Пролетарское «полугосударство». Часть 2.
Прислано Frankenstein 07 2008 22:45:00
Характеристика государства диктатуры пролетариата - лучшее, что есть в статье Пихоровича. Это настоящий решительный сдвиг от сталинизма к марксизму.
Диктатура пролетариата - "это уже не государство в собственном смысле, а "полугосударство"…необходимость в специальном аппарате подавления проходит… Поэтому целью политики государства диктатуры пролетариата является уничтожение классов и отмирание государства" (с. 17).
Но если государство диктатуры пролетариата от этой своей основной цели - собственного отмирания - отказывается, оно превращается из "полугосударства" в обыкновенное государство - в организованную группу людей, для которых смысл жизни – в господстве над другими людьми, господствующее положение в обществе. В форме Советов начинает возрождаться старое содержание публичной власти, оторванной от общества, стоящей над обществом, паразитирующей на нем и пригодной лишь для одного - для подавления и эксплуатации угнетенного класса" (с. 18). Этому государству стала помехой общественная собственность на средства производства и оно "стало основным инструментом разрушения общественной собственности на средства производства" (с. 17).
Вот до сих пор с Пихоровичем можно соглашаться полностью и безоговорочно. Дальше возникает проблема, которую Пихорович обходит молчанием. Пихорович твердо становится на ту точку зрения, что объективные условия внутренние и внешние не позволяли ставить вопрос об отмирании государства. В то же время, то, во что превратилось государство диктатуры пролетариата, - бесспорна. 0но превратилось во врага социализма и уничтожило социализм. И если оно, по объективным причинам, не могло не стать тем, чем стало, ибо не могло отмереть, ибо вынуждено было сохраняться, то, следовательно, социализм в СССР был невозможен.
Нечего и говорить о том, насколько плохо мы изучали марксизм в советское время, насколько придавлена была мысль. Марксизм был подменен сталинизмом, а тот, вместо мысли, оперировал фразами. Благодаря чему мы и до сих нор не можем одолеть укоренившейся привычки к фразе. Уже в послеперестроечные времена, когда появилась партия, назвавшая себя народно-демократической, это название вполне справедливо высмеивали: дважды народная. Но в сталинские еще времена появились государства народной демократии, что в переводе на нормальный человеческий язык означало власть народного народа. Но мы так говорили и не замечали, что произносим бессмыслицу. Над нами был авторитет и мы радовались, что он мыслит за нас, позволяя нам жевать готовое.
Такой же нелепицей было и понятие социалистического государства. Если еще допустимо заменять понятие диктатуры пролетариата понятием социалистического государства, заменять условно, имея в виду, что цель диктатуры пролетариата - социализм, то говорить о социалистическом государстве после того, как не стало эксплуататорских классов и, следовательно, диктатуры пролетариата, - несуразица. Если есть социализм, то нет государства, если есть государство, то нет социализма, тем более «развитого».
"На самом деле, - пишет Пихорович, - ни государство в целом, ни отдельные люди, его представляющие, ни даже возглавляющие его, не знают ни действительных причин своих действий, ни того, к чему эти действия на самом деле приведут" (с. 15). Доля истины в этом есть - не полностью знают. Но чтобы совсем не знали - нельзя этого признать, ибо это освобождает государственных деятелей от ответственности за их дела. Натворит чудес до небес, нахомутает, а после руками разведет: и я не я, и лошадь не моя. Хотел как лучше, а если вышло черти что, то я не виноват - не мог знать, как говорит, дескать, теория науки.
В 1920-е годы споры о возможности построения социализма в СССР достигли максимально возможной остроты. Пихорович, хочет он этого или нет, стоит на позициях тех, кто тогда считал, что построить социализма в СССР нельзя. Причины этого "нельзя" у тогдашних противников социалистического строительства и у Пихоровича указываются одни и те же: низкий уровень экономического развития страны и враждебное капиталистическое окружение. Оба эти фактора действительно существовали, но нет ровным счетом никаких оснований утверждать, что они были непреодолимы, ибо не было даже слабых попыток их преодолевать. Сработал третий фактор: недопонимание сущности государства и той опасности для социализма, которая в этой сущности заключается и которая, в конце концов, дала себя знать. Нет надобности возвращаться в далекие 1930-е годы, достаточно того, что находим у Пихоровича - современное изложение старых ошибок.
"В результате социалистической революции, - пишет Пихорович, - господствующим классом становится пролетариат" (с. 17). 3аметим, кстати, что понятие социалистической революции не менее условно, чем понятие социалистического государства. Революции была не социалистической, ибо сам по себе захват власти в Октябре 1917 г. еще не давал социализма. Революция была пролетарской (для примера вспомним известную работу Ленина, написанную в октябре - ноябре 1918 года "Пролетарская революция и ренегат Каутский"). Но в данном случае речь о другом: налицо политическая власть в руках пролетариата. Что это значит? А это значит - по форме то же самое, что и власть в руках буржуазии: государство и класс - не одно и то же, власть класса постольку, поскольку класс контролирует государство, поскольку данное гражданское общество подчиняет это самое государство. В противном случае государство становится над обществом. Ничего не меняется от того-то, что государство диктатуры пролетариата только полугосударство, ибо оно нацелено на самоотмирание. Пока оно не отмерло, оно функционирует как настоящее государство, особенно если за ним не присматривать, чтобы это государство работало на предпосылки для собственного отмирания. Господствующий класс должен его контролировать, должен на него давить, тут как раз к месту выше процитированные слова Пихоровича о неведении государственных деятелей насчет того, что они делают. Входит честный коммунист и революционер в аппарат власти и начинает воспринимать новую для него систему общественных ценностей, в которой власть - средство социального самоутверждения человека. Он у власти и его поэтому уважают. Зачем же ему с этой властью расставаться, если он применяет ее не во зло? И он начинает убеждать себя и людей, что без власти нельзя, свято веря, что это действительно так. Да и как не верить, если мир без власти никому не ведом. Власть была всегда, только плохая. Ее нужно заменить хорошей, а именно мы и есть хорошая власть.
