Что такое новая революционная субъективность
Прислано Frankenstein 07 2008 22:45:00
Сегодня мы находимся в начале большого пути, и на нас ложится большая ответственность. Мы начинаем осознавать ситуацию, в которой рождается новая революционная субъективность. Но что это такое?
Мы живем в эпоху капиталистической Реставрации, когда положение дел можно назвать «настоящим тоталитаризмом». Финансово-промышленный капитализм соединятся с «культурной логикой позднего капитализма» (или логикой «общества спектакля»), когда товарно-денежные отношения становятся не просто структурно-регулирующими, а тотальными и всепроникающими (сфера политики, культуры, частных отношений диктуется логикой прибыли и меновой стоимости).
В свое время Адорно и Хоркхаймер придумали термин «культурная индустрия», но для них это было еще противоречием в терминах как нечто абсурдное и курьезное, тем не менее, для нас это уже в порядке вещей. Товаризации, естественно, поддаются также политические страсти и идеи. Нет ничего удивительного, что левые также вписываются в тоталитарную логику капитала. И, возможно, только по-настоящему революционные марксисты смогут противостоять этому тоталитаризму.
Вся проблема в том, что мы еще не конца уяснили себе смысл «коммодифицированного» и «консюмеристского» капитализма. В первую очередь, это не историческая «формация» или способ производства (хотя последнее непосредственно с этим связано), а определенная социо-экомическая практика. Эта практика заключается в том, чтобы превратить любую сферу жизненного пространства общества и человека не просто в товар, но в инструмент и средство получения прибыли, основанной на бесконечном и неравном накоплении. Эта «культурная» по форме, но экономическая по сути практика, как мы можем видеть, в различных социо-политических и культурных условиях может тактически использовать все известные нам традиционные и (пост)модерные логики, политические режимы и идеологии ради легитимации своей деятельности (в этом смысле мы видим, что класс капиталистов может поддерживать в разные моменты как «либертарный» либерализм, так и жесткую диктатуру лишь потому, что в разных обстоятельствах они могут способствовать самым оптимальным условиям добывания прибыли для класса капиталистов). Т.е. существование «невидимой руки» капитализма в принципе невозможно без «сильной руки» государства.
Конечно, чтобы обеспечить себе развитие и свободу действий, необходимы не только механизмы силы, насилия и устрашения, очень важно завоевать доверие, согласие, авторитет, который можно для индивидов интериоризировать, рационализировать и натурализовать. Или, другими словами, следует захватить не просто власть, но гегемонию.
Если классу капиталистов в связке с обслуживающими их идеологиями еще до конца ХХ века удавалось успешно легитимировать свою деятельность, то сейчас мы переживаем глобальный кризис легитимации власти класса капиталистов. Например, И. Валлерстайн называет эту ситуацию эпохой «после либерализма» (т.е. когда классу капиталистов больше нечем умасливать низшие классы с помощью обещаний «светлого будущего» – больше никто не верит ни в «светлое» коммунистическое будущее, к которому ведет класс бюрократии, ни в «светлое» капиталистическое будущее, ведомое «невидимой рукой» рынка).
Итак, мы констатируем конец легитимации элит, обнажение механизмов власти, более не наделенных никаким теолого-символическим мандатом, или подкрепленных долгосрочным политическим кредитом (массы более не доверяют словам и идеологиям – о чем свидетельствуют недавние «немые» бунты в парижских бедняцких пригородах или, в целом, международные миграции рабочей силы и беженцев, которые, становясь нелегалами, таким образом «голосуют ногами» против глобального разделения труда).
В этом контексте «кризиса авторитета» следует сделать два замечания, непосредственно связанные уже с судьбами марксизма.
