Эрнесто Че Гевара — лицо на футболке, герой, шахид мировой революции, образец для подражания, человек потрясающей воли и моральной силы. Кажется, что Че собрал в себе все те качества, которыми должен обладать тот, кто решил переделать этот мир, революционер.
Однако, в таком портрете революционера, ставшем достоянием общественного мнения, не хватало одного важного элемента, без которого моральная безупречность, самоотверженность и другие личные качества так и остались бы принадлежностью приятного молодого человека из Аргентины, а не сделали бы Эрнесто Гевару символом движения к иному, лучшему способу организации жизни людей, символом борьбы за новое общественное устройство до победы.
Эту важнейшую сторону жизни Эрнесто Гевары раскрывают русскоязычному читателю издатели книги «Эрнесто Че Гевара. Статьи, выступления, письма». Эта книга показывает, что кроме качеств «сильной личности», Че обладал также способностью анализа, владел методом, который позволял найти всем этим качествам применение именно в том направлении, именно в той точке, где это наилучшим способом способствовало бы революционному преобразованию. А также способностью показать другим, возможно обладающим худшими нравственными, интеллектуальными, волевыми качествами, путь к совершению величайшего морального, интеллектуального, волевого действия — революции.
Образ Че — революционного романтика, беспокойного авантюриста, созданный отчасти советской, отчасти капиталистической пропагандой, весьма далёк от действительности. Советские лидеры хрущёвско-брежневского периода, считавшие себя единственным источником коммунистической мудрости, побаивались революционной мысли Че Гевары. Хотя и не делали из него «отступника» и «левого уклониста», как из другого величайшего революционера второй половины ХХ века — Мао Цзэдуна.
Буржуазные авторы были иногда ближе к истине, чем советские. Так, журнал «Тайм», поместивший 8 августа 1960 г. на своей обложке портрет Че между портретами Хрущёва и Мао, писал именно об этой, теоретической стороне деятельности Гевары: «Фидель — душа и сердце сегодняшней Кубы, Рауль Кастро — сжатый кулак революции. Гевара — её мозг. Именно благодаря ему Куба пошла влево. Он — самый интересный и самый опасный из триумвирата».
Стать «мозгом» революции Че помогло то, что в своем собственном, индивидуальном развитии он проделал тот же путь, который затем проделала Кубинская революция — от буржуазно-демократической к социалистической. Из честного демократа Че, путешествующий по Латинской Америке, наблюдающий страдание и борьбу масс, становится коммунистом. Единственный марксист и коммунист среди революционеров, высадившихся на яхте Гранма, чтобы свергнуть режим диктатора Фульхенсио Батисты, Че Гевара, с ювелирной точностью проведёт затем «Движение 26 июля» по тому же пути от буржуазной демократии к коммунизму. Этот магистральный путь всех революций ХХ века, которым сегодня идёт Венесуэла Уго Чавеса, был личным путём Эрнесто.
Всегда занимавшийся самообразованием, Че уделял теории самое первостепенное значение. Именно глубокая теоретическая работа над любым вопросом чувствуется в каждой статье, в каждой речи, помещённых в книге.
Письмо Армандо Харту Давалосу от 4 декабря 1965 года открывает нам настоящий план революционного образования, нарисованный Че Геварой. Че рекомендует издать ряд серий теоретической литературы, которая помогла бы кубинским революционерам приобщиться к марксистской школе мысли. Здесь есть и классики философии, и современные философы, и серия «Классики политэкономии и их предшественники», и полемическая серия. Однако особое внимание уделяется марксистской литературе, серии «Маркс и марксистское мышление». Другие серии служат задаче, чтобы марксизм не был заучен, как готовый результат, свод «вечных истин», а понят как завершение долгого процесса человеческого познания, развития науки.
«В этой серии» — пишет Че, — «должны быть опубликованы полные собрания сочинений Маркса и Энгельса, Ленина, Сталина и других великих марксистов» (с. 507), а также Розы Люксембург, «у которой могли быть ошибки» и «тех марксистских мыслителей, которые, подобно Каутскому и Гильфердингу, впоследствии сбились с дороги, но до этого свой вклад внесли».
