающего государства и получилось, что, в конце
концов, должно отмереть государство буржуазное, которое отмереть в принципе не
может. Потому что в условиях борьбы классов и порождающего конкуренцию, кризисы
и войны развитого товарного производства государство нуждается в
постоянном укреплении, для чего до гротескных размеров раздувается аппарат
чиновников, полицейских и военных.
Но не менее пагубны для развития революционного рабочего
движения заблуждения анархистов, призывающих декретом отменить государство на
следующий день после взятия власти. На деле этот псевдореволюционный лозунг
ведет либо к поражению революции, потому что «всякая революция лишь тогда
чего-нибудь стоит, когда она умеет защищаться», либо к ее отсрочке на
неопределенно долгое время, потому что на поверку выясняется, что люди,
воспитанные капитализмом, не могут обходиться без аппарата управления,
подавления, учета и контроля. Ведь человек, жизнь которого не надо будет регламентировать
всеми этими органами, может сформироваться лишь в процессе становления
коммунистических общественных отношений.
Парижские Коммунары первые сломали буржуазную
государственную машину и заменили армию и полицию властью вооруженного народа.
Общественная служба сверху донизу исполнялась за заработную плату рабочего,
дополнительных денег на представительство госслужащим не выделялось. Все
чиновники избирались открыто, были ответственными и сменяемыми в любой момент. Однако
Коммуна продержалась всего 72 дня. И причина ее поражения состояла именно в
том, что она недостаточно активно и решительно подавляла сопротивление
свергнутых классов. Буржуазия имела возможность возвратить утраченное
господство и, естественно, не преминула этим воспользоваться. Несмотря на то,
что тогда она только что потерпела поражение в войне с Пруссией, которая велась
за угольные провинции Эльзас и Лотарингию, она попросила помощи для подавления
восставшего народа у прусских власть имущих. И те не замедлили ее оказать в
нужном объеме. Сам факт свидетельствует о том, что, как бы представители
правящих классов ни враждовали между собой, как бы ни вгрызались друг другу в
глотки, в деле подавления социалистической революции они всегда будут солидарны.
И это необходимо учитывать, особенно, тем, кто склонен делить эксплуататоров
на: «более честных и добрых» отечественных и «более злых и жадных» иностранных.
Опыт Парижских Коммунаров, разумеется, был учтен, как
Марксом, который внес существенную поправку по поводу диктатуры пролетариата в
«Манифест Коммунистической партии», так и Лениным в «Государстве и революции» и
успешно использован после Октябрьского восстания.
«Между капиталистическим и коммунистическим обществом
лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду
соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не
может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата…»
(Маркс К., Энгельс Ф., Соч., 2-е изд., Т.19, с.27)
Диктатура пролетариата в Советской России с первых дней
своего существования имела свои особенности, вызванные чрезвычайной отсталостью
страны, неизжитым феодализмом с наличием характерных для него классов и почти
поголовной безграмотностью населения. Для восставшего пролетариата России было
не так трудно подавить первый натиск сопротивления свергнутых эксплуататоров,
как наладить на новом основании управление общественной жизнью. Анархичность и
недисциплинированность, свойственные мелкобуржуазной крестьянской стихии,
давали о себе знать, как невежество и озлобление, вызванные участием широких
масс в длительной, кровопролитной и неуспешной империалистической войне. К делу
строительства нового общества необходимо было привлекать буржуазных спецов, обеспечивая
им при этом по-буржуазному высокую зарплату. Ленин называл это «неизбежной
данью отсталости». Естественно, подобная привилегия несла в себе элемент
разложения и самих буржуазных спецов и, что гораздо хуже, революционных масс.
Но для того, чтоб отказаться от этой вынужденной меры, необходимо было
вырваться из состояния отсталости и безграмотности, обрести опыт организации
новой жизни, которого ни у веками угнетенного класса, ни у партии, выражающей
его интересы, но никогда не бывшей при власти не было, и быть не могло. Всему
необходимо было начинать учиться с нуля. Разные прихвостни и лакеи буржуазии,
как тогда, так и теперь ехидно хихикают над пресловутой «кухаркой», управляющей
государством, забывая при этом «маленькое» условие, которое выдвигал Ленин,
говоря о «кухарке» - «может управлять государством, если ее должным образом
обучить». Следовательно, для того, чтобы поголовно весь народ вовлечь в
управление государством, его предварительно надо было хорошенько обучить. А для
начала необходимо было ликвидировать элементарную, почти поголовную
безграмотность населения России. Процесс ликвидации неграмотности и
дальнейшего углубления всеобщего образования занимает не годы, а десятилетия.
К особенностям диктатуры пролетариата в такой стране, как
Россия того времени также относится использование наряду с рожденными
революцией Советами старого бюрократического аппарата при условии, что Советы
должны были постепенно вытеснять его.
