Чилийская революция: "мирный путь" - за и против
Прислано Frankenstein 07 2008 22:45:00
От редакции:
Вчера, 10 декабря умер Аугусто Пиночет. Смерть очень редко вызывает радость, но это как раз тот случай, когда невежливо, неприлично грустить. Если какие-то слезы и уместны в этот день, то слезы радости, если и есть повод для сожаления, то только о том, что диктатор умер своей смертью, так и не ответив перед народом Чили и народами мира за свои преступления.
Аугусто Пиночет был палачом революции, таким его запомнит история. Для нас же его смерть – это еще один повод вспомнить Чилийскую революцию, ее победы и ее ошибки.
[Фрагмент статьи "Какое нам дело до Латинской Америки".]
«Мирный путь»: за и против
Компартия Чили одной из первых в мировом коммунистическом движении откликнулась на постановку ХХ съездом КПСС вопроса о возможности мирного пути революции. Уже в 1956 г. Х съезд КПЧ включил в программу партии эту идею, вскоре вошедшую в документы Международных совещаний коммунистических и рабочих партий 1957 и 1960 гг.
То обстоятельство, что решающую роль в смене стратегических ориентиров партии сыграли перемены в мировом коммунистическом движении, и в первую очередь в ведущей стране социализма, отражало не только интернационалистские убеждения коммунистов и огромный авторитет СССР в послевоенном мире, но также объективно усилившееся влияние международных условий на судьбы каждой страны. «Мирный путь», казалось, позволял коммунистам многих стран, особенно европейских, обойти трудности, связанные с противостоянием двух военно-политических блоков. Концепция была также реакцией на социальные сдвиги, знаменовавшие относительную стабилизацию капитализма в Западной Европе. Однако трезвый анализ ситуации в мире, в конкретных регионах и странах подменялся в ней фразами о необратимом изменении соотношения сил в пользу социализма, которое якобы делает «мирный путь» из редкого исключения чуть ли не общим правилом. Не случайно вопрос о «мирном пути» стал одним из поводов к советско-китайскому конфликту и расколу мирового коммунистического движения, долгое время осложнял отношения многих компартий с революционной Кубой.
Латинская Америка находилась в иных, чем Европа и Азия, международных условиях и вступала в те годы в региональную революционную ситуацию. Это требовало существенно иного подхода к проблеме «мирного пути». В абсолютном большинстве латиноамериканских стран его предпосылки явно отсутствовали. Чили - одна из немногих, где ориентация левых партий на мирные формы борьбы имела внутренние объективные причины. Она соответствовала сложившемуся в середине ХХ века соотношению классовых сил, а также социальным и политическим формам его проявления. Очевидность основного антагонизма, высокая организованность буржуазии и рабочего движения, видное место марксистских партий в политической системе - все это не оставляло ни у кого сомнений в классовом содержании борьбы; революция не могла застигнуть противников врасплох и в случае вооруженного выступления сразу столкнулась бы с соединенными силами внутренней и внешней контрреволюции.
Более развитые, чем в большинстве стран региона, формы политического господства буржуазии замедляли вызревание революционной ситуации: в социальной бомбе отсутствовал антидиктаторский взрыватель. Но политическая система, которая предотвращала вооруженную борьбу за власть, давала возможность воспользоваться буржуазной демократией, в значительной мере обратив ее против буржуазии. Двигаться в этом направлении позволяли мирные формы организации и борьбы трудящихся. Проведя благодаря Фронту народа депутатов в Конгресс и опираясь на внепарламентскую борьбу, КПЧ добивалась и добилась отмены «Закона о постоянной защите демократии». Легальный статус, как в любом буржуазном государстве, был обусловлен отказом от насильственных средств борьбы за власть. Но КПЧ не сводила «мирный путь» к победе на выборах и ставила во главу угла классовую гегемонию пролетариата. Ее руководитель Гало Гонсалес говорил еще в 1956 г. на Х съезде партии: «Возможность мирного свершения нашей революции, то есть свершения ее без гражданской войны, зависит от двух основных факторов: от силы сопротивления враждебных классов и от способности рабочего класса объединить вокруг себя большинство нации и завоевать посредством выборов или иным демократическим путем власть для народа» 1 .
Избирательные кампании коммунистов и их союзников представляли собой форму массового движения. В митингах и демонстрациях, кампаниях опросов, пропагандистских рейдах участвовали многие тысячи активистов левых партий и беспартийных. Что еще важнее, эти кампании давали импульс всем формам классовой борьбы трудящихся и опирались на них. Луис Корвалан, ставший в 1958 г. Генеральным секретарем КПЧ, писал о выборах: «Было бы реформистским уклоном, если бы мы стали их рассматривать в отрыве от борьбы масс за свои требования и стали бы все сводить к восхвалению кандидата, пропаганде программы, к решению специфических задач избирательной кампании. Как всегда, главное - это мобилизовать массы на борьбу за их жизненные права, за их заветные чаяния, за экономические и политические цели каждого момента. Выборы могут дать хорошие результаты, если они будут частью общего процесса, если различные участки массовой политической борьбы сольются в единое целое и таким образом создадут условия для того, чтобы в определенный момент волна народного возмущения нашла бы в выборах свое выражение» 2 .
Чилийские коммунисты всегда указывали на возможность резкого изменения политической обстановки, которая потребует иных средств борьбы, и на необходимость быть к этому готовыми. Корвалан уже в начале 60-х годов предупреждал, что партия, добившись легального положения, «не должна обнаруживать себя целиком и ее работа по-прежнему ведется в трех аспектах (легальный, подпольный и секретный)... необходимо принять меры, гарантирующие безопасность партии, ее массовую работу в любых условиях» 3 . Он считал неправильным отождествление мирного пути с использованием только легальных и конституционных методов: «Будучи сторонниками мирного пути, мы хотим в то же время, чтобы рабочее и народное движение освободилось от балласта легализма и руководствовалось прежде всего не законами и конституцией, которые продиктованы буржуазией, а своими собственными классовыми интересами, учитывая конкретное положение в каждый данный момент» 4 .
Допущенное вначале противопоставление «мирного» пути «насильственному» скоро было снято. «Мирный путь» стали рассматривать как исключающий лишь вооруженное восстание и гражданскую войну, но не другие формы насилия, без которого революционное движение невозможно. «Всеобщая забастовка, занятие земельных участков бездомными, уличная борьба, а также захват земли крестьянами в некоторых местах - это тоже формы насилия, и они, кстати говоря, имели и имеют место в Чили», — писал Л.Корвалан 5 . Таким образом, основной упор делался на развертывание работы в массах. Эта линия предполагала широкую и гибкую политику союзов, которой партия придавала огромное значение.
В то же время над теоретическими представлениями коммунистов продолжал тяготеть груз устаревших представлений о социальной действительности Латинской Америки. Делая, в отличие от социалистов, упор на объединение не только пролетариата, даже не одних трудящихся и эксплуатируемых масс, а народа, КПЧ понимала под ним некую общность рабочих, крестьян, средних слоев города, мелкой буржуазии и так называемой «национальной буржуазии», противостоящей империализму, местным монополиям и крупным землевладельцам. Партия считала, что участие большинства народа в революции создаст такой перевес его сил над силами реакции, который не позволит ей развязать гражданскую войну. Предполагалось, что по мере перехода от общедемократического этапа к социалистическому влияние левых сил на народ пределы единства народа будут расширяться. Неизбежность классового размежевания «народа» по мере углубления революции недооценивалась. Мирный путь, предполагая постепенное овладение властью, ставил судьбу революции в значительно большую зависимость от соотношения социальных сил на каждом ее этапе, а возможностей влиять на это соотношение давал меньше, чем при быстром завоевании пролетариатом всей полноты власти и даваемых ею возможностей расширения социальной базы. Но возникающие здесь объективные противоречия не были отчетливо сформулированы, и не были намечены пути их разрешения.
Наконец, в вопросе о власти не разграничивались два взаимосвязанных, но не тождественных аспекта: возможность использования буржуазно-демократических институтов для постепенного продвижения к власти в условиях назревания революции и объективная необходимость слома военно-бюрократического аппарата эксплуататоров в ходе революции как таковой. Классики марксизма-ленинизма считали второй аспект решающим именно для перспективы мирного развития революции и видели такую возможность лишь там и тогда, где и когда военно-бюрократическая машина была слабо развита (Англия и США 70-х годов XIX в.) 6 или надломлена революцией и войной (Россия апреля-июня и сентября 1917 г., Венгрия марта 1919 г.), а значительная часть трудящихся была вооружена и прошла военное обучение. «Оружие в руках народа, отсутствие насилия извне над народом - вот в чем была суть дела. Вот что открывало и обеспечивало мирный путь развития вперед всей революции» 7 . Без этого условия даже самая развитая буржуазная демократия, самое успешное использование пролетариатом ее институтов не помешают эксплуататорам первыми «поставить штык в порядок дня».
Еще К. Маркс и Ф. Энгельс, считая возможным осуществление социальной революции в Англии «всецело мирными и легальными средствами», предостерегали, что господствующие классы не подчинятся ей без «бунта в защиту рабства» 8 . Аналогичный прогноз давал Ф. Энгельс применительно к Германии: «...Если мы не будем настолько безрассудны, чтобы в угоду этим партиям дать себя втянуть в уличную борьбу, то им в конце концов останется лишь одно: самим нарушить эту роковую законность» 9 . Именно так и происходило во всех случаях, когда намечался «мирный путь» социалистической или хотя бы демократической революции и эксплуататоры не были обезоружены: во Франции 1898, Великобритании и Ирландии 1914, Финляндии 1918, Венгрии 1919, Германии 1920-1933, Италии 1922, Болгарии 1923, Испании 1936, Бразилии 1964 г. С началом общего кризиса капитализма «бунт в защиту рабства» и в нарушение «роковой законности» обычно приводил к установлению фашистской диктатуры, и большинство фашистских переворотов явились результатом таких «бунтов».
Сторонники «мирного пути» часто ссылались на социалистические преобразования в странах Центральной и Юго-Восточной Европы после Второй мировой войны. Но там еще на этапе антифашистской борьбы репрессивный аппарат реакции был разбит при решающей роли Советской Армии, а революционная часть нации вооружена. В странах, к которым применяли концепцию мирного пути во второй половине ХХ века, ситуация была совершенно иной.
В Чили военно-бюрократическая машина не могла развалиться, как в Европе 1917-1918 гг. и 1944-1945 гг., в итоге затяжной войны, или, как на Кубе, под ударами повстанческих сил. Традиций вооруженной, в частности партизанской, борьбы почти не было. Вооружение трудящихся находилось, особенно с конца 30-х гг., под строжайшим запретом. Участие военных в создании «социалистической республики» 1932 г., казалось, позволяло надеяться, что многие из них перейдут на сторону народа, если он ясно выразит свою волю. Все это вместе, помноженное на воздействие официальной идеологии «неучастия армии в политике», сформировало среди левых почти всеобщее убеждение в «традиционной приверженности военных конституционному строю и демократическим традициям». В этих представлениях не было места трудной, опасной, но совершенно необходимой для победы революции работе по политическому просвещению солдат, матросов и младших офицеров, борьбе за их гражданское полноправие, не говоря уже о перспективе слома старого репрессивного аппарата и вооружения народа.
В арсенале исторической практики был во многих отношениях близкий Чили опыт Испании 1936 г., показавший огромный революционный потенциал вооруженной защиты законного правительства Народного фронта от попирающей конституционную легальность контрреволюции. Именно в ходе этой борьбы вооруженные силы перестали быть единой корпорацией, разделились на фашистских мятежников, призвавших в страну интервентов, и защитников республики, создавших вместе с вооруженным народом качественно новую армию. Но воспринять этот опыт мешала абсолютизация установки на «мирный путь». Возведение методов борьбы, необходимых на определенном этапе революции, в ранг «пути», который КПЧ стала именовать «невооруженным», помешало своевременно предвидеть необходимость сознательной подготовки масс к смене условий и, следовательно, методов борьбы.
Реформы против революции
В рамках стратегии «мирного пути» перед Компартией Чили, естественно, встал вопрос о соотношении борьбы за разные институты буржуазного государства, прежде всего законодательные и исполнительные.
В документах международного коммунистического движения «мирный путь» связывался с превращением парламента в «орган народной воли». Но в политической практике второй половины ХХ века парламент нигде не выступил центром консолидации массового движения. Видимо, при всех преимуществах парламентского строя перед президентским в плане обеспечения буржуазно-демократических свобод последние слишком мало доступны массе трудящихся, а сам парламент слишком отчужден от народа всей постановкой своей деятельности. «Участие в буржуазном парламенте (который никогда не решает серьезнейших вопросов в буржуазной демократии: их решает биржа, банки) загорожено от трудящихся масс тысячами загородок, и рабочие великолепно знают и чувствуют, видят и осязают, что буржуазный парламент чужое учреждение, орудие угнетения пролетариев буржуазией, учреждение враждебного класса, эксплуататорского меньшинства» 10 .