Че считает, что обязательно должны быть опубликованы работы «наиболее крупных деятелей ревизионизма» из которых он называет Хрущёва и Троцкого, а также работы буржуазных теоретиков, таких как Кейнс. Материалы полемики 1920-х годов в СССР также вошли в издательский план Гевары, как «представляющие для нас наибольшую важность».
Создать школу марксистской мысли, недогматическую, но и не ревизионистскую — такова задача Че. Всякий, кто познакомится с книгоиздательским планом Гевары, поймёт, что и сегодня такой список литературы подойдёт для самообразования революционера, желающего действовать со знанием дела.
Разрушение стереотипов всегда важно, и, знакомясь с теоретическими воззрениями Че, мы разрушаем стереотип романтика-авантюриста революции и видим человека, каждый шаг которого был основан на строжайшем следовании методу Маркса и Ленина. Именно в этом владении методом заключается разгадка известнейшего анекдота из жизни Че Гевары, когда он совершенно случайно возглавил министерство промышленности (в ответ на вопрос Фиделя «Есть ли в зале экономист?» Че поднял руку и был сразу же назначен министром; затем выяснилось, что Геваре показалось, что Фидель спросил «Есть ли в зале коммунист?»), но стал, возможно, лучшим архитектором социалистической экономики в истории ХХ века.
К изучению метода, считал Гевара, надо подходить со всей серьёзностью, а не просто заучить готовые истины марксизма. Таких марксистов, для которых Библией стал не «Капитал», а учебник («no El Capital, sino el manual») Че критиковал особенно остро.
Был и другой пункт, из-за которого Че Гевара питал к советским учебникам не лучшие чувства. Это — включение в коммунистическую теорию, а что хуже — в экономическую практику СССР в хрущёвский период категорий и принципов капиталистической экономики. Стрелка исторических часов раскручивается в СССР назад, — делал Че неоспоримый, с высоты сегодняшнего опыта поражения социализма, вывод.
На другом конце планеты схожий вывод сделал для себя лидер китайской революции, председатель Китайской Народной Республики Мао Цзэдун. Этих двух деятелей роднит не только критика в отношении послесталинского СССР, но и созданная параллельно теория затяжной партизанской войны в слаборазвитых странах, которая несёт революцию из деревни в город.
Часто выводы Че и Мао прямо совпадают, Гевара в одном из мест книги даже ставит Мао-теоретика в один ряд с Лениным, как лидера, развивающего наследие Маркса и Энгельса. Че прямо защищает одно из писем ЦК Компартии Китая, написанное в ходе полемики с КПСС (с. 494). Как и китайский лидер, Че открыто заявляет о том, что СССР пошёл по капиталистическому пути: «…Интересно то, что говорил о Югославии товарищ Хрущёв, который посылал туда людей перенимать опыт. Так вот, то что он увидел в Югославии и что показалось ему таким интересным, — всё это в гораздо более развитом виде имеется в Соединённых Штатах, потому что там — капитализм» (с. 494). Именно Югославия стала пионером движения реставрации капитализма под маркой «рыночного социализма». Этот путь, по которому пошёл и СССР, вызывает всё большую критику со стороны Гевары. «Начальники получают всё больше и больше», «у лидеров нет никаких обязательств перед массами» — говорит Че после поездки уже в брежневскую Москву в декабре 1964 г. Более детальный анализ правого поворота в послесталинском СССР Че делает в 1966 г., когда, находясь в Чехословакии, пишет ряд заметок, вошедших в так называемые «Пражские тетради».
Фрагменты «…Тетрадей» опубликованы теперь и на русском. Здесь Че снова противостоит объявлению закона стоимости социалистическим, насаждению материального стимулирования вместо перехода к коммунистическому труду, рынка вместо демократически организованного централизованного планирования. Че говорит о «гибридизации» советского социализма, основы которой были заложены ещё во время НЭПа. «Всё проистекает из ошибочной концепции — желания построить социализм из элементов капитализма, не меняя последние по существу. Это ведёт к созданию гибридной системы, которая заводит в тупик; причём тупик, с трудом замечаемый, который заставляет идти на все новые и новые уступки господству экономических методов, т.е. вынуждает к отступлению» (с. 510).