Говоря о диктатуре пролетариата, нельзя не упомянуть о
различных формах, которые она принимает в разных странах. Почему-то очень часто
считают, что если сразу после взятия власти весь класс тут же не начал
участвовать в управлении, то это вовсе не диктатура пролетариата, а, к примеру,
диктатура партии или отдельной личности. А если класс в силу своей
недообразованности не знает, ни как организовать жизнь на новых началах, ни что
для этого надо делать, а партия, выражающая его интересы, или отдельная
личность знает и как, и что? А если накал сопротивления свергнутых классов
таков, что малейшая ошибка в тактике и, тем более, в стратегии повлечет за
собой кровавую расправу над революцией? А если революция происходит в
крестьянской, а значит, мелкобуржуазной и к тому же истерзанной неудачной
войной стране, в которой, естественно, очень сильны анархистские тенденции? И
еще очень много «если»…. Что разумнее с точки зрения восставшего пролетариата:
потерпеть грандиозное поражение или перепоручить управление партии или
личности, которые выражают его интересы гораздо грамотнее и полнее, чем может
выразить он сам? Ленин, например, отдавал предпочтение второму варианту и
потому в «Очередных задачах Советской власти» подчеркнул: «Форма принуждения
определяется степенью развития данного революционного класса, затем такими
особыми обстоятельствами, как, например, наследие долгой и реакционной войны,
затем формами сопротивления буржуазии и мелкой буржуазии. Поэтому решительно
никакого принципиального противоречия между советским (т.е. социалистическим)
демократизмом и применением диктаторской власти отдельных лиц нет.
Отличие пролетарской диктатуры от буржуазной состоит в том, что первая
направляет свои удары против эксплуататорского меньшинства в интересах
эксплуатируемого большинства, а затем в том, что первую осуществляют – и
через отдельных лиц – не только массы трудящихся и эксплуатируемых, но и
организации, построенные так, чтобы именно такие массы будить, поднимать к
историческому творчеству…»
И далее: «… именно материальный производственный источник и
фундамент социализма – требует безусловного и строжайшего единства воли,
направляющей совместную работу сотен, тысяч и десятков тысяч людей. И
технически, и экономически, и исторически необходимость эта очевидна, всеми
думавшими о социализме признавалось как его условие. Но как может быть обеспечено
строжайшее единство воли? – Подчинением воли тысяч воле одного. Это подчинение
может, при идеальной сознательности и дисциплинированности участников общей
работы, напоминать больше мягкое руководство дирижера. Оно может принимать
резкие формы диктаторства, - если нет идеальной дисциплинированности и
сознательности» (Ленин В.И., ПСС, Т.36, с. 199-200).
Возникает противоречие между централизованной формой
управления сверху и творческим самоуправлением, о необходимости которого также
неоднократно говорил Ленин, в низовых структурах. На мой взгляд, это
противоречие тесно взаимосвязанно с другим, характерным для переходного периода
от капитализма к коммунизму: с противоречием между общественной формой
собственности и товарным характером производства. Эти противоречия во многом
взаимно обуславливают друг друга, и разрешиться с выходом на новое основание
могут только в комплексе.
Необходимость длительное время решать задачи отнюдь не
коммунистического строительства, обусловленная существованием пролетарского государства
в кольце враждебного окружения и преодолением феодальной отсталости страны, не
позволила разрешить эти противоречия за два-три десятилетия, которые по
предположению Ленина должны были понадобиться для скачка «из царства
необходимости в царство свободы». Условия для их разрешения появились лишь к
середине 60-х годов ХХ столетия и лежали в сфере технической мысли. Академик
Глушков разработал систему автоматизированного управления (ОГАС), за счет
повсеместного внедрения которой можно было преодолеть и бюрократический
характер управления, и товарно-денежные отношения. Но к тому времени
бюрократический аппарат, который некогда выражал интересы рабочего класса (а
попробуй – не вырази!) трансформировался в замкнутую номенклатурную прослойку,
защищающую собственные интересы под видом защиты интересов всего народа и
заинтересованную, иногда в связи с теоретической безграмотностью, иногда - по
корыстным соображениям, в усилении рыночных элементов экономики. Что, в
конечном итоге, привело к развалу страны и реставрации капитализма.
7. Диктатура пролетариата как способ воспитания нового
человека
Выше уже упоминалось о том, какую важнейшую роль в деле
строительства нового общества играет качество сознания класса в целом и каждого
отдельного пролетария в частности. Понятно, что отживший строй в этом смысле
оставляет тяжкое наследие – преступность, стяжательство, индивидуализм,
мещанство и т.д. – все эти, неотъемлемые черты, частичного, предельно
ограниченного способом производства человека поступают на переплавку в горниле
диктатуры пролетариата. Начиная участвовать в управлении, начиная
собственноручно творить историю, люди преображаются. Замечателен опыт
советского педагога Макаренко. Жизнь в колонии им. Дзержинского, куда поступали
исключительно беспризорные, очень часто являвшиеся закоренелыми преступниками,
была построена на принципах диктатуры пролетариата. Участие с принятием на себя
личной ответственности в управлении производством, учебой и досугом всех
воспитанников. Строжайшая дисциплина, учет и контроль в сочетании с разумной
инициативой и творчеством, как коллективным, так и индивидуальным. Правильно
организованный коллективный труд, учеба и отдых превращали за какие-то 10 лет
вчерашних воров, убийц и сифилитиков во всесторонне развитых личностей, в полноценных
строителей нового общества. Макаренко уже в 1935 году ставил на повестку дня
задачу введения в стране всеобщего высшего образования, что явилось бы
необходимым шагом к преодолению разделения труда на управленческий и
исполнительский, на умственный и физический и обеспечило бы главное условие,
при котором стало бы возможно поголовное вовлечение трудящихся в управление
государством.
Этот неоценимый опыт необходимо, не только, как можно более
полно, использовать в будущем, чтобы принципы диктатуры пролетариата пронизали
в новом Пролетарском государстве все общественные структуры снизу доверху, но и
продолжать усовершенствовать его сообразно постоянно расширяющимся техническим
возможностям развивающихся производительных сил.