1) Классическая концепция авторитета основывается на понятии традиции и иерархии, освященной авторитетом традиции. Современная концепция авторитета власти скорее связана с идеей контракта, охранительной функции и гражданских прав и свобод. Сегодня обе концепции, старая и новая, пересекаются в разных сообществах по-разному. Но кризис авторитета традиции, «разрыв с прошлым» означает также и разрыв с «будущим», поскольку мы, бесспорно, сосуществуем не только с современниками, но и с прошлыми, и будущими поколениями, на которые опрокинуты наши надежды и чаяния (в этом смысле есть резон говорить не только о «публичном пространстве», но и о «публичном времени»). Система капитализма признает только настоящее время и принцип неотложности: «деньги – время», время измеряется контрактом и кредитом. Марксисты же прямо связаны с традицией рабочего движения. Сегодня эта традиция разорвана. К этому мы еще вернемся. 2) Кризис авторитета идеологий «светлого будущего» приводит к различного рода стихийным восстаниям и схваткам, несистематичным всплескам и выступлениям без проекта и альтернативы. С этим уже сталкивался Ленин в начале прошлого века. В работе «Что делать?» он констатирует повсеместную спонтанность борьбы, т.н. «экономизм», «народничество» и «хвостизм» как попытку различным образом угнаться вслед за фрагментарными и хаотичными вспышками народного недовольства или вслед неорганизованной социальной активности, которую легко погасить с помощью временных подачек и коррупции лидеров. Что предлагает Ленин? Он предлагает новую концепцию низовой политики, которая отталкивается не от государства и власти, а от революционного сознания. Партия может возникнуть только из этого сознания, а не из прото-госудаственнических структур. Нужно организовать политическую субъективность, которая не подчиняется регуляциям государства.
В этом месте я хочу высказать некоторые «еретические» и, возможно, непопулярные среди нынешних левых в общем и марксистов в частности идеи. Тем не менее, без них, мне кажется, невозможно понять новую революционную субъективность наших дней.
Во-первых, к сожалению, организованного рабочего движения, живой политической «культуры» рабочего класса, революционного субъекта классовой борьбы, независимого от государственных институтов, в СССР не было. Классовая борьба отрицалась и всячески подавлялась. Поэтому традиции революционного пролетариата, выкованного в классовых боях, сегодня в Украине нет. Как показывает опыт наших товарищей (конкретный сегодня пример: успешная деятельность львовского профсоюза «Захист праці»), борьбу нужно начинать с независимого профсоюзного движения.
Во-вторых, сегодня революционная субъективность формируется как ответ на консолидацию класса буржуазии, и, естественно, ответ со стороны левых сил должен быть адекватным, – не менее сконсолидированным, «разящим и беспощадным». Но форма этого ответа не может не учитывать вчерашнее молчание марксистов по вопросам государства, гражданских прав и отношения этих гражданских прав к национальности. Вопросы гражданства и гражданского действия оставались на границах марксистской теории. И причиной этого не был пресловутый экономический редукционизм, который часто приписывается марксизму, а, как ни странно, его, марксизма, «анархический» элемент. Марксисты заплатили слишком дорого за то, что следовали за идеей отмирания государства. ХХ век показывает, что под лозунгом отмирания государства можно проводить контрреволюционную политику. На деле этот лозунг всего лишь прикрывает или отсутствие у марксистов представлений о том, как мыслить «государство» позитивно, или же, что связано с этим, представление о государстве как о сумме репрессивных аппаратов. Наоборот, следует рассматривать «размывание» государства как площадку для гражданских инициатив и реализации мирового народного суверенитета... 
Третья «еретическая» мысль состоит в том, что, по всей видимости, марксизма не существует. Дело в том, что между такими марксистами как Маркс и Ленин существует радикальный разрыв исторически и политически; Сталин и Троцкий предлагают кардинально различные проекты; Мао и Че Гевара, кроме того, что они называли себя «марксистами», представляют разные миры. Даже Макиавелли и Спиноза, которых некоторые считают «марксистами» до марксизма, свидетельствуют о том, что каждая историческая ситуация приносит обществу новый «марксизм» как некий вызов и проект. И это скорее хорошо, чем плохо, поскольку мы, как марксисты, можем учитывать потенциальную множественность и плюрализм мира, адекватно реагировать на проявления современности и изменять их, не связывая себя формулами и лозунгами минувших времен, которые создавались как непосредственный (имманентный и прагматичный) ответ на конкретные вопросы исторического момента с целью его изменения и преобразования. Поэтому я утверждаю, что марксизм как теория и практика – это открытая структура, активно участвующая и творчески развивающаяся за счет реальности и воображения. Это необходимо учитывать всем «грамотным марксистам», которые верят в незыблемость, чуть ли не вечность, «единственно правильного» учения. Невозможно спрятаться от действительности за ширмой готовых ответов из уст классиков. Но верно и то, что к марксизму следует подходить диалектически – учитывая сложное взаимодействие канона и интерпретации, прошлого и настоящего, идеологии и реальности. Если воспользоваться действенным для начала мысли приемом парадокса, следует ратовать за «открытый догматизм», т.е. творчески соединять внимательное изучение классики, не поддаваясь прихотям скоротечной интеллектуальной моды, но также заниматься критикой и поиском новых путей с учетом нынешних реалий.