После натиска коллективизации и первых сталинских пятилеток, когда по мелкому производству и капитализму, расцветшим в годы нэпа, был нанесён серьёзный удар, в ослабленной войной стране вновь дали о себе знать противоречия «гибридной системы». «Происходит возвращение к капитализму» (с. 511), — ставит Че с врачебной точностью свой диагноз.
Однако, Че не торопится на этом основании объявить СССР «государственным капитализмом», как это сделали многие западные ультралевые теоретики. «Я никоим образом не хочу доказать этим, что в Советском Союзе существует капитализм. Я хочу сказать лишь, что мы являемся свидетелями некоторых феноменов, происхождение которых связано с кризисом теории» (с. 513), — добавляет Гевара, вновь обращая внимание на значение теории. Без революционной теории невозможно революционное движение — этот ленинский принцип применим и к развитию социализма в стране уже победившей революции.
Критикуя советский учебник, призывающий «развивать» закон стоимости и товарно-денежные отношения в период строительства коммунистического общества, Че пишет: «Почему развивать? Мы понимаем, что в течении некоторого времени будут сохраняться категории капитализма… но характеристики переходного периода — это характеристики общества, ликвидирующего старые путы, чтобы быстрее вступить в новый этап. По нашему мнению, тенденция должна состоять в возможно более быстром устранении прежних категорий, включая рынки, деньги… или, лучше сказать, условий, которые вызывают их существование. В противном случае мы должны были бы предположить, что задача строительства социализма в отсталом обществе сродни несчастному случаю на пути истории, а его руководители для исправления ошибки должны посвятить себя консолидации всех категорий, присущих именно промежуточному обществу…» (сс. 394-395).
Здесь опять поражаешься точности анализа Че. Советские руководители тогда уже твёрдо встали на путь внедрения рыночных категорий, раньше считавшиеся пережитками капитализма, с которыми надо бороться (последний раз такое мнение было официально высказано в Советском Союзе И.В. Сталиным в «Экономических проблемах социализма в СССР»). Фактически это означало переход на меньшевистские позиции, согласно которым революция в отсталой, да ещё и «отдельно взятой» стране — это «ошибка».
Но, чтобы преодолеть рынок и товарное хозяйство, недостаточно только экономических решений. Читая Маркса, Че приходит к той мысли, что для уничтожения товарного производства и перехода к полному коммунизму нужно создать нового человека. И дело здесь вовсе не в том, что, как пишет В. Миронов — автор послесловия к книге, Че «рассматривал революцию (в полном соответствии с философской традицией, идущей от Канта) как явление этически-нравственного ряда».
Вовсе нет. Дело в том, что сама задача развития производства при социализме встаёт как задача производства человека нового типа, а не «материального» производства тонн, бушелей, баррелей, литров и т.д. Чтобы человек перестал действовать как агент товарного производства, он должен перестать, выражаясь языком Маркса, быть «частичным человеком», человеком, который присвоил себе только маленькую частичку общечеловеческих способностей в рамках узкой специализации.
Формально-юридическое обобществление частной собственности приводит к созданию лишь той «гибридизированной» формы хозяйства, которую описал Че, критикуя Советский Союз. Эта форма всё равно требует рынок и товарное производство в качестве дополнения, потому что при сохранении разделения труда, профессионального кретинизма, труд всё равно не становится непосредственно общественным трудом, а предполагает рынок, как внешнюю форму связи.