Президентская же власть, как отмечал еще К. Маркс, имеет возможность апеллировать напрямую к народу 11 . В Латинской Америке в силу популистских традиций эта апелляция не всегда бывала только демагогией. Не раз случалось так, что самые антинародные меры вроде закона «О постоянной защите демократии» принимал буржуазный парламент, а президент-популист типа Ибаньеса шел к власти с требованием их отмены. Массы традиционно возлагали надежды не на парламент, а на «народного президента».
КПЧ и ее союзники имели немалый опыт успешной работы в Конгрессе и допускали, «что на основе широкой мобилизации масс парламент нового состава, при большем представительстве в нем народа, сможет принять законодательные меры с целью: восстановления полномочий, которые все более передавались президенту; внесения изменений в конституцию по важнейшим вопросам; создания провинциальных собраний, избираемых путем прямых выборов; расширения политических и избирательных прав народа, то есть демократизации республики и открытия тем самым более широкой перспективы для мирного пути» 12 . В программе КПЧ ставилась цель создания «парламентского режима нового типа.» В то же время руководители КПЧ никогда не мыслили «мирный путь» как непременно парламентский и не считали последний в условиях Чили наиболее вероятным. «Рабочий класс и народ завоюют политическую власть в Чили скорее всего в результате президентских, а не парламентских или муниципальных выборов.., - писал Л. Корвалан еще в 1961 г. - Исполнительная власть имеет в Чили больше полномочий, чем законодательная, в большей степени представляет собой политическую власть и может быть завоевана в результате получения лишь первоначального относительного большинства на выборах... Только после широкого использования полномочий исполнительной власти, после использования президентского режима для проведения самых важных преобразований можно будет перейти к парламентскому режиму нового типа...» 13 . Сравнив эту постановку вопроса с нынешними представлениями многих левых партий, убеждаемся: новое - это хорошо забытое старое. Разница лишь в том, что в Чили речь шла о полноправном парламенте и о такой исполнительной власти, которую можно было завоевать даже относительным большинством голосов избирателей при благоприятном соотношении сил в парламенте. В этом свете линия коммунистов и их союзников на первоочередное завоевание президентского поста в Чили 50-х — 60-х гг. представляется фактически безальтернативной.
Вскоре после восстановления политических и избирательных прав КПЧ удалось добиться некоторой демократизации избирательной системы. В 1956 г. была создана коалиция левых партий - Фронт народного действия (ФРАП). Его кандидат на выборах 1958 г. Сальвадор Альенде уступил кандидату буржуазного блока Хорхе Алессандри совсем немного - меньше, чем забрал подставной кандидат, священник А. Саморано, который считался левым, но финансирование получал от правых (узнаете прием?). Казалось, были все основания ожидать победы в 1964 г.
Но за эти шесть лет обстановка в Латинской Америке принципиально изменилась. Победа Кубинской революции явилась грозным уроком для господствующего класса по обе стороны Рио-Гранде, заставила его мобилизовать все резервы, чтобы не допустить «второй Кубы». С одной стороны, спешно укреплялся аппарат подавления революционного движения, под руководством Пентагона и ЦРУ создавалась система профессиональной и идеологической подготовки латиноамериканских военных к борьбе с повстанцами и свержению неугодных Вашингтону правительств. С другой - срочно изыскивались возможности перехвата инициативы у революционных сил, снятия угрожающей социальной напряженности путем реформ: передачи части земель латифундистов крестьянам, индустриализации под контролем иностранного капитала, разного рода «помощи» США и Западной Европы. Все эти меры предусматривались обнародованным в 1961 г. администрацией США планом «Союза ради прогресса».
Оба традиционных способа реагирования эксплуататоров на угрозу революции - репрессии и реформы — на этот раз координировались в рамках международной стратегии, опиравшейся на всю мощь мирового империализма. Чили отводилась роль одного из полигонов.
Традиционные правые партии не могли политически обеспечить стратегию превентивного реформизма. Пришлось выбирать между реформистскими течениями, обеспечившими выживание капитализма в Западной Европе, - христианской демократией и социал-демократией. Оба имели финансовый, организационный и идеологический центр в Западной Европе, прежде всего в ФРГ, и стремились пустить корни по ту сторону Атлантики. Но Социнтерн в те годы не нашел в Чили широкой базы. Соцпартия решительно отказалась порвать с коммунистами; приманкой социал-демократизации удалось соблазнить лишь ослабевшую Радикальную партию. Государственно-монополистическая верхушка США и Западной Европы остановила выбор на христианской демократии, которая могла опереться на ресурсы, опыт и авторитет католической церкви и сама уже располагала в Чили «филиалом» с массовой базой.
Христианско-демократическая партия образовалась в 1957 г. на основе Национальной фаланги, основанной в 1935 г. вышедшими из Консервативной партии студенческими активистами. Молодые «фалангисты» испытали сильное влияние испанского правого корпоративизма, но начало гражданской войны в Испании побудило их отмежеваться от него. Время от времени они шли даже на предвыборные союзы с левыми. Но и этому пришел конец с созданием ХДП, провозгласившей себя партией «третьего пути» - антимарксистской и антикапиталистической. «Христианская демократия, — заявлял лидер ХДП Эдуардо Фрей, — проникнута философией гуманизма, основывающегося на правах личности. Всеобщий гуманизм не базируется на классовой, партийной, религиозной или расовой идее. Основой его является сам человек вне зависимости от условий. Этот принцип гуманизма составляет средство и цель. Отвергаются методы действий, которые противоречат человеческому достоинству, так как нельзя осуществлять идеи гуманизма нечеловеческими методами» 14 . Странно читать такое сегодня, зная, чем обернулись эти и подобные им красивые фразы в Чили и не только там. Но тогда они находили отклик, особенно у не искушенной в политике молодежи, составлявшей в те годы большинство нации. Демохристианские лидеры с пафосом обращались к «молодой Родине», устраивали массовые марши молодежи с разных концов Чили в Сантьяго, сопровождая их шумной пропагандистской кампанией.
В апреле 1961 г. Фрей заверил «Нью-Йорк Таймс», что христианская демократия Чили «окончательно и открыто присоединяется к антикоммунизму, она не будет добиваться национализации всех горнорудных предприятий...» 15 . Вскоре, за два года до выборов, во всех церквах стали читать послание кардинала и епископов «Социальный и политический долг в нынешний час», где говорилось: «От победы коммунизма в Чили церковь и все ее дети не могут ожидать ничего другого, кроме как преследований, слез и крови» 16 .
Однако лидеры ХДП отдавали себе отчет в том, что на одном антикоммунизме далеко не уедешь. «Христианская демократия, — писал Э. Фрей, — должна порвать с традиционными силами, т.е. с консерваторами. Она должна быть способна перейти в народный лагерь и стать антагонистом коммунизма на народном уровне, но не для того, чтобы проводить чисто словесную антикоммунистическую политику, которая сегодня никого уже не трогает, а для того, чтобы создать такую систему, которая докажет народу, что существуют отличные от коммунизма и более демократические пути экономического развития и участия народа в социальной и политической жизни» 17 . В соответствии с этим ХДП шла на выборы под лозунгом: «В Чили все должно измениться».
Имелся в виду не более и не менее, как переход от капитализма к некоему «коммунитарному обществу»; для этого намечалось «объединить людей в трудовые общины, которые владели бы капиталом, средствами производства и имели бы совпадающие цели, и превратить государство как регулятор общего блага в высшее выражение этой коммунитарной жизни» 18 . Кроме старой утопии — классовой гармонии под эгидой надклассового государства — ХДП обещала избирателям многое из того, что входило в программу ФРАП: рабочим — конституционное признание прав на создание профсоюзов и забастовки, «справедливое вознаграждение за труд», участие в прибылях и управлении предприятиями; крестьянам — аграрную реформу; жителям «поселков нищеты» - новое жилье и школы; молодежи - увеличение числа мест в университетах и избирательные права с 21 года; всем чилийцам - постепенное возвращение нации основных природных богатств. Все это именовалось «революцией в условиях свободы» в противоположность «революции в условиях диктатуры».
Чилийская олигархия была не в восторге от перспективы даже такой «революции», но отдавала себе отчет в том, что иной альтернативы «коммунизму» нет. Правым партиям пришлось поддержать кандидата ХДП. «Эль Меркурио» стала главным рупором кампании Фрея; через несколько дней после избрания он посетил редакцию и лично поблагодарил Агустина V Эдвардса 19 .
В предвыборную кассу ХДП хлынул поток долларов. Предвыборная кампания стала самой дорогой в истории Чили, и более половины ее было оплачено США, остальное добавили европейские христианские демократы. Было навербовано 1800 «пособников» для помощи партфункционерам в деле пропаганды и агитации в рабочих и крестьянских поселках. Беднякам раздавали, даже в день выборов, продовольствие, кровлю для крыш и прочие подарки от «Каритас интернэшнл» - благотворительной церковной организации со штаб-квартирой в Нью-Йорке (одно время ее возглавлял чилийский кардинал Рауль Сильва Энрикес) 20 .
Кампания ХДП едва ли не впервые в мире организовывалась по последнему слову мировой буржуазной социологии. Во главе стоял Институт развития, созданный католической церковью в 1962 г. под руководством бельгийского иезуита Векеманса. Широко поставленные опросы выявляли особенности восприятия пропаганды различными социальными группами, и с их учетом велось то, что теперь называют черным пиаром. «Мелких торговцев и ремесленников уверяли, что режим Альенде покончит с их торговлей и закроет их мастерские. Безземельным крестьянам говорили, что коммунисты заберут у них всю живность со двора, а мелких землевладельцев уверяли, что их собственность будет передана безземельным крестьянам» 21 . Рабочим хозяева заявляли накануне выборов, что если победит Альенде, то в понедельник не придется выходить на работу: предприятие будет закрыто, а сами они уедут 22 .
Печать и радио (телевидение еще не успело широко войти в обиход) развернули кампанию против ФРАП. «Через определенные и короткие промежутки времени по радио передавали звуки автоматной очереди. Затем слышался отчаянный женский крик:
- Убили моего сына! Это коммунисты!
Прочувствованный голос диктора:
- Коммунизм может предложить только кровь и страдания. Чтобы этого не случилось в Чили, выберем в президенты Эдуардо Фрея!» 23 .
Кампания запугивания оказала влияние на многих избирателей, особенно на избирательниц-католичек; поскольку в Чили женщины и мужчины голосовали отдельно, известно, что Фрей стал президентом в основном голосами двух третей женщин, а голоса мужчин разделились между ним и Альенде почти поровну.
Но было бы упрощением сводить все к пропагандистскому манипулированию сознанием. В Чили, как впоследствии во многих других странах, лозунги левых сил оказались неадекватны их классовой сущности и поэтому были легко перехвачены политическим противником. Демохристиане имели возможность ловить коммунистов на слове: вы говорите о национальной буржуазии как революционной силе - вот вам программа «антифеодальной» и чуть ли не «антиимпериалистической» революции, приемлемой для буржуазии; вы упираете на единство «народа» - вот вам самая что ни на есть «народная» программа; вы называете ближайший этап революции демократическим - значит по-вашему на социалистическом этапе демократии уже не будет, а мы ее гарантируем; вы обещаете «мирный путь», а на практике ваша революция всегда означает гражданскую войну, блокаду, диктатуру - вот вам берлинская стена, вот рассказы венгерских и кубинских эмигрантов. ФРАП, пытаясь конкурировать с ХДП за голоса «умеренных» избирателей, не решился заявить о солидарности с Кубой, а, наоборот, попытался отмежеваться от нее, что ему только повредило: к предвыборной кампании приурочили разрыв дипотношений Сантьяго с Гаваной под угрозой прекращения «помощи» США.
На выборах 1964 г. Альенде получил 38,9 % голосов - почти на треть больше, чем шесть лет назад. Но Фрей собрал 56,1 % — абсолютное большинство; в истории Чили это мало кому удавалось. На парламентских выборах в следующем году за ХДП голосовало 43,6 % избирателей - больше, чем за какую-либо партию в ХХ веке 24 . Партия президента завоевала и абсолютное большинство мест в Конгрессе; это был уж совсем исключительный случай. Получив возможность беспрепятственно проводить свою программу в жизнь, лидеры ХДП были уверены, что не выпустят власть из рук до следующего века.
Исход выборов вызвал серьезный кризис левого движения. Внутри СПЧ стали нарастать леворадикальные настроения, ее отношения с КПЧ осложнились. Активисты рабочего и студенческого движения, категорически отвергшие «мирный путь», покинули СПЧ и КПЧ. Часть их в 1965 г. объединилась в Левое революционное движение (МИР).
