Повернуться лицом к марксизму
Прислано Frankenstein 07 2008 22:45:00
О книге Бориса Кагарлицкого "Марксизм: не рекомендовано для обучения"
(Изд. "Алгоритм - Эксмо", Москва, 2005 г., 475 страниц).
Книга Бориса Кагарлицкого о марксизме не нацелена на рассмотрение тех или иных отдельных проблем марксистской теории, она - исторический обзор движения и развития теории и практики марксизма, главным образом в ХХ ст. И это первая причина, по которой ряд важнейших проблем рассмотрено бегло - нельзя ведь в одну книжку втиснуть историю богатейшего событиями и процессами столетия. Вторая причина этой беглости, недоговоренности и противоречий, - сложность "траектории", как образно выразился сам автор, хотя и по другому случаю, его собственного движения, приведшего к написанию книги. Началось это движение из отрицания официальной советской идеологии 1970-х годов, времен Брежнева, в частности тогдашнего исторического материализма.
Тогдашний исторический материализм, по рассказу Кагарлицкого, был поражен недиалектичностью, так как его создавал Бухарин, "а ведь именно про Бухарина Ленин сказал, что тот никогда не учился, никогда не понимал диалектики" (тут и дальше рассматривается книга, с.57). Ссылка на Ленина в устах Кагарлицкого неубедительна, потому что по его же собственному свидетельству, полемика Ленина "бывает грубой, некорректной, у него начисто отсутствует уважение к оппоненту" (с. 51). Никаких иных доказательств негодности советского исторического материализма Кагарлицкий, к сожалению, не приводит.
Впрочем, это несущественно. Важнее то, что Кагарлицкий его отверг и ушел искать истину в иных течениях марксизма. Судя по содержанию книги, поиски были весьма настырными, от Э. Бернштейна до Г. Маркузе и Ж.-П. Сартра. Однако они желаемого результата не принесли и вернули Кагарлицкого к исходному пункту, где оказалось довольно много идущего непосредственно от классического марксизма Маркса и Энгельса. Кагарлицкий пытается стоять на почве этого классического марксизма, и это основной пафос книги. Однако блуждания по околицам марксистской мысли не прошли бесследно, что и накладывает на книгу некий отпечаток.
Ценность книги - в ее марксистской основе, ради чего она и написана. "В начале 2000-х годов, - констатирует Кагарлицкий, - происходит перелом. Речь идет не только о том, что наше общество, столкнувшись с реальными результатами капиталистической реставрации и пресытившись либеральной идеологией, начало вновь леветь. Общий рост радикальных настроений наблюдается по всему миру…" (с. 7). Автор отмечает и то, что социал-демократический реформизм на Западе исчерпал свои возможности: "Современный капитализм оставляет мало шансов для реформизма. Значит, все то, чему учил классический марксизм, снова становится актуальным" (с. 382).
Прежде всего, естественно, актуально, как всегда, марксистское учение об исторической миссии пролетариата: "пролетариат является классом, способным преобразовать общество" (с. 321). Кагарлицкий уточняет понятие пролетариата, всячески извращаемое буржуазными идеологами. "Позаимствованное из античности понятие "пролетарий" часто употребляется как синоним термина "рабочий класс". Причем в советское время его нередко трактовали как работника физического труда. Напротив, Маркс имел в виду работников наемного труда… Настоящий пролетарий по Марксу - это наемный работник, производящий прибавочную стоимость" (с. 30-31).
Именно из этого положения пролетариата в социальной структуре общества - положение людей, лишенных средств и вынужденных поэтому продавать свою рабочую силу, - вытекает и его революционность. Э. Бернштейн и его сторонники всю свою оппортунистическую идеологию строили на том, что рабочий класс борется за улучшение своего материального положения, и если оно улучшается, то и революционности приходит конец. Повышение жизненного уровня рабочих возможно и при капитализме. Кагарлицкий опровергает эту идеологию бернштейнианства: "…Если бы марксисты начала ХХ века лучше читали Маркса, они заметили бы, что автор "Коммунистического манифеста" объясняет революционность пролетариата не бедностью, а положением наемного работника в системе капиталистических производственных отношений. Иными словами, даже если рабочего удается примирить, подкупить, создать ему достойные условия существования и выработать хороший политический компромисс, он, пролетарий, все равно продолжает представлять угрозу для системы. И он по-прежнему готов выступить, если и не убийцей капитала, то уж могильщиком в любом случае" (с. 48-49).
