О правовом сознании российской власти
Прислано Frankenstein 07 2008 22:45:00
В последнее время из уст лидеров партии власти все чаще раздается критика всего того, что происходило в России в 90-х годах прошлого столетия. «Зоологическим периодом нашего развития» назвал их заместитель главы кремлевской администрации В.Сурков.[1] В средствах массовой информации, даже не замеченных в дружбе с оппозицией, в кино и на телевидении картина постсоветской российской действительности преподносится как нечто ужасное и даже преступное. Восторгаться по поводу развала СССР сегодня не принято даже среди махровых антикоммунистов, по крайней мере, публично, а «демократическую революцию» августа 1991 года стараются вообще замолчать. В том, что победу Ельцину в 1996 г. обеспечила фальсификация результатов выборов, кажется, что уже никто не сомневается.[2]
Когда нынешняя элита берется анализировать это десятилетие, ей ничего не остается как прослезиться. «Мне кажется, проблема нашего поколения в том, что свой вклад мы пока всерьез не внесли, - говорит В.Сурков. - Мы только переходим от политики стабилизации к политике развития. Нет ни одного крупного экономического или социального достижения, которое совершило бы наше с вами поколение. Об этом надо помнить. Уже и апломб появился, уже и миллиардер на миллиардере сидит и миллиардером погоняет и говорит: «Мы самые умные и все понимаем». Миллионеров вообще девать некуда. Люди настолько горды, как будто порох изобрели. Но они ничего не изобрели».[3]
Почему правящий сегодня в России режим пытается всяческим образом отмежеваться от наследства, оставленного ему предыдущим президентом Ельциным? Во-первых, «свинство» (по словам Суркова) творилось тогда действительно вопиющее. Затушевать такое при всем старании ангажированным историкам вряд ли удастся. Поэтому нужно поскорее разоблачить темные деяния прошлого, чтобы высветить благородство своих намерений и дел в настоящем (такой же ход, как известно, предпринял Горбачев, противопоставив «революционную перестройку» брежневскому «застою»). Во- вторых, поскольку партия власти собирается доминировать еще 10-15 лет (во всяком случае, такую цель ставит перед ней В.Сурков), необходимо добиться, чтобы ее деятельность прочно ассоциировалась с настоящими и мнимыми успехами нынешнего режима. Чтобы преемственность с ним высвечивалась еще более ярко, необходимо вычеркнуть из массового сознания родство номенклатуры путинского призыва с деяниями ельцинской поры. Согласитесь, странно из уст господина Лужкова, который в 1993 г. вместе с Ельциным разожег гражданскую войну на улицах Москвы, сегодня слышать такое: «Стоит также напомнить, что в России процессы политического развития до недавнего времени сопровождались ослаблением и «полураспадом» государства, вплоть до превращения его в орудие воровства, инструмент манипуляций и циничных интриг в руках отдельных групп и даже личностей. Такая олигархическая «демократия» в любом случае может и должна быть названа слабой. Если ко всем этим «семибанкирщинам», медиа-терроризму и залоговым хищениям вообще применимо понятие демократии».[4] Да и сами Путин и Сурков в 1990-х годах отнюдь не числились в рядах борцов за «суверенную демократию», а вполне удобно встроились в окружение критикуемых ныне российских олигархов (по признанию самого Суркова, он был связан с системой «Юкоса» на протяжении 10 лет[5]).
Нет, не ненависть к обласкавшему и вытащившему их на божий свет ельцинскому режиму побуждает их развенчивать сегодня зоологизм той эпохи. Главное правило политического анализа: ищи, кому выгодно. Все дело в том, что за 15 лет в России выросла крупная и хищная национальная буржуазия (прежде всего в сырьевых отраслях), заметно потеснившая армию мелких («челноков»), средних и крупных («олигархов») компрадоров, заправлявших делами в России на протяжении 90-х и всеми нитями связанных с интересами западного (прежде всего, американского) капитала и его правительств. Поэтому прежде всего интересы конкурентной борьбы заставляют «национально мыслящую» элиту «найти для себя объяснение того, что происходило в последние 20 лет» (из выступления Владислава Суркова 28 июня 2006 г.).[6] Можно смело прогнозировать, что описания российской истории 90-х годов в обозримое время (по крайней мере, до ближайших президентских выборов) будут отражать реалии обострившейся в последние годы борьбы между различными отрядами российской буржуазии, усугубившейся активным вмешательством извне.
