Романтика и революция
Прислано Frankenstein 07 2008 22:45:00
Юрий Яновский – фигура для советской литературы одновременно и особенная, и типичная. Особенен он не только своим бесспорным талантом, а и тем, що через все его творчество красной нитью проходит тема революции. Последнее, правда, не совсем особенность. Собственно, Яновский – писатель своей епохи, точнее, своего поколения – поколения, которое не делало революцию, но сформировалось под ее влиянием.
Когда в 2004 году исполнилось сто лет со дня рождения Ю. Яновского, украинские СМИ не замолчали юбилей писателя, но говорили они вовсе не о революции. Говорили и писали они о том, что долгое время не издавался роман "Четыре сабли", что разгромной критике подвергся роман "Живая вода", что писателя будто бы заставляли писать покаянные письма и т. п.
Конечно, это была далеко не вся правда о писателе, но это все-таки правда, и поэтому мы остановимся на этих фактах. "Четыре сабли" – роман Яновского, который вышел в 1930 году и вызвал огонь уничтожающей критики со стороны очень многих украинских литераторов. Критиковали произведение в основном за излишнюю романтизацию партизанской стихии в гражданской войне, обвиняли автора в национализме, в заигрывании с религией, в поэтизации буржуазного индивидуализма. Современному читателю сложно понять суть этих претензий. Время не то. Точно так же, как сложно понять, что, не смотря на все претензии, уже в 1931 году роман был переиздан. Потом наступил очень длинный перерыв. Очередное переиздание "Четырех сабель" произошло аж в 1983 году.
Интереснее всего, что критика Яновскому пошла на пользу. "Всадники" – этот настоящий шедевр украинской советской литературы – это не что иное, как те же "Четыре сабли", только без недостатков, отмеченных критиками.
Сейчас не место и не время детально анализировать критические замечания, которые высказывались в начале 30-х годов по адресу "Четырех сабель", оценивать их справедливость или несправедливость. Достаточно сказать, что, когда он снова вышел из печати в 1990 году, то, не смотря на очень почетный на то время статус "запрещенного", он не вызвал абсолютно никакого интереса у публики. Да это и не удивительно. Поскольку эта книжка оказалась просто скучной. Она не идет ни в какое сравнение с "Всадниками", которые можно читать и перечитывать всю жизнь, и все равно будет интересно.
Подобная история с критикой повторялась в жизни Яновского не раз.
В 1947 году подвергся разгромной критике его роман "Живая вода". Вот как описывает ситуацию сам Юрий Яновский в своем дневнике:
“Киев. 21.ІХ.1947. Воскресенье. Был пленум ССПУ (Союза советских писателей Украины – В.П.) от 16-20 сентября. Выступило около 50 чел. Ежедневно заседали в зале клуба – Ворошилова 3, второй этаж. Похоронили “Живую воду” метров на 10 под землю. Это после того, как ее же полгода хвалили, издали в журнале “Дніпро”, передавали полностью по радио с 12.VII по 22 VIII.
19.ІХ были целым пленумом в ЦК с 9 ч. вечера до 3 ½ утра. Выступали и там. Л.М. Каганович выступал 2 ½ ч. – с 1 ч. ночи до полчетвертого. Полчаса говорил и про «Живую воду»».
Дальше идет изложение того, что именно говорил Каганович (он тогда был первым секретарем ЦК КП(б)У) о романе и возражения Яновского по некоторым пунктам критики, которых (возражений), кстати, оказалось не так уже и много. Судя по изложению и возражениям, критический анализ романа сам по себе был достаточно интересный, но не в существе критики дело. Невероятной сегодня кажется само то внимание, с которым относилось руководство страны к писательскому труду. Отсюда и требовательность к писателям.
Писатели в то время и в самом деле были инженерами человеческих душ. Поэтому им и создавали условия, о которых не может мечтать писатель не при социализме. Но и спрашивали с него, как с инженера, который отвечает за самый важный участок общего дела.