В этой ситуации руководство КПЧ сумело трезво подойти к причинам неудач. В заявлении Пленума ЦК спустя месяц после выборов признавалось серьезной ошибкой, что «левые силы перешли к обороне, главным образом в отношении спекуляций, мистификаций и извращений, которые совершал противник в таких вопросах, как Куба, Венгрия, берлинская стена, коммунизм и социализм, политика коммунистической и социалистической партий. Никакое революционное движение не может победить без наступательного духа. Урок должен быть усвоен....» 25 .
Урок не свели к проискам врага и собственным ошибкам. Было обращено внимание на объективные сдвиги в обществе, обеспечившие ХДП массовую базу, прежде всего на быстрый рост армии наемного труда и изменение ее социального состава, приход в город и на производство сотен тысяч людей, не имевших опыта организованной борьбы за свои права. В связи с этим Л. Корвалан подчеркивал, что ХДП — не просто буржуазная партия, а многоклассовая организация с буржуазным руководством. «... Народные массы, голосовавшие за сеньора Фрея, поступили так, видя в политике христианско-демократической партии шаг вперед по сравнению со сложившимся положением, считая, что она идет по пути прогресса, почти столь же передовому, как тот, который им предлагал ФРАП, но без риска и трудностей, воображаемых и реальных, к которым привела бы его победа» 26 .
Раскрыв источник сегодняшней силы противника, коммунисты могли с полным основанием предвидеть, что завтра эта сила обернется слабостью. Поскольку христианские демократы вынуждены были апеллировать к массам, коренные интересы которых классово антагонистичны интересам буржуазной верхушки ХДП, дифференциация в этой партии и, главное, связанных с нею организациях трудящихся становилась вопросом времени. Основной вывод КПЧ соответствовал ленинской методологии: массы должны учиться на собственном опыте, а коммунистам надо работать во всех их организациях, помогать им пройти этот путь скорее и с меньшими потерями.
Куда привел путь реформ
Развитие событий в основном подтвердило анализ КПЧ. Находясь под постоянным и все более сильным нажимом снизу, Э. Фрей и его партия не смогли ограничиться обещаниями реформ - пришлось действительно их проводить. А они в условиях Чили тех лет вели совсем не к тем последствиям, которых ожидали западные социологи и их местные ученики.
Делая ставку на трудящихся, не организованных ранее, ХДП начала на западноевропейские и североамериканские средства создавать, где только могла, профсоюзные и другие объединения своей ориентации. Под руководством того же Векеманса была разработана политика «народного продвижения», предусматривавшая создание на предприятиях советов социального сотрудничества. В организации «продвижения» объединялись также ремесленники, рабочие и служащие мелких предприятий. Правые лидеры ХДП пытались противопоставить эти организации профсоюзам и левым партиям, но социалисты и особенно коммунисты стали активно работать во всех объединениях трудящихся и скоро завоевали большой авторитет. Под нажимом трудящихся правительству пришлось внести, а Конгрессу - одобрить новое трудовое законодательство. Теперь в профсоюз можно было вступать с 18 лет, независимо от грамотности, профорганизации могли объединять работников нескольких предприятий, создаваться в региональном и национальном масштабах. Многие профорганизации, ранее нелегальные, смогли действовать на законной основе.
Новые профсоюзы быстро осознали преимущества единого профцентра и присоединились к нему. Скоро в рядах КУТ было уже 700 тысяч трудящихся. Сложился своеобразный механизм взаимодействия профсоюзов, государственных органов управления экономикой и Конгресса. Серьезные трудовые конфликты, как правило, по инициативе отраслевых профсоюзных объединений выносились на парламентское обсуждение и разрешались путем принятия законодательных мер на государственном уровне. Эта практика при существовавшем в Чили соотношении классовых сил облегчала профсоюзам наступление на работодателей и само буржуазное государство.
Не будучи в состоянии соперничать с левыми в профсоюзных ячейках на производстве, демохристиане сделали ставку на объединения трудящихся по месту жительства: хунты соседей, комитеты поселенцев, центры родителей, центры матерей. Местная и центральная власть предоставляла им кредиты, обучала лидеров и оплачивала служащих, финансировала медицинские, социальные и юридические службы. Организаторы «продвижения» особенно рассчитывали на верующих домохозяек, перед которыми впервые открывалось поле общественной активности, и на жителей «поселков нищеты» - «кальямпас».
Но инициатива и здесь стала переходить к левым. XIII съезд КПЧ взял курс на развертывание работы в новых организациях при максимальном единстве их рядов. Коммунисты добивались, «чтобы на каждом предприятии была лишь одна профсоюзная организация... одна соседская община, комитет жителей или организация под другим названием в каждом поселке, один материнский центр или женская организация под любым названием в каждом квартале или районе. Эти организации должны быть открыты для всех лиц, входящих в их сферу действий, без какой бы то ни было дискриминации религиозного или политического порядка, управляться и избирать своих руководителей в соответствии с нормами внутренней демократии» 27 . В «кальямпас» стали создавать отряды самообороны от преступников и полиции, в депутаты и мэры все чаще выбирали коммунистов или социалистов. Поселки называли «Ленин», «Че Гевара».
Правительство Фрея внесло в Конгресс законопроект об аграрной реформе. Чтобы покончить с «феодализмом», предлагалось оставить крупным аграриям по 80 га рационально используемых земель лучшего качества (других - значительно больше), а излишки и необрабатываемые земли передать арендаторам-инкилинос, рассчитывая на 100 тысяч семей. Борьба в парламенте шла два года. Представители латифундистов слышать не хотели о реформе; левые партии и такие демохристиане, как Жак Чончоль, бывший эксперт ООН на Кубе, добивались снижения потолка до 40 га, чтобы хватило не на 100 тысяч, а на всех безземельных, которых было втрое больше. Но лидеры ХДП не собирались оставить крупных аграриев без батраков. Имея большинство в Конгрессе, они провели свой проект.
За экспроприируемые земли бывшим собственникам установили компенсацию по рыночной стоимости (правда, наличными только 20 %, а остальное - государственными долговыми обязательствами с рассрочкой на 30 лет). Латифундист мог сам выбирать земли, которые останутся за ним. Ничто не мешало заранее разделить землю на участки положенного размера, записав один на жену, другой - на сына и т.д. Прежнему хозяину оставались скот, техника, сооружения - все это получателям земли приходилось покупать. Реформа не затрагивала имевшиеся при латифундиях предприятия по переработке сельхозпродукции. Государственная машина, связанная с латифундистами, всячески тормозила реформу; землевладельцы завалили суды исками, которые рассматривались годами. К концу правления Фрея экспроприирована была лишь треть подпадавших под закон земель.
Вместо 100 тысяч семей землю получили 32 тысячи, исключительно прежние инкилинос. Тем, кто раньше имел хоть клочок своей земли, не досталось ничего, кроме новых налогов. Ничего не получили и индейцы-мапуче, которым и прежде и теперь жилось тяжелее всех. В духе идей «коммунитарного общества» новые собственники объединялись на 3-5 лет в своего рода кооператив - «асентамьенто»; потом им предстояло решить, хозяйствовать ли единолично или совместно. Многие асентамьенто получили слишком мало земли для эффективного ведения хозяйства, а объединиться не могли - их разделяли земли, оставшиеся у прежних латифундистов. Быть членами асентамьенто могли лишь мужчины, постоянно жившие и работавшие в имении в период экспроприации; не принимались ни женщины, ни достигшие совершеннолетия дети, ни «посторонние» — сезонные рабочие. Члены асентамьенто и сами не хотели принимать новых людей, опасаясь уменьшения участков и снижения доходов. Кооперативы, как прежде латифундисты, нанимали со стороны батраков — свыше трети рабочей силы асентамьенто. Между членами кооперативов и наемными рабочими возник антагонизм. Многие батраки были вообще против аграрной реформы, потому что раньше им легче было получить работу у латифундиста и платили им больше.
Таким образом, две трети сельских трудящихся от реформы не выиграли, а очень многие проиграли. Деревня оказалась расколота глубже прежнего; людей одного селения и даже одной семьи разделили на эксплуатируемых и их коллективных эксплуататоров. Новая несправедливость воспринималась острее старой, тем более что прикрывалась она демократической и даже социалистической фразеологией. Хотели того демохристиане или нет, они создали массовую базу сопротивления реформе как слева, так и справа.
Чтобы укрепиться в деревне, ХДП провела закон, снявший ограничения на объединение сельских трудящихся в профсоюзы. В кратчайший срок вся Чили покрылась сетью организаций сельских пролетариев и крестьян: в 1964 г. было всего 19 профсоюзов с 2 тысячами членов, а через пять лет — 394 с более чем 100 тысячами. Две трети их находились под контролем ХДП, которая на западноевропейские и североамериканские средства сколачивала все новые конфедерации сельских профсоюзов. Но жизнь заставляла даже такие организации руководствоваться не указаниями властей и спонсоров, а классовым положением своих членов. Обстановка накалялась: батраки бастовали, требуя повышения оплаты, инкилинос добивались ускорения реформы, деревню терроризировали наемники латифундистов. Ожидания трудящихся не оправдывались, их доверие к правительству падало. Даже демохристианские функционеры, непосредственно проводившие реформу, почти все перешли на левые позиции. Из-за саботажа реформы правительством Ж. Чончоль ушел в отставку с поста директора Института сельскохозяйственного развития, и сельские профсоюзы поддержали его протест забастовкой.
Реформизм и империализм
Кризис охватил не только все сферы социальных отношений Чили, но и самую сердцевину зависимого капитализма - отношения с империалистическим капиталом и выражающим его волю североамериканским государством. Правительство ХДП пришло к власти при поддержке именно этих сил, было связано с ними теснейшими классовыми узами. Реформизм ХДП был порожден эпохой «Союза ради прогресса» и рассчитан на предусмотренную им финансовую поддержку. Но шестилетие правления Фрея (1964-70) пришлось как раз на те годы, когда США погрязли в безнадежной войне во Вьетнаме и столкнулись с острым внутренним кризисом. Неудивительно, что ассигнования на «Союз» стали съеживаться, как шагреневая кожа. Вместе с ними таяли и возможности «превентивного реформизма».
Быстрый рост населения вынуждал любую власть, претендующую на народную поддержку, импортировать все больше продовольствия, строить все больше жилья и т.д. Надо было срочно развивать систему образования, а в ближайшие годы создать много рабочих мест: 40 % чилийцев было моложе 15 лет. Найти на все это средства было негде, оставалось жить в долг. Внешняя задолженность превысила 3 млрд. долл., а проценты — треть доходов от экспорта. Это, с одной стороны, усиливало зависимость Чили от империалистического финансового капитала, с другой - подрывало в его глазах кредитоспособность режима, как в прямом, так и в переносном смысле.
В накаленной атмосфере Латинской Америки 60-х годов сохранить влияние на массы, прежде всего на молодежь, могли лишь те, кто считался с общественным мнением, возмущенным агрессией Вашингтона во Вьетнаме, наглым вмешательством в дела латиноамериканских стран. Вот почему правительство Фрея осудило интервенцию США в Доминиканской Республике (1965 г.) и выступило одним из главных оппонентов вашингтонских планов создания в регионе наднациональных вооруженных сил. Чили была одним из инициаторов реформы устава ОАГ, которая несколько ограничила диктат США и не допустила превращения межамериканской организации в военный блок. Совместный форум христианских демократов Латинской Америки высказался даже за создание региональной организации без США.
Пытаясь уйти от односторонней ориентации экономики на «великого северного соседа», правительство Фрея обменялось визитами и заключило соглашения о сотрудничестве с Францией, Италией, Великобританией. Но этого было явно недостаточно. Чтобы иметь хоть какие-то возможности социального маневра, приходилось добиваться повышения роли государства в экономике и сокращения оттока за границу сверхприбылей сырьевых, прежде всего медных, корпораций. Вопреки «западным» симпатиям демохристианских лидеров, эта объективная заинтересованность ставила Чили в ряды стран тогдашнего «третьего мира», утверждавшего суверенные права на свои природные ресурсы.
Когда военные режимы Перу и Боливии национализировали собственность «Standard Oil of New Jersey», в Латинскую Америку в качестве представителя президента США отправился фактический глава этой корпорации Н. Рокфеллер; его всюду встречали демонстрации протеста, баррикады, уличные бои с полицией. Учитывая настроения в обществе, правительство Фрея отменило его визит в свою страну. Именно тогда, в мае 1969 г., министры иностранных дел стран Латинской Америки собрались в Чили, чтобы впервые предъявить «великому северному соседу» совместные требования, остающиеся в повестке дня межамериканских переговоров и поныне: снять таможенные и другие ограничения на импорт их товаров, ввести преференциальные цены, облегчить условия выплаты внешнего долга. В совместной декларации говорилось: «Ни одно государство не может применять или поощрять применение принудительных мер экономического или политического характера для подавления суверенной воли другого государства в целях получения от последнего каких-либо выгод...» 28 . Говорилось в ней и о том, что частные капиталовложения должны быть поставлены «на службу национальным интересам и задачам». Министр иностранных дел Чили от имени всей Латинской Америки вручил декларацию президенту Никсону.