Подробно этот вопрос раскрывает Э.В. Ильенков в работе «Маркс и западный мир», наверное, лучшей из популяризаций «Экономическо-философских рукописей» Маркса: «Согласно же Марксу, формально-юридическое «обобществление собственности», учреждаемое политической революцией, есть всего-навсего первый (хотя и необходимо первый) шаг, есть лишь первый этап действительного «обобществления». Он создаёт лишь формальные — юридические и политические — условия sine qua non реального «присвоения человеком отчуждённого от него богатства». Подлинная же задача, составляющая «суть» марксизма, только тут и встаёт перед ним во весь свой рост, во всём своем объёме, хотя на первом этапе эта задача может вообще ясно не осознаваться. Эта задача — действительное освоение каждым индивидом всего накопленного в рамках «частной собственности» (т.е. «отчуждённого от него») богатства. При этом «богатство», которое тут имеется в виду, — это не совокупность «вещей» (материальных ценностей), находящихся в формальном владении, а богатство тех деятельных способностей, которые в этих вещах «овеществлены», «опредмечены», а в условиях частной собственности — «отчуждены». Превратить «частную собственность» в собственность «всего общества» — это значит превратить её в реальную собственность каждого индивида, каждого члена этого общества, ибо в противном случае «общество» рассматривается ещё как нечто абстрактное, как нечто отличное от реальной совокупности всех составляющих его индивидов».
Эта же проблема заботит и современника Ильенкова, Че Гевару, он говорит о переходе к обществу, где «труд перестает быть тягостной необходимостью, а превращается в радостный императив» (с. 387), цель коммунистического движения по Че — человек, «освобождённый от своего отчуждения» (с. 483). Сам являясь во многом образцом моральности, Че Гевара, однако, понимает, что создание нового человека — не вопрос морального самосовершенствования, а вопрос революционной классовой борьбы.
Сегодня идея мировой революции вновь обретает былую силу, новое значение приобретает и теоретическая и практическая деятельность Че, которая полностью была связана с этой идеей. Невозможно не видеть в капитализме мировую систему, связанную транснациональными цепочками производства, обмена и потребления. Борьба в любом уголке этого опутанного многочисленными связями мира, следовательно, также имеет глобальный характер. Революционное изменение в любой его части окажет воздействие на всю систему в целом.
Че Гевара также считает, что социалистическая революция носит мировой характер, хоть и идйт от страны к стране, а не побеждает одновременно во всем мире. «…Социалистическое общество может развиваться в одной отдельно взятой стране, даже в условиях жесточайшего империалистического окружения, с которым пришлось столкнуться Советскому Союзу» (с. 314). Однако, вслед за Лениным, Сталиным и Мао, Че Гевара видел мировую революцию не просто как цепь локальных классовых конфликтов, а как глобальное противостояние угнетателей и угнетённых. Победу революции он связывал с её дальнейшим распространением, отсюда его лозунг: «Два, три… много Вьетнамов!».
«В конце концов, мы должны иметь в виду, что империализм — это мировая система, и что надо победить его в конфронтации мирового масштаба» — говорил Че.
Че Гевара высоко ценил практическую и теоретическую деятельность И.В. Сталина и именно его работы стали для Че источником многих идей, ставших для него основными принципами. В идее мировой революции Че также заметно влияние большевистского лидера.
Впервые имя Сталина в биографии Че возникает, наверное, в 1953 году, когда молодой Гевара увидев нищету и бесправие рабочих и крестьян Латинской Америки, клянется памятью умершего вождя, что будет бороться против капитализма до конца своих дней. Тогда же он лишь отчасти в шутку подписывает свои письма «Сталин II». В 1956 году, задержанный мексиканской полицией вместе с кубинскими революционными эмигрантами, Че не скрывает своих коммунистических взглядов и вступает с полицейскими в спор, предметом которого был Сталин. В 1959 году, через три года после ХХ съезда, в горах Сьерра-Маэстры Че читает с руководителями Движения 26 июля книгу Сталина «Вопросы ленинизма», причём Фидель и другие кубинцы книгу критикуют, а Че защищает её в острой полемике.
Каждый, кто возьмет в руки сборник статьей Эрнесто по экономическим вопросам, удивится обилию цитат из сочинений Сталина, посвященных социалистическому строительству и индустриализации.