Но особенно любит нынешний правящий режим рядиться в тогу законности и правопорядка и выражать беспокойство по поводу низкой правовой и политической культуры политической оппозиции. «Куда делся закон и что было поставлено во главу угла, на чем основывалось это общество?» - восклицал В.Сурков перед активистами «Единой России» по поводу нарушений избирательного законодательства во время президентской кампании 1996 г., адресуя их, прежде всего, нынешним «либеральным» противникам режима[7].
Фактическое признание на самом высоком уровне фальсификации выборов 1996 г. само по себе знаменательно. Это лишний аргумент правоты нашей борьбы, ибо только коммунисты, оставшиеся на последовательных марксистских позициях, мужественно боролись с «зоологическим» режимом Ельцина. В то время как Сурков со товарищи, по собственному признанию, помогали пробиться «к ведущим позициям» «по-настоящему активным, стойким, целеустремленным и сильным людям», которые по их идее должны послужить «материалом для формирования нового ведущего слоя нации».[8]
Значит ли это, что российские коммунисты должны сегодня смыкаться с ними в деле очищения этого слоя от скверны прежних времен? Нет, не значит. Наши цели противоположны. Если мы хотим покончить с капитализмом вообще, «Единая Россия» хочет его укрепления в интересах «нового ведущего слоя нации» - крупного национального капитала.
Но проблема в том, что политика реставрации капитализма воспроизвела в России все формы общественных отношений, даже докапиталистические. Им соответствуют определенные нормы, как правовые, так и не правовые. Под лозунгом «разрешено все, что не запрещено законом» реставраторы капитализма открыли дорогу всему самому дикому, архаичному, казалось бы изжитому в 20 веке. Социологи такое состояние общества называют «аномией» (букв. «безнормативное общество»). Умонастроение человека в такой период очень живо и убедительно передает следующий отрывок из книги одного пермского журналиста: «1992 – особенный год в нашей истории. В этом году частная жизнь в России победила! С точки зрения личности государство расписалось в своем бессилии и махнуло рукой: черт с вами, делайте, что хотите. И я буду делать, что хочу, - ухмыльнулось государство в сторону.
И наступила в России самая настоящая, стопроцентная ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ. Хочешь – воруй, хочешь – уезжай, хочешь – стекла бей, хочешь – упади и сдохни, - никому до тебя дела нет…
Все рухнуло, все накрыл дикий рынок: кругом жулье, вонь, брань, грабеж, подделки, отравления… Все дурят всех, но подлость государства разметала все пределы: в феврале заморожены вклады в сберкассах… Эпидемия страха – все ставят решетки на окнах и железные двери… Кругом войны… Деньги дешевеют по пути в карман… Народ торгует налево-направо тушенкой, Кораном, ртутью, танками. Фразочка года: «Родину бы продал – да кто купит?»[9]
В правовой сфере рушится стройная и непротиворечивая система юридических норм. Одни правовые акты противоречат другим. Возникает ситуация «узаконенного беззакония». Начало этому положили депутаты российского Верховного Совета, приняв Декларацию о государственном суверенитете РСФСР. С этого момента, все, что происходит в России, противоречит советской конституции. Удивительную гибкость, граничащую с полным отрицанием права как такового, демонстрируют «видные» советские юристы. Конечно, надо бы провести юридическую экспертизу предложений, скажет на пятом внеочередном съезде народных депутатов СССР в сентябре 1991 г. председатель комитета конституционного надзора СССР С. Алексеев по поводу проекта Договора о Союзе Суверенных государств, ставящего крест на едином государстве, но обстановка будто бы такова, что Союз на грани развала, другого пути нет, и «Комитет конституционного надзора со всей определенностью поддерживает «Заявление» руководителей 10 союзных республик.[10]
Парадокс в том, что источником правового нигилизма в 1990-е годы стало само государство. А юристам оставалось только покрывать творящееся беззаконие. Иногда думаешь, что выражение: «закон, что дышло…», сами же юристы и придумали.