Все то, что Кагарлицкий адресует бернштейнианцам начала XX века, можно с полнейшим основанием переадресовать многим подобным марксистам начала XXI века, которые не поняли главного в марксистской социологии, – сущности и исторической роли пролетариата. Задача образованных марксистов в том и состоит, чтобы всемерно содействовать осознанию своего классового единства и классовых интересов всеми группами современного пролетариата, независимо от того, где и как, физически или умственно, они работают, создавая капиталистам прибавочную стоимость. Пролетариат вырос не только количественно, но и качественно: «В начале нового века мир квалифицированного труда уже обладает достаточным интеллектуальным и политическим потенциалом, чтобы взять в свои руки управление производством и самостоятельно принимать решения» (с.355). Надо лишь, чтобы этот потенциал был осознан и применен на деле. Буржуазия лишняя в современном мире.
Переход от капитализма к социализму это переход от частной капиталистической собственности на средства производства к собственности общественной. Этот переход в истории человечества необходим и неизбежен, по мнению Кагарлицкого, не потому, что вообще частная собственность – зло, а потому, «что она исчерпала или, во всяком случае, на определенном этапе истории исчерпает себя как инструмент развития человеческого общества» (с.361). Устарелость частной собственности особенно самоочевидна в условиях повсеместного господства акционерной формы организации капитала. Сторонники частной собственности привычно ссылаются на то, что частновладельческий интерес обеспечивает высокое качество руководства производством, не желая замечать, что в акционерной кампании управляют производством вовсе не собственники, а наемные менеджеры, ничем не отличающиеся от государственных чиновников. «Капитал, – заключает Кагарлицкий, – давно перерос рамки частного накопления и стал непосредственно общественным институтом. Следовательно, он созрел для экспроприации» (с.367).
Очень важным моментом рассмотрения Кагарлицким процесса перехода от собственности частной к собственности общественной социалистической является различение национализации и социалистического обобществления, а также разной сущности национализации в зависимости от характера государства. «…Всякая
ли государственная собственность приближает нас к социализму, – выражает сомнение Кагарлицкий. Советский Союз объявил себя социалистическим на том основании, что в нем было ликвидировано частное предпринимательство. Это не помешало захвату реального контроля над производством бюрократией, а затем и прямого восстановления капитализма, причем реставрации (и это принципиально важно), навязанной обществу сверху, в значительной мере насильственно, силами того самого советского политического аппарата, который, по утверждению его создателей, должен был бы защищать социализм» (с.369).
«Далеко не всякая национализация, – пишет Кагарлицкий, – есть социализм… все зависит от классовой сущности государства, от его структуры и классовой природы» (с.370). Если государство буржуазное, то проведенная им национализация никакого отношения к социализму не имеет, – образуется коллективная капиталистическая собственность, обслуживающая интересы монополий и укрепляющая их господство. Но речь идет в первую очередь о той национализации, которую проводит государство пролетарское. И тут Кагарлицкий проводит одну из тех непоследовательностей в движении мысли, которые, как мы уже говорили, обусловлены его блужданием по марксистским и околомарксистским течениям, враждебным СССР. Следуя мнению Троцкого, он делает ударение на том, что «можно уверенно утверждать, что социалистическое общество в понимании Маркса успешно построено на территории СССР не было» (там же). С этим спорить нельзя, ибо, если бы социалистическое общество было построено по-настоящему, оно не могло бы так позорно развалиться. Но этого мало, требуется более точное определение, что же все-таки, мы имели. Ответ на этот вопрос содержится в рассуждения самого Кагарлицкого, только он его вроде бы не замечает.