Сталин для Че был не только образцом в практической деятельности, но и весьма серьёзным теоретическим авторитетом. Размышляя над идеологией Кубинской революции, Гевара пишет: «Начиная со времен Маркса-революционера появилась политическая группа с конкретными идеями, опирающимися на наследие гигантов — Маркса и Энгельса и развивающимися во времени, этап за этапом, такими личностями, как Ленин, Сталин, Мао Цзэдун» (с. 136). «В этой серии» — пишет Че о серии марксистской классики — «должны быть опубликованы полные собрания сочинений Маркса и Энгельса, Ленина, Сталина и других великих марксистов» (с. 507). От Сталина Че ведёт и идею социалистической революции в странах Третьего мира: «Сталин довёл эту мысль [о неравномерности экономического и капиталистического развития и возможности победы социализма в одной стране1] до крайнего её выражения, провозгласив возможность свершения социалистической революции в колониях» (с. 378). Несомненно, что глобальный революционный план Че Гевары сложился под влиянием следующей мысли Сталина: «Раньше принято было говорить о наличии или отсутствии объективных условий пролетарской революции в отдельных странах, или точнее — в той или иной развитой стране. Теперь эта точка зрения уже недостаточна. Теперь нужно говорить о наличии объективных условий революции во всей системе мирового империалистического хозяйства, как единого целого, причём наличие в составе этой системы некоторых стран, недостаточно развитых в промышленном отношении, не может служить непреодолимым препятствием к революции, если система в целом или, вернее, — так как система в целом уже созрела для революции. Раньше принято было говорить о пролетарской революции в той или иной развитой стране, как об отдельной самодовлеющей величине, противопоставленной отдельному, национальному фронту капитала, как своему антиподу. Теперь эта точка зрения уже недостаточна. Теперь нужно говорить о мировой пролетарской революции, ибо отдельные национальные фронты капитала превратились в звенья единой цепи, называемой мировым фронтом империализма, которой должен быть противопоставлен общий фронт революционного движения всех стран. Раньше рассматривали пролетарскую революцию как результат исключительно внутреннего развития данной страны. Теперь эта точка зрения уже недостаточна. Теперь надо рассматривать пролетарскую революцию, прежде всего, как результат развития противоречий в мировой системе империализма, как результат разрыва цепи мирового империалистического фронта в той или иной стране» (И.В. Сталин, «Об основах ленинизма»). Эти, забытые советским руководством истины ленинизма, суммированные в 1920-е годы Сталиным, защищал Че в горах Сьерры-Маэстры, с такими мыслями начинал свою геррилью в африканском Конго и ехал организовывать тренировочную базу для партизан всего Латиноамериканского континента в Боливию. На этом же основывается постоянная позиция Че: «не ждать пока все условия сложатся», ведь условия для революции существуют «во всей системе мирового империалистического хозяйства». Однако, Че не был бы выдающимся революционером, если бы остановился лишь на положениях, ставших основной коммунистического движения уже в 1920-х. Он анализирует изменение положения дел в бывших колониях и приходит к выводу, что национальная буржуазия уже утеряла всякую революционную роль (ленинские тезисы, принятые II конгрессом Коминтерна, утверждали, что национальная буржуазия может быть союзником коммунистов в колониях и полуколониях). «Уже сейчас, по крайней мере в Америке, практически невозможно говорить об освободительных движениях, руководимых буржуазией» (с. 298). «В современных исторических условиях Латинской Америки национальная буржуазия не может возглавить антифеодальную и антиимпериалистическую борьбу. Опыт показывает, что в наших странах этот класс, даже когда его интересы противоречат интересам империализма янки, оказывается неспособным пойти на столкновение с ним, поскольку парализован страхом перед социальной революцией». Борьба в слаборазвитых странах должна вестись только как борьба, в конечном счёте, за социалистическую революцию. Только там, где борьбу возглавили коммунисты, как в Китае или на Кубе, произошло действительное освобождение от империализма, там же где борьбу возглавляла национальная буржуазия, господство империализма было быстро восстановлено (Индонезия, Индия и т.д.). Этот вывод Че Гевары как нельзя более актуален для левого движения России, Украины и других стран бывшего СССР, где большинство левых партий до сих пор видят себя лишь «левым крылом» «прогрессивной» части буржуазии, а не партией социальной революции.
1 «Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже одной, отдельно взятой капиталистической стране. Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остального, капиталистического мира, привлекая к себе угнетённые классы других стран, поднимая в них восстания против капиталистов…» (В.И. Ленин, «О лозунге Соединённых Штатов Европы»).