Миллионы российских «челноков» обязаны своим существованием указу Ельцина «О свободе торговли». Но тогда мало кто подумал, что в Уголовном кодексе сохраняется статья за спекуляцию. По любой системе права подзаконный акт не может отменять закон. Но капитализм ломает не только сословные, национальные и государственные границы. Если какие-то правовые нормы мешают развитию капитализма, он их отбрасывает. Деньги не пахнут!
Недавно один журналист спросил председателя комитета по собственности Государственной Думы В.Плескачевского:
- Тот факт, что многим крупные состояния достались в процессе приватизации, скажем так, без особых усилий и особых затрат, разве не должен побуждать вернуть обществу долг?
- Нет, конечно. Мало ли как мне досталось. Если я нашел самородок, почему я должен с ним поделиться?
- А если не нашел, а дал взятку чиновнику, который продал предприятие дешево?
- То же самое. Почему я виноват? Это чиновник мне отдал. Вы его и расстреляйте. Завтра тот же чиновник другому отдаст. Почему вы за мной гоняетесь? Мы не можем сказать: именем революции встать. Мы не можем сказать: вы обязаны иметь чувства. Чувство – это не предмет права.[11]
Закрыть раз и навсегда вопрос о происхождении российских капиталов – вот о чем печется господин Плескачевский. Это неважно, что по закону, если вы нашли клад, то имеете право на 25% его стоимости. Что с возу упало (в нашем случае, государственная собственность), то пропало (то есть стало нашим), - объясняет этот видный «единоросс». Таково буржуазное представление о праве.
А юристы нужны, чтобы это оправдать. Как поступил, к примеру, дважды председатель Конституционного Суда РФ В.Зорькин. На сайте партии «Единая Россия» размещен его комментарий по поводу концепции т.н. «суверенной демократии». Вчитайтесь, какой слог! «Для России нет ничего более высшего, чем Конституция с ее базовыми ценностями, в которой с одной стороны признается приоритет международного права над законами, а с другой стороны признание государственного суверенитета. И пока есть Конституция, не должно быть ничего над ней. Важно не то, как совокупность законов существует, важна еще и легитимность, важны демократические ценности, которые заключены в конституции. В нашей конституции, как известно, это существует».[12] Более кощунственного по отношению к памяти сотен защитников конституционного строя, погибших в Москве 3-4 октября 1993 г., и не скажешь. Но, видимо, как есть солдаты, которые могут присягать дважды, так и есть юристы, способные забыть о попранном однажды праве во имя торжества «суверенной демократии» в будущем.
При этом все эти хваленные правоведы любят цитировать Цицерона и Аристотеля. Лучше бы цитировали К.Маркса, расставившего все точки над «i»: «право – есть возведенная в закон воля господствующего класса». События сентября – октября 1993 г. должны были каждому вбить в голову эту истину раз и навсегда. Похоже, не всем.