«И все же, – признает Кагарлицкий, – от национализации никуда не денешься. Это необходимый этап, который надо пройти со всеми его проблемами и противоречиями, включая угрозу бюрократизации и неэффективности» (там же). Первый этап становления социалистической собственности не может быть ничем иным, как национализацией, проводимой пролетарским государством, такая государственная собственность – исходная форма социалистической собственности. Но, если в самом деле, по Марксу, то само это государство преследует как свою основную задачу, собственное отрицание. Государство диктатуры пролетариата привлекает всеми доступными ему средствами к управлению обществом, включая и управление производством, широчайшие массы трудящихся, передавая постепенно свои управленческие функции негосударственным общественным организациям. Государственная собственность таким образом – и только таким, другого пути нет – переходит в общественную собственность. Но к этой, второй фазе становления социализма, переход к которой и является содержанием переходного периода. Советский Союз поднятья не сумел. Это был социализм, но социализм, застрявший на первом этапе своего становления.
К сожалению, Кагарлицкий вопрос об отмирании государства не ставит, этим уклоняясь от марксизма. Зато он останавливается на опасности для дела социализма именно на этом этапе, на котором его становление законсервировалось в нашей стране. «Мы имеем дело с бюрократией, – пишет Кагарлицкий, – которая присваивает себе права общества, отчуждая его от собственности. Социализм должен преодолеть это отчуждение, сделав средства производства (и капитал в первую очередь) достоянием всего общества» (с. 371). К сожалению, социализм в СССР это отчуждение не преодолел и был задавлен бюрократией. «…Бюрократия становилась самостоятельной социально-политической силой, подчиняя себе пролетариат вместо того, чтобы служить его интересам… Сначала аппарат строит культ личности Сталина и стирает в «лагерную пыль» его врагов. Потом, тот же аппарат разоблачает культ личности Сталина. В конечном итоге, этот же аппарат, полностью осознав свои специфические интересы, пройдя закономерную эволюцию, играет руководящую роль в реставрации капитализма» (с. 294-295, 343).
Бюрократией был не только погублен реальный социализм, недостроенный, недовершенный, но ею в упадок была приведена марксистская теория, теоретическая мысль. «Несомненно, – пишет Кагарлицкий, – теория служит практике, иначе она просто не нужна. Но со времени Сталина, теоретические построения уже не служат практике, а обслуживают ее… Задача теоретиков состояла в том, чтобы задним числом найти обоснование политическим решениям, принимаемым руководством»
(с. 59). Поэтому и сложилась такая ситуация, когда принимались постановления и резолюции, вроде постановления июньского 1987 года пленума ЦК КПСС, направленные на развал социалистической экономики и социализма, а принимавшие их не понимали, что делают. ХХVIII съезд КПСС в 1990 году одобрил партийный курс экономической политики, открыто направленный на реставрацию капитализма, хотя, вне всякого сомнения, большинство делегатов съезда капитализма не хотели. Но происходящего не понимали – таковы были парадоксы марксистской неграмотности. До настоящее времени ситуация не намного изменилась, если вообще она улучшилась: происходившее в стране и приведшее к «перестройке», сама «перестройка» остаются пока вне нашего понимания.
«Российская революция, – констатирует Кагарлицкий, – прошла трагическую траекторию, завершившуюся самоотрицанием… Но русская революция осуществила огромный теоретический прорыв, причем не только по отношению к России, но и по отношению ко всему миру». Еще важнее для будущего то, что великая революция не сводится к тому, что уже осуществлено, – « совершенно очевидно, что революционный импульс не закончился» (с. 305).
Революционный импульс пробуждается и не только по отношению к России. В этой ситуации время ставит важнейшие задачи и перед марксистской теорией. Необходимо преодолевать тяжелое наследие неудачного прошлого. «… Вся история развития марксизма, – подводит итоги своему историческому обзору Кагарлицкий, – научная истина, но, что не менее важно, политическая стратегия. Однако для того, чтобы споры были конструктивны, чтобы они двигали нас вперед, необходим общий язык, единая система основных понятий, без которой мы просто не будем способны к эффективному совместному действию. Именно эту роль должна сыграть марксистская теоретическая культура… Идеологический мусор 1990-х годов должен быть выметен» (с. 427).
Книга Бориса Кагарлицкого является удачным примером такой марксистской теоретической культуры, которая изгоняет «идеологический мусор».
26. 02. 06 г. Радичук Николай Михайлович
г. Нововолынск. Украина