В сухом остатке это выглядит так: профсоюзные движения, гражданские инициативы и творческая левая – вот три ведущих экзистенциальных направления «будущего левых сил». Если угодно, это на уровне тактики… 
Итак, перед нами стоят новые «старые» задачи. К ним следует вернуться в той точке, где произошел разрыв и что-то пошло не так. Подхватить, так сказать, упавшее знамя. Необходимо восстановить живую связь с рабочим движением и революционизировать его сознание в нынешних условиях. Но также следует восстановить связь с длительной традицией революционного движения, как отечественного, так и мирового, с его сильной политической культурой солидарности и интернационализма.     
Марксистам следует осознать, что без переосмысления своего отношения к государству как пространства реализации гражданских свобод, прав и гарантий, они никогда не смогут предложить позитивный проект, полноценную альтернативу, которая не просто говорит «нет» существующему положению вещей, но также говорит «да» – утверждает универсальный проект.
Тезис антикапитализма – это правильный тезис, но на нем нельзя останавливаться. Необычайно важно сделать первый шаг – сказать капитализму «нет»; но не менее важно предложить что-то взамен тому, что отрицается. Поэтому без позитивной стратегии тактические действия всегда останутся половинчатыми, может, даже невозможными…
Тем не менее, сопротивление капитализму идет не только по вектору чисто экономической борьбы. Если бы всё было так просто! Капиталистическое угнетение сопряжено с тотальной идеологической борьбой капиталистов за свою гегемонию. Следует переломить некоторые базовые мыслительные штампы, ценностные ориентиры, а также идейный консенсус, десятилетиями упорно навязываемый буржуазией и ее вольными или невольными пособниками.
Например, сегодня мы говорим о том, что империализм не исчез вместе с наступлением «глобализации», – совсем наоборот; а коммунистический проект не покрывается проектом сталинского тоталитаризма, – это далеко не так. Классовая борьба продолжается и усиливается, – более того, приобретает четкие геополитические формы; а политика не может подменятся этикой или эстетикой – настоящий политический проект всегда несет в себе потенцию универсального преобразования… И т.д. Буржуазные аппараты пропаганды будут утверждать обратное, но они более не убедительны. Им больше никто не верит. Но идейной гегемонии буржуазии должна быть противопоставлена революционная контргегемония, несущая утвердительные потенции нового универсального проекта.
Политическое – именно революционное – действие и мышление несут с собой принципы универсализма и множества. Таким путем решается, например, базовый для политики вопрос равенства. Революционная субъективность заключается в том, что умеет преобразовать любое «частное», неизбежно индивидуальное и ограниченное, действие – рабочих, нелегалов, женщин, молодежи и т.д. – в освободительный универсальный проект. Когда свобода каждого является условием для свободы всех.
И последнее. Не надо думать, что революционная субъективность может сформироваться только «где-то там», в другом месте – скажем, в «массах» или «народе», в Латинской Америке или в головах отдельных парижских интеллектуалов. А мы можем спокойно сидеть и выжидать, когда они «созреют» при стечении «благоприятных» для революционного действия обстоятельствах – вот тогда эту субъективность, мнится, можно будет «научить» или даже «возглавить». Нет, это решительно не так. Это порочное и вредное мнение. На самом деле каждый из нас является неотъемлемой частью и прямым участником образования новой революционной субъективности здесь и сейчас. И даже наша отстраненность и апатия это, как ни странно, тоже «ход» (как в шахматах). Но только в чью пользу?
Отвечать каждому. Поэтому мы все несем опыт, пример и колоссальную ответственность, как перед современниками, так и перед прошлыми и будущими поколениями.      
Киев, 25 июня 2006 г.
Выступление на конференции "Будущее левых сил Украины"
contr.info