Тогда же, в мае 1969 г., Чили вместе с Перу, Боливией, Колумбией и Эквадором выступила учредителем Андского пакта — первой в Латинской Америке интеграционной группировки, поставившей целью отмену внутренних таможенных пошлин, согласование экономической политики, специализацию промышленности и создание совместных предприятий. Министры иностранных дел андских стран выразили «решительную поддержку полного и безоговорочного права наций свободно распоряжаться своими природными ресурсами» и отвергли любую форму иностранного политического или экономического давления с целью помешать пользоваться этим правом.
Чем меньше оставалось надежд на уступки Вашингтона и чем больше накалялась социальная и политическая ситуация внутри страны, тем тверже становился тон чилийского МИД. Летом 1970 г. его глава уже заявлял, что интересы Латинской Америки и США «во многих случаях являются противоположными».
Но практические дела правительства мало соответствовали решительным словам. Не смея тронуть «Анаконду» и «Кеннекотт» всерьез, оно решилось только выкупить у них 51 % акций с рассрочкой на 12 лет. За эти 51 % «Кеннекотт» было уплачено 80 млн. долл. при номинальной стоимости всего филиала 67 млн. Откровенно применялся двойной стандарт: налоги платились с одной цены, а акции продавались по другой. Остальные 49 % предполагалось выкупать втрое дороже. Это называлось «чилизацией», но распоряжаться своей медью Чили по-прежнему не могла. Корпорации сохраняли за собой управление предприятиями и сбыт продукции, получали налоговые и таможенные льготы на 20 лет. Доходы «Анаконды» и «Кеннекотт» возросли с 44 млн. долл. в 1965 г. до 126 млн. в 1968 г.: зная, что через несколько лет с рудниками придется расстаться, монополисты спешили снять сливки - разрабатывали только самые богатые руды, не инвестируя в производство почти ничего 29 .
Чтобы привлечь иностранный капитал в промышленность, правительство снизило налоги на перевод прибылей за рубеж. Транснациональные корпорации устремились в Чили, но прибыли предпочитали не вкладывать в производство, а вывозить. Их филиалы, ассоциированные с предприятиями госсектора, брали у материнских компаний займы, а расплачиваться по ним приходилось государству, что увеличивало и без того непосильное бремя внешнего долга.
В вопросах отношений с империалистическим капиталом, как и во всем остальном, лидеры ХДП выступали лишь за модернизацию зависимого капитализма, переход от его преимущественно сырьевой модели к индустриализации на базе филиалов ТНК вроде той, что развертывалась тогда в Бразилии. Но эта модель требовала резкого снижения цены рабочей силы, чего «революция в условиях свободы» в отличие от бразильского военного режима обеспечить не могла. Более того, она давала некоторый выход как социальным, так и антиимпериалистическим требованиям масс и объективно содействовала наступлению «третьего мира» на позиции иностранного капитала. Неудивительно, что бывшие покровители ХДП из штаб-квартир ТНК отвернулись от нее и начали искать других исполнителей своих планов. Об этом свидетельствовал, между прочим, аналитический доклад делегации Н. Рокфеллера, рекомендовавший США наладить прямые связи с латиноамериканскими военными. Эти рекомендации отражали новую ситуацию, как в Латинской Америке, так и в США, где демократов, не чуждых реформистских планов у себя дома и симпатизировавших реформистам за рубежом, сменили у власти республиканцы во главе с Р. Никсоном, предпочитавшие проверенных крайне правых, предпочтительно в генеральской форме. «Великий северный сосед» из опоры реформизма ХДП превратился в один из главных факторов ослабления его позиций.
Поляризация сил
Реформы, начатые ХДП с целью предотвращения революции, ускорили складывание революционной ситуации. К концу 60-х годов в Чили были налицо все ее признаки.
На взгляд вульгарно-буржуазной «экономикс», общенациональному кризису взяться было неоткуда: мировые цены на медь держались на рекордно высоком уровне, обеспечивая Чили постоянный, хотя неровный и с тенденцией к снижению темпов, рост валового внутреннего продукта 30 . Но демографический взрыв вносил поправки. Производство на душу населения увеличилось в 1965 г. на 2,4 %, а в 1966 г. - даже на 4,6 %, но уже в следующем году темпы прироста упали до нуля и в дальнейшем колебались между 1 % и 0,4 % 31 . Успешный, как казалось, старт «социально ориентированных» реформ породил «революцию растущих ожиданий». Последовавший «нулевой рост» при крайней неравномерности распределения общественного богатства вызвал классическое «обострение, выше обычного, нужды и бедствий угнетенных классов» 32 .
В стране с 10-миллионным населением полмиллиона семей не имели жилья или прозябали в самых нездоровых условиях. Обездоленным жителям «кальямпас» правительство могло предложить только сбитые из досок сарайчики, по сравнению с которыми наши послевоенные бараки были сносным жильем. Но и это привлекало людей из деревень. Ежедневно в «поясе нищеты» вокруг Сантьяго селилось 200 человек, которым требовалось не меньше 40 домов. Бездомные явочным порядком занимали земли, где чуть не в одну ночь возводили поселки из фанеры и жести.
Быстро росла безработица. Доходы 2/3 трудящихся не превышали официального прожиточного минимума, в то время как 10 % населения присваивали более половины национального дохода, в том числе 1 % — почти треть. О предвыборных обещаниях обуздать инфляцию лучше было не вспоминать. Цены росли не по дням, а по часам, но индексировать зарплату и пенсии правительство не могло: соглашения с МВФ и другими кредиторами требовали их замораживания.
Трудящимся, чтобы не голодать, оставалось только бастовать, добиваясь приведения зарплаты в соответствие со стоимостью жизни. Пролетарские формы борьбы и организации стали широко применять и «средние слои». В забастовочное движение включились учителя, госслужащие, даже судейские чиновники. Популистская апелляция ХДП к массам ради отрыва их от левых партий и давления на консервативные круги вышла из-под контроля ее лидеров и открыла путь росту активности масс, «в бурные времена привлекаемых, как всей обстановкой кризиса, так и самими «верхами» к самостоятельному историческому выступлению» 33 .
С 1967 г. страну охватило массовое движение за университетскую реформу. Студенты требовали, чтобы во всех высших органах университета было не меньше четверти их представителей с правом решающего голоса. Борьба за демократизацию управления вузами тесно переплеталась с выступлениями против диктата североамериканских и местных спонсоров. «В период шестилетней деятельности правительства Фрея не было ни одного университетского здания или лицея, которые один или несколько раз не были бы заняты студентами или учащимися, требовавшими решения своих проблем. Даже ученики начальных школ в возрасте 8, 9 и 10 лет занимали свои школы, требуя улучшения условий учебы» 34 . Студенческое движение вышло за рамки университетских требований, солидаризируясь с выступлениями трудящихся.
Сама католическая церковь, с которой христианско-демократическое движение было кровно связано, переставала быть надежной опорой статус-кво. В ней росли мятежные настроения, предвосхищавшие «теологию освобождения». В 1968 г. была создана организация «Молодая церковь». 11 августа группа студентов Католического университета и молодых священников захватила кафедральный собор в Сантьяго. Они укрепили между башнями собора плакат, призывавший церковь стать на сторону борющегося народа. К «Молодой церкви» затем присоединились более мелкие левокатолические группы. Так, священники из шахтерских районов заявили: «Если революция является единственным путем к более справедливому обществу, то следует совершить революцию» 35 .
Выполняя требования чилийской олигархии и зарубежных кредиторов, «народное» правительство попыталось подавить забастовочное движение, покончить с захватами земель. Особенно отличился министр внутренних дел Э. Перес Сухович, ставший на этом посту одним из богатейших людей Чили. По его инициативе было создано карательное формирование — «подвижная группа карабинеров». Скоро на ее счету были десятки раненых и убитых. Но репрессии только подлили масла в огонь. Рабочие теперь не просто бастовали, но занимали предприятия, строили баррикады и отбивали атаки карабинеров. Батраки занимали имения, иногда брали хозяев в заложники, взрывали мосты на пути карабинеров, перерезали линии телефона и телеграфа. Акции в деревне проводились уже в масштабе целых провинций с предъявлением единых требований. Захват земель крестьянами и бездомными стал обычным делом. Фрей попробовал перекрыть трудящимся каналы легальной борьбы, ограничив право на забастовку и внеся в Конгресс проект реформы конституции, лишавшей парламент инициативы в вопросах зарплаты и социального страхования. Но этим он спровоцировал целую серию общенациональных политических забастовок, сорвавших его начинания. Усмирить движение трудящихся «в условиях свободы» оказалось невозможно.
Начал быстро складываться кризис верхов. Господствующий класс явно раскололся на два враждебных лагеря: редевший с каждым днем реформистский и набиравший силу крайне правый.
Разношерстный блок, образовавшийся в 1964 г. вокруг ХДП, развалился. На муниципальных выборах 1967 г. число ее сторонников снизилось до 31 % 36 . В партии выделились три течения: правое, центристское и левое - «мятежное», предлагавшее «путь некапиталистического развития». Последнее пользовалось особым влиянием среди демохристианской молодежи, возмущенной неспособностью правительства довести до конца реформы и репрессиями против народа.
Пришедшие было в упадок традиционные партии олигархии - Либеральная и Консервативная (на парламентских выборах 1965 г. они получили самое малое за всю историю число голосов- 7,5 % и 5,3 %) - объединились в Национальную партию, выступившую против реформ. Ее руководители, тесно связанные с Конфедерацией промышленности и торговли, смогли повести за собой большую часть мелких и средних торговцев и промышленников, интересы которых были ущемлены налоговой политикой правительства, а также недовольных аграрной реформой зажиточных и средних крестьян, даже батраков. На муниципальных выборах НП получила 14,6 %, а на парламентских 1969 г. - уже 20,8 %.
Ни правую оппозицию, ни правительство уже не устраивала политическая система, рассчитанная на более спокойные времена. Как всегда в подобных случаях, осложнились отношения между «ветвями власти». В 1967 г. сенат не разрешил президенту отправиться с визитом в США. Фрей предложил плебисцит по вопросу о расширении президентских полномочий в этом и других вопросах, но получил от парламентариев отказ. Тогда президент поставил вопрос об изменении конституции.
Парламентские выборы 1969 г. показали противоречивую картину. На избирательные участки пришло лишь 70 % избирателей. Деревня и многие жители «кальямпас» проголосовали частью за ХДП, частью за правую НП. Но ХДП потеряла треть электората, вместо 82 депутатов у нее осталось 56. Зато НП получила 34 места против прежних 8 37 . Лишившись абсолютного большинства в палате депутатов, ХДП вынуждена была искать поддержки справа либо слева. Это усилило размежевание в рядах демохристиан.
Президент и правительство стали еще активнее стремиться к расширению своих полномочий за счет парламентских. Группировка Фрея начала блокироваться с правой оппозицией как против левых партий, так и против «мятежников» в собственной партии. Этому блоку удалось провести конституционную реформу. Молодежь с 18 лет получила право голоса, но не на ближайших выборах, а со следующего года. Остальные новации были всецело направлены на усиление исполнительной власти. Президент получил исключительное право инициативы по экономическим и социальным вопросам, законодателям же было запрещено вносить в законопроекты «посторонние темы»; это фактически ликвидировало парламентский механизм защиты интересов трудящихся. Президент и министры могли теперь выезжать из страны на период до 30 дней без разрешения Конгресса. Президент получил право раз за время полномочий распустить Конгресс. Для рассмотрения спорных между исполнительной и законодательной властью вопросов был учрежден Конституционный суд, а на крайний случай предусмотрен плебисцит. Страна фактически получила новую конституцию, позволявшую законно облечь президента диктаторской властью. Именно этого добивались как группировка Фрея, так и крайне правые.
По мере обострения социально-политической ситуации режим Фрея вынужден был все чаще привлекать к обеспечению «порядка» не одних карабинеров, но вооруженные силы в целом. В феврале 1966 г. правительство назначило военных на посты заместителей губернаторов и «посредников» на крупные предприятия. С каждой общенациональной забастовкой делался новый шаг в этом направлении. Во время забастовки ноября 1967 г. вся страна на 24 часа перешла под контроль армии; в города вошли танки, над рабочими кварталами на бреющем полете проносились бомбардировщики - настоящая репетиция военного переворота. Возник зачаток военной хунты — Высший совет национальной безопасности, куда входили командующие всеми родами вооруженных сил; он был учрежден еще в 1960 г., но впервые созван президентом 13 сентября 1967 г. 38 . Идеологическая фикция аполитичности вооруженных сил пришла в явное столкновение с реальностью.