В тот период нарождавшийся российский капитал в борьбе против социализма готов был пренебречь любыми конституционными принципами, смыкаться со всеми его врагами, даже с самыми «отмороженными», вроде Дудаева и Масхадова. Сегодня в порыве всеобщего разоблачительства ельцинского наследия Сурков приводит такие факты откровенного правового беспредела, творившегося в ельцинский период: «Вот что пишет корреспондент Washington Post в 1997 году: один из известных российских либералов «сказал мне, что любые нарушения в ходе избирательной кампании были оправданы. Если прожили 75 лет при коммунизме, как далеко вы пойдете, чтобы не допустить его возвращения? – спросил он». Нельзя не повторить: «любые нарушения в ходе избирательной кампании были оправданы». Говорится публично представителям иностранной прессы».[13]
Таким образом, господствующий класс в лице своих передовых представителей и идеологов готов сегодня востребовать идею права. Почему? Во-первых, государство возвращает себе утраченные в 1990-е годы многие функции. Тогда «государственная власть везде отступала, это было бессистемное бегство от ответственности, - говорит сегодня В.Сурков. - Даже провозглашалось, что государство есть зло. Сейчас мы просто это забываем, но на полном серьезе декларировалось, что чем меньше государства, тем лучше. А сведи его к нулю, так вообще станет все хорошо. Естественно, этот вакуум заполнялся, естественно, что именно такие самодеятельные и амбициозные коммерческие руководители подменили собой в ряде случаев власть. Ни для кого не секрет, что целые министерства, регионы, партии находились под контролем отдельных финансовых групп, причем под самым прямым и буквальным контролем».[14]
Во-вторых, государство само превращается в крупного игрока не только на внутреннем, но и на внешних рынках. В России фактически началась новая волна передела собственности, в котором государство в отличие от 90-х годов, уже играет самостоятельную роль, а самое главное, начинает определять правила игры на рынке. В российской экономике устанавливается государственно-капиталистическая монополия.
«Новая газета» пишет по этому поводу: «Количество налоговых дел в арбитраже с 99 –го года возросло с более 85 тыс. до более 425 тыс., однако число споров между государством и бизнесом возросло в шесть раз. И если в 99-м споры «бизнес-бизнес» и «бизнес-государство» соотносились как 60% и 40%, то в 2005 –м споры бизнеса с государством составили 73%, а бизнеса между собой – всего 27%. Государство наступает».[15]
В-третьих, за последние годы значительно возросло представительство крупного бизнеса в политических партиях, представительных органах власти. Госаппарат, неимоверно разросшийся именно в последние годы, тоже качественно меняется в сторону социальной однородности состава чиновников, все чаще переходящих на госслужбу из сферы бизнеса.
Да и сам бизнес меняется. Об упрочении его позиций свидетельствуют, в частности, многочисленные публикации в прессе о доходах самых богатых людей России. А председатель комитета по собственности Государственной Думы В.Плескачевский пообещал, что нынешние русские миллиардеры смогут передать нажитое по наследству. Он так объяснил резкий рост состояний многих из них: «У людей есть потребность в значительных легальных расходах, а значит, должны быть значительные легальные доходы…Процесс легализации очень полезен для страны».[16]
В этих условиях социальные риски для господствующего класса минимизируются. «Безопасность бизнеса сейчас более актуальна, нежели безопасность бизнесмена. Поэтому самыми востребованными оказались услуги информационной поддержки и околоюридические услуги», - пишет журнал «Профиль».[17]
На первое место выходит задача поддержания и воспроизводства сложившихся общественных отношений. «Можно сколько угодно говорить о том, что собственность незыблема и так далее, - говорит В.Сурков. - Но пока это не уляжется в головах у людей, пока не поверят, что здесь можно работать долго, всю жизнь и оставить все детям, и дети будут здесь тоже жить хорошо, и никто не придет к ним и ничего не отнимет, и не скажет: «Вот ты негодяй какой! Мы тебя, наконец, нашли!». Здесь нужно сотрудничество бизнеса и остальной и большей части общества».[18] Утверждение правовых принципов должно способствовать достижению этой задачи.
Наконец, нужно учитывать внешний фактор. Если буржуазная Россия собирается успешно конкурировать в условиях глобализирующегося капиталистического мира, существование в ней пережитков самых архаичных форм отношений отнюдь не повышает конкурентоспособность и реноме российского капитала среди самых передовых капиталистических стран мира. Когда российский гражданин В.Калоев убивает швейцарского авиадиспетчера по древнему обычаю кровной мести, а в России находятся люди, его защищающие от правосудия, в сознании предельно рационалистического в правовом смысле Запада предстает весьма неприглядный образ современной России. Борьба против «зоологизма» ельцинской поры – это еще и желание встроиться в общий ряд лидеров современного мира. Согласитесь, быть в «восьмерке» и закрывать глаза на… рабство! Тут уж не до демократии.