Можно ли представить сегодня нечто подобное? Каганович два с половиной часа говорил на пленуме о литературе. Что именно говорил, не суть важно. Сначала нужно себя спросить, смог ли бы, допустим, Кучма что-нибудь говорить без бумажки и без матюков. Что касается Ющенко, то о том, как у него с матюками, мы узнаем только тогда когда появятся очередные "пленки Мельниченко", но о том, что без бумажки он даже свое любимое "Люби друзи" сказать не может, уже давно ходят анекдоты. А можно ли себе представить, что Путин на протяжении получаса перед писательской аудиторией дает детальный критический анализ какого-нибудь художественного произведения. Да и можно ли вообще представить кого-нибудь из вышеперечисленных персонажей за чтением художественной книжки?
Но было бы неверным думать, что критика из уст первого секретаря могла в то время пройти для писателя бесследно, тем более, что резко критически к роману отнеслось большинство тогдашних ведущих деятелей украинской литературы, в том числе Н. Бажан, П. Усенко, Л.Первомайский и много других. Конечно, были и "оргвыводы".. Роман "Живая вода" так и не вышел тогда отдельной книгой (он был издан аж в 1956 году в переработанном виде под названием "Мир"), был приостановлен выпуск однотомника произведения писателя, остался на складах уже отпечатанный двухтомник.
В предисловии к роману "Четыре сабли" 1990 года известный критик Кость Волынский пишет еще и о таком "преступлении режима", как отказ Литфонда выдать Яновскому денежную ссуду, что заставило последнего даже отнести в "Букинист" некоторые книги с личной библиотеки. Тогда, в 1990 году, это казалось верхом издевательства властей над писателем. У сегодняшних писателей все эти репрессии не могут вызвать ничего, кроме смеха, поскольку они давно уже даже и не мечтают о том, чтобы кто-то издавал их одно- или двухтомники, не говоря уже о каких-то там ссудах. Многие из них за 90-е годы успели отнести на барахолку свои вещи, не то, что книги в "Букинист".
Собственно, и эта история с преследованием Яновского закончилась достаточно неожиданно. Уже в следующем, 1948 году писателю за цикл "Киевские рассказы" была присуждена Сталинская премия.
Это очень характерные рассказы. Большинство из них даже сегодня нельзя читать без волнения – настолько просто и мастерски они сделаны. В то же время, сборник будто специально написан для Сталинской премии. Рассказ "Через фронт" смело можно считать "паровозом", предназначенным исключительно для того, чтобы "вытянуть" весь цикл на Сталинскую премию. В нем речь идет о том, как маленький мальчик, который потерял родителей, идя от села к селу, собирал письма жителей оккупированных территорий к Сталину. Мальчик донес письма до своих, но умер от ран, полученных при переходе линии фронта. С одной стороны, ситуация абсолютно надуманная и отдает неприкрытым подхалимством. Но, одновременно, в этом рассказе очень глубокая правда. Сколько таких мальчиков, которые самоотверженно верили в то, что Сталин приведет все-таки народ к победе, было тогда в Советском Союзе – не сосчитать.
О том, писал Яновский свои "сталинские" рассказы искренне или кривил душой, сегодня сказать уже трудно. Очень уж ненадежная вещь – романтика.
Скажем, известнейший украинский писатель Олесь Гончар начинал с романтических "Знаменосцев", в которых весьма восторженно высказался о Сталине. Не думаю, что он был при этом неискренним. В то время даже те, кто отбывал наказание за уголовные преступления относились к Сталину с уважением и нередко выкалывали его изображение на груди. Романтика, она всегда романтика, что воровская, что писательская; она слепа в любви и жестока в ненависти. Вот вычеркивал Гончар упоминания о Сталине из последующих изданий своих произведений, надо полагать, вовсе не из романтических побуждений. Кстати, закончил этот "романтик", Герой Соцтруда, член ЦК, лауреат всевозможных премий и т.д. и т.п., достаточно банально. Он всячески поддержал горбачевскую перестройку и, будучи депутатом Верховного Совета СССР, успел "отметиться" как весьма радикальный "демократ". Очень жаль, что рано умер. Все таки интересно было бы увидеть, чтобы он делал сейчас. Неужели, как и все другие штатные "певцы партии" типа Драча и Павлычко, прислуживал бы всем режимам от Кравчука и до Ющенко? Или, возможно, как ныне тоже покойный Булат Акуджава, захлебывался бы ненавистью к Советской власти. А как этот романтик в свое время вдохновенно пел:
Я все равно паду на той,
На той единственной гражданской.