В то же время погрязшее в долгах правительство не удержалось от искушения сэкономить на жалованье и пенсиях офицеров, а в Латинской Америке в отличие от Эрэфии такое не проходит безнаказанным. Весной 1968 г. впервые за много лет заявила о себе группа генералов, предлагавшая армии навести в стране «порядок». Сотрудники ЦРУ, работавшие под крышей посольства, сразу взялись за дело, чтобы подвести события к перевороту. КУТ провел всеобщую забастовку протеста. Заговорщики ушли в отставку, добившись, однако, от правительства повышения жалованья и смены министра обороны. Путч вроде бы провалился, но военные убедились, что, пока они верны конституции, с ними не особенно считаются, стоит же пригрозить переворотом, как власть начинает перед ними заискивать.
Неудивительно, что за первым заговором стал зреть второй. Возглавил его Роберто Вио - сын одного из организаторов переворотов 1924-32 гг. Еще полковником он был назначен «посредником» на огромный медный рудник в Чукикамате и завоевал признательность североамериканских хозяев твердостью, с которой проводил в жизнь приказы правительства о возвращении забастовщиков на работу. Отбывая на новое место службы, полковник поблагодарил компанию за «полную поддержку, всегда вовремя предоставляемую» 39 . Теперь Вио, уже генерал, направил президенту письмо о необходимости модернизации армии, ее срочного переоснащения и повышения жалованья. Письмо было размножено и тайно распространялось в войсках. Уволенный в отставку, Вио 21 октября 1969 г. поднял мятеж в известном путчистскими традициями полку «Такна». Представители ЦРУ развили бурную активность, пытаясь превратить мятеж в переворот. Сам же Вио заявлял журналистам, что не связан ни с какой партией и не стремится к перевороту. Он настаивал на чисто профессиональном характере выступления: все кругом занимают предприятия, учреждения, университеты, требуя повышения зарплаты или стипендии, что же остается делать военным? Провозглашая «абсолютную верность его Превосходительству Президенту республики», Вио в то же время предлагал руководителям профсоюзов переговоры, уверяя в своих левых симпатиях.
Правительство было в растерянности. Президент Фрей обратился к трудящимся, призвав их встать на защиту конституционного строя.
В этой острой ситуации левые силы не смогли занять единой позиции. Так, ЦК СПЧ полагал, что из-за несостоятельности правительства возник «вакуум власти» и он должен быть заполнен «силами народа, выраженными через свои партии и классовые организации». Исходя из этого, партия призвала трудящихся «не к защите буржуазных порядков, а к мобилизации, чтобы отстоять свои политические и социальные требования, которым угрожает деятельность реакционных сил, стремящихся использовать военный мятеж в своих целях». А МИР даже усмотрело в движении Вио возможность установления левонационалистического режима, вроде возникшего годом раньше в Перу, пошло на контакты с мятежным генералом и публикацию его заявлений 40 .
Противоположную позицию заняла КПЧ. Она раскрыла связи Вио с правой Национальной партией и расценила его выступление как «мятежные действия, цель которых - ликвидация свобод и демократических гарантий, завоеванных рабочим классом и народом... Это угроза, нависшая над родиной, над правом трудящихся идти по пути установления народного правительства» 41 .
Председатель КУТ коммунист Л. Фигероа отказался вступить в переговоры с Вио, заявив: «Чилийские трудящиеся будут проводить свою независимую линию, и я не пойду на встречу, так как не хочу умереть, как Вандор» 42 . КУТ организовал всеобщую забастовку под лозунгом защиты конституционного строя, рабочие и служащие заняли предприятия. Л.Корвалан встретился с президентом Фреем и обсудил с ним меры по противодействию угрозе переворота; выступая по радио, он выразил несогласие с тезисом о вакууме власти. Через месяц, на XIV съезде партии, лидер КПЧ подчеркнул: «Даже если принять во внимание только классовый состав командования, то военное решение было бы в лучшем случае буржуазным решением, новой реформистской попыткой и еще одним уроком, ради которого не стоило ломать копья, поскольку уже заранее известно, что такое решение не приведет к революционным преобразованиям, к которым стремится народ и в которых нуждается страна.» Наконец было сказано без обиняков: «Воспитание и боевая подготовка вооруженных сил в наши дни в той степени, в какой они подчинены целям борьбы против так называемой подрывной деятельности, приводят к созданию пропасти между вооруженными силами и народом...» 43 .
Коммунисты правильно уловили правую, контрреволюционную тенденцию как группировки Вио, так и военных переворотов в целом. Однако у событий была и другая сторона: выступление мятежников «произошло со скрытой политической целью, известной лишь их руководителю, а для остальной массы чилийских офицеров и солдат представлялось лишь как движение за справедливые требования» 44 . Политические цели лидеров заговора, если уже и оформились, не могли еще объединить армию. Ни национальная, ни региональная ситуация не созрели для действительного переворота. Если бы тогда военные активнее втянулись в политическую борьбу, им пришлось бы не следовать корпоративным установкам, а занять ту или иную позицию как гражданам, и «кастовая» замкнутость армии была бы нарушена. К сожалению, этого не произошло.
Спустя 24 часа мятежный генерал покинул полк «Такна» и подал в отставку, а затем был привлечен к судебной ответственности. Но правительство опять удовлетворило требования мятежников: повысило жалованье и пенсии всем военнослужащим, сменило министра обороны и ряд военачальников. Для военных, получивших благодаря мятежу немалую материальную выгоду, осудившие его левые стали врагами, а опальный Вио - героем. Он мог уже не скрывать ярого антикоммунизма и почти открыто пропагандировать переворот.
Заговорщики не испытывали недостатка в спонсорах. Буржуазия склонялась к открытой диктатуре не только из страха перед революцией, но и из-за объективной невозможности найти приемлемый для нее выход из кризиса в рамках даже урезанной демократии. «Эль Меркурио» еще в апреле 1969 г. изложила ту самую программу борьбы с инфляцией, которую через пять лет станет проводить Пиночет: отменить законы о минимуме зарплаты и прожиточном минимуме; снизить зарплату, чтобы капиталисты при прежних затратах могли нанять больше рабочих; отменить закон, запрещавший произвольные увольнения; распустить профсоюзы 45 . Л. Корвалан с полным основанием предупреждал: «Правые силы могли бы удержаться у власти... лишь путем установления террористической диктатуры...» 46
На президентских выборах 1970 г. правые сделали последнюю попытку овладеть властью конституционным путем. Ставка делалась на ослабление ХДП и раскол левых сил или, по крайней мере, на то, что они, как прежде, выступят только своим блоком и не наберут даже относительного большинства. НП выдвинула экс-президента Х. Алессандри, одного из столпов финансовой олигархии, возглавлявшего восемь компаний одновременно. Правда, 73-летний кандидат, который не мог выступать на митингах без грелки у ног, в преимущественно молодой стране воспринимался как «мумия» (так в Чили прозвали правых). Чтобы это меньше бросалось в глаза, выдвинуть его предполагалось в последний момент, весной 1970 г., но путч Вио заставил поторопиться: влияние на армию было для правых важнее всего.
Программа Х. Алессандри предусматривала отказ от национализации недр, от аграрной реформы, а также предоставление президенту права распускать Конгресс. Среди недовольных реформой аграриев, «золотой молодежи» и разоряемых кризисом мелких буржуа возникло «Алессандристское движение», выступавшее за слом существовавшей политической системы, упразднение партий и классовых профсоюзов. Презирая Фрея, называя его чилийским Керенским, оно заимствовало у него целый ряд установок: индивидуализм, рассматривавший личность как вечную ценность, стоящую выше общества и политики; корпоративизм, суливший объединить хозяев и наемных работников в gremios и тем упразднить классовые противоречия; мираж «сильного» государства, управляющего нацией во имя «всеобщего блага». Всему этому давалась уже не реформистская, а фашистская трактовка: критерии всеобщего блага должны были устанавливаться «элитой» во главе с диктатором.
Алессандристы беспрепятственно сколачивали террористические банды. Некая «Антикоммунистическая группа» сообщила в прессе, что будет убивать коммунистических активистов. Респектабельные лидеры НП не скрывали, что намерены запретить КПЧ; в обращении «Свобода или коммунизм» они призвали к «антикоммунистической мобилизации». Над страной опять нависла тень «конституционной» диктатуры, на сей раз фашистского типа.
В среде ХДП нашел поддержку выдвинутый коммунистами лозунг «народного единства». Но ее руководство мыслило его как поддержку левыми их кандидата — лидера центристского крыла партии, бывшего посла в Вашингтоне Р. Томича. Цели потенциального блока он излагал так: «Некапиталистический путь развития, или, лучше сказать, коммунитарный путь, основывается на социологической мобилизации трудящихся масс, которые согласны работать больше и лучше, производить больше с меньшей себестоимостью продукции, а в переходный период не потреблять больше, исключая из этого лишь те секторы, которые терпят лишения. Эта социологическая мобилизация должна сопровождаться необходимыми экономическими мерами» 47 . Он обещал национализировать недра, но обходил вопрос о компенсации, зная, что денег в казне кот наплакал.
Томич обусловил согласие баллотироваться в президенты заключением союза с КПЧ и СПЧ. Но никто не собирался таскать для него каштаны из огня. Широкую известность получили слова Л. Корвалана: «С Томичем ни шагу». Коммунисты разъясняли, что в устах власть имущих антикапиталистические заявления и обещания национализации — пустой звук. Немного позже руководители СПЧ и РП высказались в том же духе 48 .
«Мятежники» в самой ХДП резонно замечали: «Если Томич намеревался сделать всех довольными, то он совершил ошибку». Молодые демохристиане попросту освистали его: фразами они были сыты по горло. Томич объявил было, что снимает кандидатуру: он не приемлет репрессий своего правительства против народа и не будет управлять без коммунистов и социалистов. Фрей предпочитал союз с правой НП. Партию охватил острый кризис. Под давлением президента мизерным большинством решено было идти «собственным путем» без союзников. Председатель Национального совета ХДП Р. Фуэнтеальба признал, что эта политика имела целью «освободить дорогу Хорхе Алессандри» в соответствии с указаниями посла США 49 . Томич забыл о принципах и согласился быть кандидатом без народного единства, только от ХДП. Правые «дополнили» его программу в вопросе национализации оговоркой: «если защита национальных интересов того потребует». Тогда большинство левых вышло из ХДП, создав Движение объединенного народного действия (МАПУ).
Коалиция
Честность и искренность лидеров, вышедших из правительства, политика которого не отвечала их программным установкам, обеспечили МАПУ авторитет среди ранее входивших в ХДП студентов, крестьянских руководителей и профлидеров. МАПУ предложило союз КПЧ и СПЧ.
Еще раньше изменилась политическая линия другой партии реформистского толка - Радикальной. Там левые оказались в большинстве, а из партии были исключены правые. Радикалы также высказались за блок с коммунистами и социалистами. Войти в этот блок предложили еще две небольшие партии — Независимое народное действие (АПИ), созданное бывшими сторонниками Ибаньеса, и Социал-демократическая партия (бывшая Демократическая).
В СПЧ продолжалась фракционная борьба, от нее откололась еще одна небольшая партия - Народно-социалистический союз. С. Альенде и его сторонники твердо ориентировались на «народное единство», но большинство руководства СПЧ и ее молодежная организация стояли за «фронт трудящихся» без радикалов и демохристиан.
В рядах МИР насчитывалось около 2 000 членов. За ними шла студенческая федерация Консепсьона - одной из беднейших провинций, где особенно высока безработица, а также часть рабочего движения и немало жителей «поселков нищеты»; они успешно работали среди мапуче. Руководство МИР вначале состояло в основном из профсоюзных лидеров, затем на первый план выдвинулись студенты. Миристы полагали, что никакая победа на буржуазных выборах не даст трудящимся реальной власти, да и провести их вряд ли дадут - вот-вот произойдет военный переворот. Поэтому они, вдохновляясь примером Кубинской революции, считали единственно правильным, не отказываясь от организаторской работы в массах, уже сейчас браться за оружие.
Верно чувствуя многие слабости концепции «мирного пути», миристы, однако, не улавливали национальной специфики путей подхода масс к революции. В условиях Чили установка на немедленную вооруженную борьбу не только не приближала революционеров к массам, но отдаляла от них, толкая к авантюрам вроде контактов с Вио. Лидеров МИР должно было насторожить хотя бы то, что их ультрареволюционные интервью охотно публиковали «Эль Меркурио» и другие рупоры олигархии. Каждая вооруженная акция МИР - чаще всего экспроприация банка «на нужды революции» - давала правой прессе повод к очередной антикоммунистической кампании.
Сильнейшей из левых партий была КПЧ. За четыре года ее ряды выросли более чем вдвое, достигнув 100 тысяч, из них рабочих (без тех, кого относили к категории служащих) было две трети, женщин - 29,4 %. По всей стране действовали 3618 партийных ячеек 50 . Компартия добилась права легально создавать первичные организации на производстве, в том числе на предприятиях ТНК; закон обязал хозяев предоставлять им помещение. Стремясь преодолеть раскол трудящихся по религиозному признаку, коммунисты сочли необходимым принимать в партию и верующих, признающих ее программу и устав.