Если государственные институты оказываются недееспособными, общество самоорганизуется и само становится источником норм. Россия сегодня – это общество, в котором преобладают неформальные практики и отношения. Коррупция проникла в самые нижние ячейки общества. «С 90-х изменилось немногое: законы по-прежнему исполняются плохо, а суды предвзяты, - пишет журнал «Русский newsweek». - Но теперь экономическая жизнь страны регулируется не с помощью беспредела, а с помощью коррупции. Переделом собственности – а это по сию пору один из самых выгодных бизнесов – занимаются не «бригады», а вполне легальные рейдеры, на которых работают многие выходцы из правоохранительных органов и «бригад».[19]
Со страниц газет и журналов, с экранов телевидения на обывателя обрушивается информация о вселенских масштабах российского мздоимства, и даже о совсем уж феодальных взаимоотношениях внутри социума. Вот, к примеру, одно из таких описаний: «Это не взятка, это плата за мое время, - объясняет 30-летний москвич Алексей Ивакин, который работает менеджером по продажам бытовой техники. – Если я стану выполнять все их дурацкие правила, мне некогда будет зарабатывать деньги и нечем кормить семью».
В прошлом году Ивакин не пожалел 4000 долл. за разрешение на перепланировку квартиры («зато за месяц, а не за год»), 10 000 руб. – за устройство дочки в детский садик («зато выбрали хороший»), 1500 рублей – за тещу в больницу («зато положили в теплую палату») и 9000 руб. – за постановку новой машины «Тойота» на учет в ГАИ («зато вообще не парился»). А четыре года назад, вспомнил Ивакин, он на практике выяснил, что для мздоимцев вообще нет ничего святого. Сам в соблазн ввел: привез два телевизора и один чайник в церковь («это было не в Москве»), чтобы там по-быстрому расторгли его церковный брак с предыдущей женой и «не задавали лишних вопросов». Телевизоры с чайником сработали – выдали бумажку, «только подозрительную какую – то, без печати даже». «Но моя вторая, получив справку, успокоилась. И к предыдущей жене больше не ревнует», - улыбается Ивакин.
«Взятка – комфорт – это правила хороших ребят, - объясняет Панфилова легкость, с которой дает взятки Ивакин. – Кругом атмосфера добра: все знают, кому чего надо давать, чтобы жизнь была хороша». «Если бы у всех были равные условия, было бы почти идеальное общество. Но в условиях расслоения общества по доходам, говорит Панфилова, то, что для одних «взятка-комфорт», для других – «взятка – выживание»…
Маленькие фирмы платят взятки пожарным, санитарным инспекциям, землемерам и т.п. «Ходят к нам как за зарплатой, - рассказывает владелец 12 ларьков и трех продуктовых магазинов Игорь из подмосковного города Химки. – Но в принципе я их понимаю – они почти все нормальные ребята, просто мало зарабатывают». Однако признает, что не будь взяточников, его бизнес вырос бы гораздо быстрее».[20]
Национальный капитал все больше осознает, что коррупция только снижает его конкурентоспособность в растущем глобальном соперничестве. Бизнес на доверии приводит к большой крови, - сказал главный герой художественного фильма «Олигарх». Гаишники и пропущенные ими в Беслан террористы тоже хотели построить взаимный бизнес «по правилам хороших ребят».
Общество неоднородно, а потому слабое государство становится объектом интереса для наиболее влиятельных, организованных групп общества. Стоит ли удивляться, что в России такими группами стали криминальные, единственные, которые закалены борьбой с некогда мощной, а теперь махнувшей на все государственной машиной.
«У нас первыми по времени выделились и оформились те группы общества, которые называют криминальными структурами, – рассказывает социолог «Левада – Центра» А.Левинсон. - Они осознали и оформили свои цели, теперь выражают их политически, даже порой через парламентские каналы. Это новый этап развития. Можно сожалеть, но можно и порадоваться, что они покупают политические партии, а не оружие для разборок. В этом смысле мафия – вариант гражданского общества или пример того, что вырастает в России на месте гражданского общества. В этом нет иронии или издевки.