И комиссары в пыльных шлемах
Склонятся молча надо мной.
Но одно дело, писатель, который пишет о революции, и совсем другое – тот, кто делает революцию, а потом пишет о своей работе. Возможно, это деление было малозаметным для читателей и искусствоведов, но на самом деле все советские писатели делились именно на тех, кто делал революционную, коммунистическую работу (в том числе, и пером), и на тех, кто революционную работу описывал со стороны. Долгое время последних очень точно называли попутчиками. А потом называть перестали. Всех скопом стали считать коммунистами. Только за то, что они не выступали против советской власти. Но попутчики не переставали быть попутчиками только из-за того, что их перестали так называть.
Революционные романтики – а их в советской литературе было очень много –это едва ли не самый яркий тип писателя-попутчика.
Юрий Яновський, как раньше любили писать, всем сердцем воспринял революцию. Его смело можно назвать певцом революции, поскольку «Всадники», которые, без сомнения, являются лучшим произведением писателя, представляют собой не что иное, как песню о революции – песню, одновременно и высокохудожественную, и глубоко народную. Но в то же время, Юрий Яновский – только певец революции, а не собственно революционер. Яновский – попутчик, и в этом суть его творчества, причина всех его достоинств и недостатков. Он восхищается революцией, поскольку смотрит на революцию несколько со стороны, а поэтому имеет возможность охватить все ее величие. Он ее романтизирует, поскольку сбоку не так заметно страшное бремя будничной, серой ежедневной революционной работы.
Демян Бедный, Дмитрий Фурманов, Александр Фадеев, Николай Островский – как мало в их произведениях романтики! Они – не поэты революции. Они ее литературные чернорабочие. Они не просто описывают революцию со стороны. Они по капле выдавливают на бумагу свой собственный революционный опыт и опыт своего поколения.
Это глубинное деление хорошо чувствуют и враги. Одним из первых переименований в Киеве было переименование по инициативе писателей-националистов проспекта и станции метро Корнейчука. Потому, что Корнейчук был коммунистом и всегда отстаивал свои взгляды в писательской среде. Другой знаменитый украинский советский писатель Олесь Гончар был, например, не только членом партии, но и членом ЦК, в свое время он прославлял Сталина, аж "пыль столбом стояла", но его именем националисты в то же самое время улицу в Киеве назвали (вычеркнув, пользуясь этим случаем, с ее названия имя Чкалова). Потому что коммунистом Гончар никогда не был. Был попутчиком. Возможно даже, искренним, но коммунистом не был.
Да что там Гончар! Возьмем Горького! Написал неимоверно точную картину предреволюционной эпохи, а о революции ему не удалось создать ни одного хотя бы сколько-нибудь значительного произведения.
Писать слабые произведения он, как великий художник, не мог, а написать сильное не мог потому, что он не был коммунистом, а только попутчиком, великим романтиком революции. Конечно, Яновский – не Горький. И нам сегодня неизвестно, по какую сторону баррикад оказался бы этот писатель, доживи он до 1991 года. Но это и не очень важно. Писатели могут менять свои взгляды, могут изменять идеалам своей юности, торговать своей совестью и славой. Но истинно великие произведения не принадлежать их авторам. Они принадлежать времени, которое их породило. Прошло полстолетия с того времени, как ушел из жизни Юрий Яновский, но его "Всадники" летят через десятилетия, и можно не сомневаться, что они приведут в революцию еще не одно поколение молодых романтиков.