С учетом опыта партия скорректировала некоторые теоретические положения. В новом тексте программы КПЧ, принятом XIV съездом в 1969 г., отмечалось, что «революция является сложным процессом, соединяющим в себе все виды борьбы... ее пути определяются в соответствии с исторической обстановкой, однако неизменно должны основываться на активности масс» 51 . Теперь коммунисты предупреждали о невозможности гегемонии «национальной буржуазии» в революции; ориентировались на переход от антиимпериалистического и аграрного этапа преобразований к социалистическому в ходе единого непрерывного процесса; не разводили демократические и социалистические задачи по разным этапам, подчеркивая демократический характер социалистического строя. Однако в основе понимание характера и движущих сил революции осталось прежним.
Коммунисты понимали, что для победы сил КПЧ и СПЧ недостаточно и без более широкой коалиции не обойтись. При этом они считали нецелесообразным направлять удар на ХДП как таковую. Отвечая на письмо руководства социалистов, КПЧ подчеркивала: «Борьба ведется не только между народным движением и очередным буржуазным правительством... Если антагонизм выражается исключительно по отношению к одной буржуазной группе, которая находится у власти в течение какого-то периода, то, когда она теряет силу, ее заменяют» 52 . Надо, считали коммунисты, не участвовать в этой игре, а вести борьбу против главных врагов.
На парламентские выборы 1969 г. КПЧ шла под лозунгом «Народное единство ради народного правительства». Но пока не удалось договориться об общем списке даже с СПЧ. Сказались негативные стороны «марксистского плюрализма», отмеченные в том же письме: «Каждая из наших организаций старается завоевать лучшие позиции среди рабочего класса. Это действительность, которую мы не можем устранить сразу и которая в иных случаях становится причиной конфликта» 53 .
На выборах левых поддержали промышленные города, особенно небольшие, с одним градообразующим предприятием, где организационные возможности КПЧ и СПЧ проявлялись с наибольшей силой. В районах обрабатывающей промышленности влияние этих партий возросло до 30 %, в горнодобывающих достигло 40 %, но по сравнению с предыдущими выборами немного снизилось. В целом по стране КПЧ получила почти 17 % голосов - втрое больше, чем девять лет назад; на выборах в сенат за Л. Корвалана было подано больше всего голосов. СПЧ набрала 12 % — немного больше, чем на предыдущих парламентских выборах, но меньше, чем на муниципальных 1967 г. РП понесла потери, а малые левые партии, которые выступили разрозненно, утратили почти все места.
В новом парламенте левые остались в меньшинстве. Конституционная реформа Фрея поставила организованный пролетариат перед выбором: либо утратить завоеванное, либо попытаться овладеть исполнительной властью и использовать ее в своих интересах.
Именно теперь началось формирование широкой левой коалиции. В решающей степени КПЧ, СПЧ, МАПУ, АПИ и СДП объединили антиимпериалистические цели. 26 августа 1969 г. они подписали документ, отвергавший соглашение правительства с «Анакондой» на условиях «чилизации» и выдвигавший требование полной национализации. Под этим лозунгом провело акт единых действий «Командование национального обвинения режима и империализма», объединявшее все молодежные организации, кроме правой Национальной молодежи. Был образован комитет по национализации меди, в который вошли коммунисты, социалисты, радикалы, социал-демократы, народные социалисты, члены МАПУ и АПИ 54 .
9 октября был создан Координационный комитет Народного единства. На первом же заседании была создана комиссия из 18 человек, по трое от каждой группы, для выработки Основной программы правительства Народного единства. От КПЧ в нее входили инженер, депутат Конгресса Х. Инсунса и рабочие Б. Арайя и С. Рикельме - члены Политкомиссии партии 55 .
Программа
К началу работы комиссии каждая партия представила предложения по программе, а также другие документы по своему усмотрению. Подготовка основных положений была распределена между представителями делегаций. Так, аграрный раздел готовился под руководством Ж. Чончоля. РП и СДП дали определение трех секторов экономики. СПЧ разработала внешнеполитический раздел, а КПЧ — концепцию новой политической системы. Она же наряду с МАПУ внесла предложение о высшем органе власти — Народной ассамблее и наряду с АПИ — о новой роли вооруженных сил. Самые сложные пункты, вызывавшие наибольшие разногласия, рассматривались специальными подкомиссиями. Каждый вчерне составленный документ передавался для рассмотрения в руководящие органы или политические комиссии партий и движений 56 .
Согласование позиций шло нелегко. Лишь 17 декабря партии и движения пришли к соглашению, единодушно одобрив Основную программу правительства Народного единства. Плодом долгой работы стал компактный документ, уместившийся в 30-страничной брошюре.
Ситуацию в стране программа рассматривала с классовых позиций: «Чили - зависимая капиталистическая страна, господствующее положение в которой занимают круги буржуазии, тесно связанные с иностранным капиталом, не способные разрешить основные проблемы, обусловленные как раз их классовыми привилегиями, от которых они никогда добровольно не откажутся... Страна управляется в интересах небольшой кучки крупных капиталистов и их приспешников, компаний, господствующих в экономике, и латифундистов... в их же интересах издаются законы» 57 . Давалась принципиально верная характеристика политического строя страны: «Чилийский народ завоевал в результате длительного процесса борьбы определенные демократические свободы и гарантии, ради сохранения которых нужно постоянно быть начеку и вести неустанную борьбу. Но сама власть ему отнюдь не принадлежит».
Вопрос о власти ставился как основной вопрос революции: «Революционные преобразования, в которых нуждается страна, могут быть осуществлены лишь в том случае, если чилийский народ возьмет в свои руки власть и будет действительно и эффективным образом осуществлять ее... Народные и революционные силы объединились не для борьбы за простую замену одного президента другим и не для того, чтобы на смену одной правящей партии пришла другая. Они объединились для того, чтобы осуществить коренные преобразования...на основе перехода власти из рук прежних правящих групп в руки рабочих, крестьян и прогрессивно настроенных кругов средних слоев города и деревни».
Первоначальной опорой новой власти должны были стать комитеты Народного единства, формируемые по производственному и территориальному принципам - «на каждой фабрике, в каждом поместье и поселке, учреждении или школе... Они будут созданы с целью выдвижения насущных требований народных масс, борьбы за их претворение в жизнь. Но прежде всего они будут служить подготовке к установлению народной власти... Основы новой власти, в которой нуждается Чили, следует начать создавать уже сейчас повсюду, где народ организуется на борьбу за решение своих конкретных проблем...».
В программе подчеркивалось, что «победа народа откроет путь к самому демократическому за всю историю страны политическому строю». В этом плане перед народным правительством ставилась двойная задача:
«- сохранить, сделать более эффективными и расширить демократические права и завоевания трудящихся;
- преобразовать нынешние институты, чтобы создать новое государство, где народ и трудящиеся действительно осуществляли бы власть».
Высшими органами власти на местном, региональном и общенациональном уровнях должны были стать однопалатные народные собрания, избираемые тайным и прямым всеобщим голосованием. Избирательные права впервые предлагалось предоставить действительно всем гражданам старше 18 лет, в том числе неграмотным и военнослужащим. Вводилось право отзыва: мандата или поста могло быть лишено любое должностное лицо, «если оно будет выступать как защитник частных интересов».
Программа обязывала народное правительство гарантировать соблюдение демократических свобод и уважать личные и социальные права народа. «Свобода совести, слова, печати, собраний, неприкосновенность жилища и право на объединение в профсоюзы и другие организации будут эффективно соблюдаться и не будут ограничиваться, как это делают господствующие классы в настоящее время. Чтобы дело обстояло действительно так, профсоюзные и общественные организации рабочих, служащих, крестьян, жителей поселков, домашних хозяек, студентов, интеллигенции, ремесленников, мелких и средних предпринимателей и других слоев трудящихся будут призваны принимать участие на соответствующем уровне в решениях органов власти». Предусматривалось обязательное условие реальной демократии для трудящихся - передача общественным организациям средств осуществления их прав и создание соответствующих организационных возможностей. Через общественные организации трудящиеся и весь народ смогли бы влиять на принятие решений и контролировать деятельность госаппарата.
Программа отвергала буржуазное понимание «сильного государства», выдвигая принципиально иное: «Сила и власть народного правительства будут основываться главным образом на поддержке, оказываемой ему организованным народом. Такова наша концепция сильного правительства, противоположная, следовательно, концепции, которой придерживаются олигархия и империализм, отождествляющие власть с принуждением, направленным против народа».
Нетрудно видеть, что демократия в понимании авторов программы имеет большинство признаков пролетарской власти типа Парижской Коммуны и Советов, но за двумя существенными исключениями. Первое - предполагаемая классовая база, охватывающая наряду с пролетариатом мелкую и даже среднюю буржуазию, непомерно широка для этого типа государства. Второе — почти не отражена необходимость защиты новой власти от контрреволюции. В общей форме говорилось: «Народное правительство будет уважать права оппозиции, действующей в рамках закона». Поскольку было очевидно, что оно унаследует буржуазное право, данное положение программы откладывало действенные меры по защите революции до реорганизации юридических институтов. Создать в соответствии с программой новую судебную систему, призванную «служить интересам классов, составляющих большинство», при отсутствии парламентского большинства было бы делом трудным и нескорым, а как противостоять контрреволюции до тех пор — оставалось неясным. В другом разделе упоминалось о реорганизации полиции «так, чтобы ее нельзя было вновь использовать в целях репрессий против народа и чтобы она могла выполнять задачу защиты населения от антиобщественных действий.» Что же касается функций вооруженных сил, программа лишь декларировала укрепление их «национального характера» и «отказ от любого использования их для подавления народа или для участия в действиях, отвечающих интересам иностранных держав». Ни о гарантиях, позволяющих на деле исключить такое их использование, ни об изменении их структуры и порядка комплектования, ни о политической и идейной работе в их рядах речи не шло.
Программа осуждала «как диктаторский президентский строй, так и прогнивший парламентаризм». Однако в ней отсутствовал конкретный анализ соотношения законодательной и исполнительной власти в политической системе, которую левое правительство, созданное конституционным путем, не могло изменить сразу. Пути перехода от этой политической системы к качественно новой не были даже намечены. Не была поставлена первоочередная (учитывая итоги парламентских выборов 1969 г.) проблема отношений левого президента и правительства с оппозиционным ему Конгрессом.
В программе не получила отражения явно обозначившаяся фашистская опасность, меры борьбы с ней намечены не были. Вопрос о власти ставился так, будто предстояло выбирать между буржуазной демократией и социализмом, когда реальная альтернатива была уже иной: народная демократия или фашизм. Эта альтернатива давала левым шанс создать более широкий и в то же время более сплоченный союз, четче ориентировать массы на борьбу за реальную власть, в лучшей части военных пробудить граждан и патриотов, в критический момент вооружить народ. Но осознание общественных противоречий отстало от их реальной динамики.
Таким же переплетением революционности и недостаточной последовательности отличалась экономическая часть программы. Ее преамбула носила отчетливо социалистический характер: «Объединенные народные силы, чтобы покончить с господством местного и иностранного империалистического капитала и латифундистов, чтобы начать строительство социализма, считают основной задачей своей политики замену нынешней экономической системы. В новой экономике важнейшую роль будет играть планирование. Его центральные органы будут высшим административным звеном, и их решения, принятые демократическим путем, будут иметь обязательную силу».
Но при всем этом структура экономики - без разъяснения, идет ли речь о переходном периоде или уже о социализме, — мыслилась в виде трех секторов. Первый, именуемый то сектором общественной собственности, то государственным или национализированным, должен был охватить добычу основных минеральных ресурсов, финансовую систему, внешнюю торговлю, торговые монополии, основные отрасли индустрии, транспорта и связи; второй, частный, — большинство предприятий промышленности, сельского хозяйства и сферы услуг; третий - смешанные компании. Авторы программы полагали, что частные предприятия в большинстве своем «выиграют от общего планирования национальной экономики», избавившись от гнета монополий и получая от государства финансовую и техническую помощь, налоговые льготы и т.д. Им предъявлялось лишь одно требование: «На предприятиях этих компаний должно быть гарантировано право рабочих и служащих на справедливую оплату труда и соответствующие условия работы. За тем, чтобы эти права не нарушались, будет следить государство, а также сами трудящиеся». Какую оплату считать справедливой, какие условия труда - соответствующими и, главное, смогут ли мелкие и средние хозяева их обеспечить, а государство — оказать им достаточную для этого поддержку - оставалось открытым; никакой перспективы реорганизации мелкого производства не намечалось. Симптоматично, что правительство должно было ввести минимум зарплаты сначала в госсекторе и лишь затем распространить на всю экономику «с учетом различий в уровне производительности на разных предприятиях».