В народе верят, что в серьезных криминальных группах закон ставят выше произвола (даже если это воровской закон? – А.Ч.). «Смотрите, у бандитов больше порядка и правил, чем у чиновников», – я это слышал сотни раз во время социологических опросов. Это – перевернутый мир сегодняшней России: там, где закон должен быть, его нет, а там, где его быть не должно, он есть».[21]
Впрочем, Россия здесь не одинока. Когда итальянские правоохранительные органы наконец-то задержали главу сицилийской мафии, жители городишка Корлеоне отнюдь не возрадовались. «Стараниями Провенцано ранее печально знаменитый уличной преступностью остров превратился в чуть ли не самое спокойное место в Италии. А после поимки босса тут же появился анекдот – один сицилиец говорит другому: «Вы слышали, в городе Корлеоне недавно обокрали квартиру! Какая радость!». Итальянцы смеются как подорванные – если бы в столице мафии действительно кого-нибудь ограбили, это означало бы, что мафия умерла».[22]
Если государство не способно провести в жизнь свои законы, их заменяют «понятия». Если государство не может собрать по закону налоги, место государственного инспектора займет рэкетир. Если государство отказывается применять смертную казнь по закону, ей на смену придет кровная месть и криминальная разборка. Место штатного палача займет киллер!
Только в условиях современной России мог родиться следующий анекдот:
«Вчера была задержана группа «бандитов – оборотней»…
Они охраняли правопорядок, возвращали владельцам угнанные автомобили и жили на 7 тысяч рублей в месяц».
«ОПГ (организованные преступные группы. А.Ч.) пытались создать предсказуемость и сделать возможными долгосрочные экономические отношения», - объясняет профессор философии Института общественного проектирования Вадим Волков. Проще говоря, братки «решали вопросы» - то есть создавали условия для развития бизнеса. Тот факт, что методы их были, мягко говоря, не слишком гуманными, - это лишь «показатель слабо развитой социальной структуры». Правил конкурентной борьбы не было – и бандиты 90-х придумывали эти правила сами».[23]
Однако ситуация сегодня меняется. Криминальный мир мимикрирует. Преступное прошлое его уже тяготит. Он хочет общественного признания, а для этого ему нужно стать носителем… правового сознания. Когда корреспондент «Русского newsweek» пришел за интервью к одному очень конкретному депутату одной их местных дум, тот его с порога предупредил: если назовешь криминальным авторитетом, засужу.[24] И ведь засудит! Уже не «по понятиям», а в соответствии с Гражданским кодексом РФ!
Так что российский капитализм не изобретает особый путь. Ведь и на Запад капитализм принесли пираты, конкистадоры и самые настоящие отморозки. И только спустя столетия их потомки придали капитализму современный лоск и буржуазную правовую культуру.
8 октября 2006 г.
[1] www.edinros.ru.
[2] В этой связи весьма показательна статья Б.Вишневского «Приступ сердца» о нарушениях избирательного законодательства в ходе президентской кампании 1996 г. См.: Новая газета. 2006. №45.С.10
[3] www.edinros.ru.
[4]http: //www.edinros.ru/news.html?id=113780
[5] www.edinros.ru.
[6] www.edinros.ru.
[7] www.edinros.ru.
[8] www.edinros.ru.
[9] В.Киршин.Частная жизнь. Пермь. 2004.
[10] Цит. по: В.Воротников. А было это так... Из дневника члена Политбюро ЦК КПСС.М., 1994. С.448.
[11] Финанс. 2006. 13-19 февраля.№6. С.82.
[12] www.edinros.ru.
[13] www.edinros.ru.
[14] www.edinros.ru.
[15] Новая газета. 2006. №35. С.11.
[16] Финанс. 2006. №6. С.80.
[17] Профиль. 2006. 10 апреля. С.21
[18] www.edinros.ru.
[19] Русский newsweek. 2006. №9. С.21.
[20] Русский newsweek. 2006. 29.05.04.06. С.23 -24.
[21] Новая газета.2005.№76.С.17.
[22] Русский newsweek. 2006.№16-17.С.40.
[23] Русский newsweek. 2006. №9. С.20.
[24] Там же.