Аграрный раздел программы отражал слабость влияния левых сил в деревне. «Углубление и расширение аграрной реформы» в основном сводилось к выполнению закона, принятого при Фрее. В отличие от практики правительства ХДП, бывшие хозяева теряли преимущественное право выбирать предусмотренную законом площадь, допускалась полная или частичная экспроприация скота, орудий и т.п., предусматривалась организация производства на экспроприированных землях «предпочтительно в формах кооперативной собственности». Однако стратегической перспективы аграрных преобразований обозначено не было. Реформа по-прежнему ориентировалась только на интересы инкилинос. Программа намечала реорганизацию землевладения мелких хозяев «путем постепенного перехода на кооперативные формы труда», но не учитывала специфических интересов этой социальной группы, например в области кредитования. Расплывчатое обещание предоставить индейцам «достаточные» земельные угодья и «соответствующую» помощь никак не соотносило их интересы с интересами других категорий сельских трудящихся. О многочисленном сельском пролетариате вообще не упоминалось — что уж говорить о защите его интересов и путях его организации. Программа ориентировалась не на установление в крупных хозяйствах рабочего контроля с последующим переходом их под управление трудящихся, а на отчуждение их собственности в пользу крестьян. Это не соответствовало уровню реального обобществления в сельском хозяйстве, грозило подрывом товарного производства со всеми вытекающими отсюда последствиями для экономики и социальной базы левых сил, как в деревне, так и в городе.
В социальном плане программа намечала установить для рабочих и служащих общий статус трудящихся и равное право объединения в профсоюзы, ввести индексацию зарплаты в соответствии с инфляцией, равную оплату женского и мужского труда, предоставить гражданское полноправие замужним женщинам, разработать законодательство о разводе, уравнять в правах детей, рожденных в браке и вне брака.
Составителям программы далеко не во всем удалось преодолеть буржуазно-либеральную традицию расплывчатых обещаний без гарантий их исполнения. Так, предлагалось разработать планы строительства школьных зданий и экспроприировать под школы «лишние здания» (какой буржуазный суд признает их лишними?), так что требование ликвидации безграмотности грозило повиснуть в воздухе. Положения о расширении сети детских садов и яслей, учебе взрослых, предоставлении стипендий были сформулированы как безличные пожелания («будет», «необходимо»). То же самое — с обеспечением всем медицинской помощи «за счет государства, предпринимателей и органов социального обеспечения». Не разъяснялось, чем будет обеспечено и на каком этапе осуществлено решение острейшей жилищной проблемы: «...Правительство будет стремиться к тому, чтобы каждая семья имела свой дом или отдельную квартиру. Будет упразднена система периодического пересмотра доходов от сдачи жилья в сторону их повышения. Плата за жилье или ежемесячная квартирная плата, как правило, не будут превышать 10 % семейного дохода».
Первостепенный политический вопрос о СМИ был упрятан в самый конец раздела о культуре. Ни о национализации монополизированных СМИ, ни о создании в них контрольных комитетов трудящихся, как поступили работники «Эль Меркурио» в дни революции 1932 г., в программе не упоминалось. В общем виде говорилось, что «их деятельность должна направляться на воспитательные цели и должна быть лишена коммерческого характера» и необходимо «принять соответствующие меры для того, чтобы общественные организации могли пользоваться средствами массовой информации и были освобождены от пагубного контроля со стороны монополий». Кому адресовались эти пожелания - Эдвардсам и прочим медиамагнатам?
Довольно сильная в части общеполитической, программа явно проигрывала в части постановки конкретных задач народного правительства и указания путей их решения. В ней совершенно отсутствовало распределение этих задач по этапам. Текущие требования организованных трудящихся и элементарные общедемократические принципы ставились в один ряд с задачами, решение которых предполагает уже строительство социализма.
Такой документ, скорее политический манифест, чем собственно программа, мог служить неплохой основой предвыборной пропаганды и агитации. Но, взявшись за решение поставленных в ней задач, народное правительство неизбежно обрекало себя на недовыполнение одних ее сторон и выход за ее рамки в других. А это давало разным классовым, социальным, политическим силам возможность апеллировать к программе, обращать ее друг против друга и против правительства. Из средства сглаживания внутренних противоречий левого блока программа грозила превратиться в средство их обострения.
Кампания
Когда работа над программой уже завершалась, начались совещания «круглого стола» по вопросу выдвижения единого кандидата в президенты. Коммунисты предложили «сделать упор не на личность кандидата, а на программу, новый тип правительства и борьбу масс». К этому времени партии Народного единства выдвинули четыре предварительных кандидатуры: КПЧ — всемирно известного поэта Пабло Неруду, СПЧ — С. Альенде (в ЦК СПЧ за него было подано 12 голосов при 13 воздержавшихся), МАПУ — Ж. Чончоля, РП - профессора А. Бальтру, АПИ и СДП - сенатора Р. Таруда, бывшего министром при Ибаньесе. Не исключалось, что ни один из них не получит общего одобрения и придется рассматривать новые кандидатуры. Были предложения организовать обсуждение на местах, чтобы руководители профсоюзов, хунт соседей и студенческих организаций высказались за того или иного кандидата. Но избран был путь межпартийных консультаций. В ходе их важнейшую роль сыграл XIV национальный съезд КПЧ, на который были приглашены лидеры всех партий-союзниц. Политическая комиссия КПЧ собиралась один или два раза в день для рассмотрения хода переговоров. Решения принимались после опроса всех 16 членов комиссии, большинство которых составляли рабочие. Поэтому позиция коммунистов на переговорах зависела не только от Корвалана и других членов делегации 58 .
Учитывая печальный опыт Народного фронта, КПЧ была против того, чтобы кандидат и его партия получили неограниченные полномочия. Коммунисты считали необходимым прежде, чем договариваться о конкретной кандидатуре, подписать политический пакт, ясно определяющий ответственность кандидата и каждой партии во время избирательной кампании и в будущем совместном правительстве.
26 декабря пакт был подписан. Никогда прежде в Чили ни одна политическая коалиция не достигала подобного соглашения. Пакт содержал четыре пункта: 1) Создать народное правительство, а не правительство одного человека, и управлять страной на основе единства и сотрудничества политических организаций народа, профсоюзных и массовых организаций. 2) Действия президента, партий и движений в правительстве должны координироваться Политическим комитетом, в котором будут представлены эти силы. 3) Многопартийное коллективное руководство на всех уровнях. 4) Правительство Народного единства будет сильным правительством, но не в смысле силы аппарата полицейского принуждения, а в основном благодаря ясности принципов и программы, а также поддержке народа 59 .
Перед самым началом кампании Координационный комитет принял еще один документ - «Соглашение о проведении и стиле кампании». В нем говорилось о намерении вести кампанию на основе развития борьбы рабочего класса и средних слоев за их нужды и требования. «Классовая борьба, - говорилось в документе, - в той мере, в какой она соответствует чилийской действительности, должна играть главную роль в предвыборной кампании. ... В период избирательной кампании следует расширить идеологическое и практическое наступление против правительства христианских демократов, против империалистов и правых сил.» Отмечалось, что Народное единство должно давать отпор демагогии правых, не прибегая само к другой форме демагогии и не сея иллюзий, - напротив, «поднять сознание народа до понимания его ответственности и его прав». Кампания должна была крепить волю народа «к решительному отпору сопротивлению империалистов и привилегированных слоев внутри страны. Было решено, что «руководство избирательной кампанией возьмут в свои руки партии, движения и силы, входящие в Народное единство». Для этого было образовано политическое руководство коалиции и предложено создать по всей территории страны комитеты Народного единства, которые должны были стать и «зародышем народной власти» 60 .
Оставалось последнее - выдвинуть общего кандидата в президенты. И тут выкованное с таким трудом единство опять оказалось под угрозой. Основные партии коалиции - КПЧ, СПЧ и МАПУ - договорились о кандидатуре С. Альенде, но блок РП, АПИ и СДП — небольших партий, представлявших в основном средние слои, - упорно настаивал на кандидатуре Р. Таруда.
Э. Лабарка вспоминал: «Именно тогда, в первых числах января 1970 года, было доказано, что Народное единство - это не нечто навязанное «сверху», а политический факт, блок, отвечающий стремлениям огромных масс чилийцев. В адрес организаций, партий и движений Народного единства, в адрес их руководителей стали прибывать тысячи писем и телеграмм от самых разных людей, в которых содержалось требование назначить единого кандидата Народного единства. В редакции левых газет, редакции радио и телевидения приходили делегации с требованием единства. По всей стране продолжали создаваться комитеты и избирательные комиссии Народного единства, которые в первую очередь направляли петиции к руководству своих партий с просьбой быстрее прийти к соглашению... Отраслевые профсоюзные федерации, крестьянские организации, отдельные профсоюзы, хунты соседей и даже спортивные клубы требовали единства... По всей стране проходили митинги, участники которых требовали принятия определенного решения... Молодежь из Народного единства организовала в Сантьяго и в других городах сбор подписей. Были поставлены столы прямо на центральном вокзале, на улице Аумада, на Аламеде и в других многолюдных местах. Тысячи прохожих подходили, чтобы подписаться под простым лозунгом: «Чилийский народ требует единого кандидата левых! Мы отвергаем раскол! Требуем Народного единства!» 61 .
Компартия подготовила массовый митинг на самой широкой магистрали столицы, чтобы потребовать назначения единого кандидата. Если к этому времени партии не пришли бы к согласию, коммунисты готовы были выдвинуть своего кандидата — Пабло Неруду. Митинг был назначен на вечер 22 января, и только за несколько часов до его начала Таруд снял свою кандидатуру, согласившись стать председателем избирательной комиссии Народного единства. Через 10 минут началось заседание Координационного комитета. В зале заседаний Радикальной партии, возглавлявшей Народный фронт 1938-1941 гг., Альенде был провозглашен кандидатом в президенты. Вместе с остальными руководителями он отправился прямо на созванный коммунистами митинг. Колонны демонстрантов скандировали: «Объединенные левые непобедимы!» 62 .
К сожалению, Народное единство объединило не всех левых. В него пока не вошла часть левых христиан, поддержавшая Томича; позже они порвали с ХДП и влились в Народное единство. Вне блока осталось и несколько принципиально не согласных с его программой крайне левых организаций, из которых самой значительной была МИР. Вопрос об отношении к выборам 1970 г. вызвал среди миристов раскол. Старые лидеры резонно считали, что трудящиеся массы участвуют в кампании Народного единства и революционерам надо быть с ними, но молодые предпочли бойкотировать выборы. Хорошо было уже то, что МИР отказалось на время кампании от экспроприаций и других вооруженных акций. Убедившись, что трудящиеся поддерживают Народное единство, МИР признало возможность его победы на выборах, но предостерегло, что в этом случае «господствующие классы в Чили и за рубежом решатся на военный переворот правых, чего бы им это ни стоило». МИР вновь заявило, что «выборы не являются реальным путем завоевания власти» 63 .
В самый разгар предвыборной кампании, 19 июня 1970 г., один из лидеров КПЧ сенатор В. Тейтельбойм прибыл в Гавану, чтобы ознакомить кубинское руководство с ситуацией в Чили. Фидель Кастро, чей авторитет не ставили под сомнение ни лидеры Народного единства, ни миристы, никогда не отрицал возможности создания в Чили левого правительства без вооруженной борьбы. Кубинские лидеры всячески стремились помочь чилийским левым преодолеть раскол или хотя бы сблизить позиции. В ходе встречи с Тейтельбоймом Ф. Кастро заметил, что, по его мнению, избранный левыми силами Чили путь отражает действительное положение в стране, и одобрил программу Народного единства. В интервью для чилийского телевидения на вопрос, считает ли он возможной победу левых сил на выборах, Фидель ответил: «Безусловно, да. Я считаю, что в настоящий момент в Чили возможно прийти к социализму путем победы на выборах. Чили - это одна из немногих латиноамериканских стран, где политическая борьба развивается в установленных конституционных рамках и где единственное преимущество правых состоит в том, что они располагают большими экономическими средствами. Борьба развивается в конституционных рамках, поэтому повторяю: в этом конкретном случае, в Чили 1970 года, социализм может выиграть на выборах» 64 .
Сила Народного единства от начала и до конца состояла в том, что это был не просто предвыборный блок, но часть общенационального революционного подъема. Именно поэтому кампания 1970 г. резко отличалась от предыдущих. На сей раз левые перешли в наступление с первого этапа избирательной борьбы и смогли выдержать наступательный темп до дня голосования.
По всей стране — на предприятиях, в поселках, в имениях, в учреждениях, в университетах — было создано 14 800 комитетов Народного единства, состоявших из трех, пяти, десяти или более граждан, как партийных, так и беспартийных. Комитеты создавали общинные, региональные и провинциальные руководящие органы и через них были связаны с Национальным руководством Народного единства. Каждый комитет отвечал за свою деятельность и собирал на нее средства. На пленуме ЦК КПЧ Л. Корвалан говорил: «Мы не делаем и не будем делать того, что делают Алессандри и Томич, по указанию которых массовыми тиражами печатаются плакаты и листовки, бочками закупается и расходуется краска, оплачивается каждый мазок кистью на стенах домов. Мы этого не делаем и не можем делать не только из-за отсутствия денег, но и исходя из соображений морали. Народные битвы требуют от каждого высокой сознательности, самопожертвования, всесторонней поддержки» 65 .
Наступательную пропаганду на улицах вели молодежные бригады, взявшие имя Рамоны Парра - молодой коммунистки, убитой полицией при расстреле демонстрации в 1946 году. 50 таких бригад было создано Коммунистической молодежью по всей стране. С них брали пример молодежные организации других партий Народного единства.
Все время кампании трудящиеся наращивали стачечный натиск на капитал, ясно осознавая политический смысл своей борьбы. Вот пример: Р. Томич направил бастовавшим рабочим селитряной промышленности чек на 1000 эскудо. Однако шахтеры вернули чек с письмом, разъяснявшим, что они не нуждаются в помощи представителя правительства, несущего ответственность за положение, приведшее к забастовке. Спустя неделю к ним вылетел Альенде, и его встретили с энтузиазмом. Шахтеры-угольщики вообще не пустили в свой край кандидата правых Алессандри. Альенде тотчас же направился в этот район, и ему устроили триумфальную встречу.
С. Альенде и Народное единство объявили всей стране о первых 40 мероприятиях, которые проведет народное правительство: сократит высокие оклады госслужащих, начнет бесплатно выдавать каждому ребенку по литру молока в день, создаст рабочие места, возьмется за благоустройство «поселков нищеты», снизит налоги на мелких и средних хозяев, введет бесплатную медицинскую помощь, распустит «подвижную группу карабинеров».
26 и 27 июня «подвижная группа карабинеров» и террористы, навербованные сторонниками Алессандри, напали на студенческие демонстрации; погибли студент-социалист и школьник 6-го класса. Карабинеры в штатском проникали в ряды демонстрантов, провоцируя их нападать на магазины и частные автомашины. В Сантьяго правительство ввело чрезвычайное положение и назначило начальником гарнизона генерала К. Валенсуэлу, как позже выяснилось, кандидата в диктаторы.
КУТ ответил 24-часовой забастовкой, к которой присоединились неорганизованные рабочие мастерских, контор, мелкой торговли, а также студенты. От имени рабочих, служащих, крестьян, жителей «поселков нищеты», молодежи, учащихся, мелких и средних предпринимателей, пенсионеров, безработных и домохозяек было выдвинуто 9 основных требований — от компенсации всем трудящимся роста стоимости жизни до прекращения репрессий. Э. Лабарка пишет: «Если бы в среду 8 июля 1970 года не была проведена общенациональная забастовка, возможно, что путь для продвижения Народного единства к власти был бы закрыт» 66 .
Партии Народного единства поддерживали выступления профсоюзов с трибуны Конгресса. Они обвинили в незаконных действиях министров обороны и труда, затянувших повышение в соответствии с инфляцией пенсий бывшим служащим вооруженных сил и бывшим рабочим, получавшим пенсии по государственному социальному страхованию. Широкий отклик вызвало организованное Народным единством обсуждение в палате депутатов вопроса о национализации медной промышленности.
Но не только левые вели кампанию, опираясь на развертывание классовой борьбы. Так же поступали и правые. Вио и члены его штаба разъезжали по стране, призывая к военному перевороту. Резко активизировались латифундисты, которым удалось привлечь на свою сторону мелких и средних землевладельцев, связав их требование повышения цен на пшеницу со своим — прекращения аграрной реформы. Под руководством Национальной конфедерации сельскохозяйственных предпринимателей землевладельцы перекрыли дороги, в том числе единственную магистраль между столицей и югом. Затем лидеры всех организаций аграриев предъявили ультиматум правительству, грозя срывом полевых работ. Вице-президент конфедерации заявил журналистам, что «Чили нуждается в сильном правительстве военного характера». Аграрии и сами вооружались, нелегально ввозя оружие из Аргентины, создавали отряды белой гвардии, нападали на крестьянские профсоюзы и даже убивали функционеров Корпорации аграрной реформы. Правые депутаты Конгресса солидаризировались не с семьями погибших, а с убийцами, защищавшими свою собственность. Алессандри открыто призвал граждан сопротивляться чиновникам правительства.
Ответом на террор реакции стала первая в истории Чили общенациональная крестьянская забастовка. В ней приняли участие 200 тысяч человек. Несколько дней спустя Альенде выступил на массовом митинге крестьян, ознакомив их с проектом аграрной реформы Народного единства.
Разумеется, правые, как и шесть лет назад, широко задействовали СМИ. Опять звучали по радио устрашающие спектакли со стрельбой, опять предрекали приход русских танков, опять тревожили прах святых покровительниц Чили. Рекламное время оплачивали никому не известные организации «Молодая Чили» и «Акция женщин Чили». Но все это сильно приелось и прежнего воздействия не оказывало. К тому же левые на сей раз не оправдывались, а наносили точные ответные удары.
По предложению лидера оставшихся еще в ХДП левых христиан Л. Майры палата депутатов создала комиссию по расследованию законности таинственных организаций, источников их финансирования и выявлению лиц или предприятий, несущих ответственность за их деятельность, а также источников распространенной итальянским агентством АНСА фальшивой информации о якобы проведенном опросе, давшим благоприятный для Алессандри результат. Через шесть дней, 21 июля 1970 г., двадцать вооруженных пистолетами молодых коммунистов заняли посты у входов и выходов из здания, где располагалось некое агентство «Андальен». Пятеро проникли в контору, приказали служащим поднять руки, отключили телефоны и быстро собрали документацию. Им повезло — управляющий агентством, бывший морской офицер, был на месте, и секретный архив, который он носил с собой в чемоданчике, достался коммунистам. 27 июля два журналиста передали пакет, полученный «неофициальным путем», комиссии Конгресса. Документация содержала письма, сметы, расписки, проекты публикаций, месячные отчеты и списки тех, кто финансировал «черный пиар». Наряду с приближенными Алессандри там фигурировали «Анаконда», «Бэнк оф Америка», «Ферст нэшнл сити бэнк». Стало известно, что год назад шеф «Андальен» на деньги «Анаконды» вел в печати кампанию против национализации меди. Разумеется, после этого разоблачения эффективность «пиара» резко упала.
Католическая церковь, умеющая улавливать настроения паствы, не стала связываться с проигранным делом. На сей раз во всех церквах все воскресенья читали послание архиепископа, осуждавшее тех, кто использовал изображения святых в целях политической кампании ненависти.
Иными стали и настроения художественной интеллигенции. На выборах в руководство Общества писателей приверженцы правых и ХДП потерпели поражение. Работники театра и других видов искусства созвали ассамблеи, где выразили поддержку Народному единству.
Заключительным аккордом кампании были грандиозные митинги. Правые собрали на митинг в богатом районе Сантьяго всю местную «аристократию». Народное единство считало, что на его митинге присутствовало 800 тысяч человек, ХДП — что ей удалось собрать миллион. Сторонники Томича все еще надеялись, что он будет если не первым, то вторым. На каждом плакате, в каждой листовке, на стенах домов и в песнях сторонников Альенде был лозунг ЎVenceremos! — Мы победим!
Выборы 4 сентября прошли спокойно. В бюллетенях было только три фамилии, и голоса подсчитали уже к вечеру. В 21 час МВД официально сообщило: за Альенде подано 626 937 голосов, за Алессандри - 604 380, за Томича - 456 232. Сторонники Алессандри по радио и телевидению объявили, что незначительная разница в пользу Альенде - результат небрежности избирательниц и уполномоченных тех участков, где голосовали женщины (!). Неизвестно, как обернулось бы дело, если бы в центре Сантьяго — несмотря на строжайший запрет коменданта Валенсуэлы — не начались манифестации левой молодежи и если бы КУТ сразу не признал победу Альенде и не призвал народ потребовать уважения его воли. Около 22 часов Томич публично признал, что занял третье место. На улицах началось братание молодых сторонников Альенде и Томича. «Мы принадлежим к левым, — заявил руководитель молодежи ХДП. - Насмерть будем биться с любой попыткой правых преградить народу путь».
После 22 часов генерал Валенсуэла вывел на улицы танки. Они заняли позиции вокруг дворца «Ла Монеда» - это было зловещее предзнаменование. Армия показывала народу свою силу. Лишь за пять минут до полуночи генерал сообщил Альенде, что, согласно официальному подсчету бюллетеней, относительное большинство проголосовало за него и его сторонникам разрешается начать митинг.
До кровавого дня 11 сентября оставалось три года и одна неделя...
(Окончание следует).
Примечания
1 Корвалан Л. Путь победы. - С. 16.
2 Там же. - С. 40.
3 Там же. - С. 29.
4 Там же. - С. 19.
5 Там же. - С. 21.
6 См., напр.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 37. - С. 247.
7 Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 34. - С. 11.
8 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - T. 23. - С. 34.
9 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 22. - С. 546.
10 Ленин В.И. ПСС. - Т. 37. - С. 256-257.
11 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд. - Т. 8. - С. 134.
12 Корвалан Л. Путь победы. - М.: 1971. - С. 24.
13 Там же. - С. 28.
14 Цит. по: Кудачкин М. Чили: борьба за единство и победу левых сил. - М.: 1973. - С. 94.
15 Лабарка Годдард Э. Вторжение в Чили. - С. 59.
16 Там же. - С. 69.
17 Цит. по: Кудачкин М. Указ. соч. - С. 93.
18 Vitale L. Interpretacion marxista de la historia de Chile. Barcelona. - 1980. - P. 174.
19 Лабарка Годдард Э. Вторжение в Чили. - С. 64.
20 Там же. - С. 61-67; Бурстин Э. Чили при Альенде. - С. 36.
21 Лабарка Годдард Э. Вторжение в Чили. - С. 69.
22 См. Goldenberg G. Despues de Frei Quien? Buenos Aires. - 1966. - P. 53.
23 Лабарка Годдард Э. Вторжение в Чили. - С.70.
24 Лабарка Годдард Э. Чили, раскаленное докрасна. - С.103.
25 Там же. - С.102.
26 Корвалан Л. Путь победы. - М.: 1971. - С. 81.
27 Там же. - С. 103.
28 Цит. по: Латинская Америка в мировой политике. - М.: ИЛА, 1973. - С. 25.
29 Корвалан Л. Путь победы. - С. 245.
30 Этот факт, как и многие другие, противоречит распространенным и в левых кругах представлениям о непременной связи революционных ситуаций с экономическими кризисами.
31 См. Бурстин Э. Указ. соч. - С. 45.
32 Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 26. - С. 218.
33 Там же.
34 Лабарка Годдард Э. Чили, раскаленное докрасна. - М. 1973. - С. 104.
35 См. Королев Ю.Н. Чили: проблемы единства демократических и антиимпериалистических сил. - М. 1973. - С.143.
36 Лабарка Годдард Э. Чили, раскаленное докрасна. - М. 1973. - С. 115.
37 См.: Королев Ю.Н. Чили: проблемы единства... - С. 53-79, 115.
38 Лабарка Годдард Э. Вторжение в Чили. - С.51.
39 Лабарка Годдард Э. Чили, раскаленное докрасна. - М. 1973. - С. 51.
40 Там же. - С.55-56.
41 Там же. - С. 54.
42 Там же. Вандор - аргентинский профлидер-перонист. В 1966 г. поддержал переворот генерала Онганиа, и вскоре был убит.
43 См. Корвалан Л. Путь победы. - С. 247-249.
44 Лабарка Годдард Э. Чили, раскаленное докрасна. - С. 105.
45 См. Корвалан Л. Путь победы. - С. 189.
46 Там же. - С. 290.
47 Лабарка Годдард Э. Чили, раскаленное докрасна. - С. 112.
48 Там же. - С. 112-114.
49 Там же. - С. 245.
50 Корвалан Л. Путь победы. - С.104, 240.
51 Там же. - С. 260.
52 Там же. - С. 126.
53 Там же. - С. 131.
54 Лабарка Годдард Э. Чили, раскаленное докрасна. - С. 149-150.
55 Там же. - С. 152-155.
56 Там же. - С. 155-157.
57 Здесь и далее Основная программа цитируется по изданию: Кудачкин М. Чили: борьба за единство и победу левых сил. Приложение. - С. 179-204.
58 См. Лабарка Годдард Э. Чили, раскаленное докрасна. - С. 163.
59 Пакт Народного единства см.: Кудачкин М. Чили: борьба за единство и победу левых сил. Приложение. - С. 205-211.
60 Лабарка Годдард Э. Чили, раскаленное докрасна. - С. 168-169.
61 Там же. - С. 175-176.
62 Там же. - С. 178-179.
63 См. там же. - С. 209.
64 См. там же. - С. 243-244.
65 Корвалан Л. Путь победы. - С. 299.
66 Лабарка Годдард Э. Чили, раскаленное докрасна. - С. 233.
Фрагмент статьи "Какое нам дело до Латинской Америки". Полностью опубликовано в журнале "Марксизм и современность"