Пихорович прав, когда говорит, что "дело не в том, кто кем был, а в том кем он стал. Дело не в том, что Кучма был партийным секретарем, а в том, что он на определенное время стал главой самого мощного объединения украинской буржуазии..." (с.16). Дело не в том, что аппарат Советского государства состоял из выходцев из рабочих и крестьян, из коммунистов и революционеров. Это имело значение лишь для начала функционирования этого аппарата, когда в нем требовались люди, занимающие последовательно антибуржуазные позиции. В меру ликвидации буржуазии появилась потребность в иных людях - не стремящихся к власти. Произвести замену в соответствии с изменением ситуаций, с изменением потребностей господствующего класса, мог только сам этот класс через свои внегосударственные организации, контролирующие власть. Но их как раз и не оказалось, мнимо господствующий класс оказался безоружным, беспомощным перед лицом своего же государства. Не об отсталости страны и не о враждебном окружении нужно вести речь, а о соотношении сил государственного аппарата и пролетариата как класса, поголовно объединенного в профсоюзы, руководимого партией коммунистов.
Вторая Программа партии, принятая VIII - съездом РКП (б) в 1919 году, предусматривала: "Постепенное приобщение всего трудящегося населения поголовно к работе по управлению государством." В области экономики предполагалось, что "организационный аппарат обобществленной промышленности должен опираться в первую голову на профессиональные союзы..., профессиональные союзы должны прийти к фактическом сосредоточению в своих руках всего управления всем народным хозяйством, как единым хозяйственным целым... Участие профессиональных союзов в ведении хозяйства и привлечение ими к этому широких масс является, вместе с тем, и главным средством борьбы с бюрократизацией экономического аппарата Советской власти и создает возможность поставить действительно народный Контроль над результатами производства" ("КПРС в резолюціях та рішеннях з'їздів, конференцій і пленумів ЦК. Частина 1. Київ, Укрполітвидав, 1954 р. с. 394 – 395).
В дискуссии о профсоюзах в 1920-21 годах некоторые товарищи требовали немедленного перехода управления промышленностью в руки профсоюзов. Ленин возражал, объясняя, что пока профсоюзы к этому не готовы; они должны к этому прийти, но еще не пришли, им еще нужно учиться: профсоюзы - школа коммунизма. Пребывание профсоюзов в роли школьников затянулось на долгие десятилетия, без малейших признаков продвижения в деле обучения, без всякой надежды когда-либо эту "школу" закончить. Тем временем школа развалилась.
Вместо этого Пихорович говорит о другом: "Господствующим классом в СССР, бесспорно, был рабочий класс, и всякие разговоры о превращении "номенклатуры" в господствующий класс есть не более, чем свидетельство полного непонимания марксистского учения о классах и об их отмирании при социализме". Доказательство господствующего положения рабочего класса в том, что его интересы "не только не ущемлялись, но и, наоборот, для него создавались все лучшие условия" (с.22).
Обвинение в "полном непонимании" звучит грозно, но, к счастью, это только фраза. Согласно марксистскому учению живая действительность выше любой теорий, ибо теория - лишь отражение действительности, более или менее верное, а не наоборот. А действительность такова, что она даже на Пихоровича давит, и он невольно признает то, против чего выступает, - оговаривается: для рабочего класса "создавали условия". Значит, не он себе создавал, что считал нужным, а ему создавали, те, кто стоял над ним: "…именно аппарат партии и Советов был основным инструментом контрреволюции" (с.19). Тут, конечно, неточность выражения. Быть инструментом можно в чужих руках, а таких рук в СССР не было. Надо сказать прямо: аппарат партии и Советов - движущая сила контрреволюции. Контрреволюция победила легко и просто, путем реформ, потому что движущая сила ее была господствующей в обществе социально-политической силой, хотя и не была классом. В марксистском учении нет такой страницы, где бы описывалась подобная ситуация, но эту страницу нужно написать, ибо так было в действительности.
Пихоровичу, видимо, не дает покоя мысль, что не может быть общества без господствующего класса, а в советском обществе таковым мог быть только рабочий класс. Вот ему и приписывают господство. Хотя жизнь свидетельствует; господствующего класса в советском обществе не стало с тех пор, как партийно-государственный аппарат, практически слившийся воедино, превратился из диктатуры пролетариата в обычное государство. Это было временное состояние общества, пока из этого обычного государства не выделился новый господствующий класс - буржуазия. Говорить, что такое невозможно - нонсенс, ибо так и было.
Пролетариат не может господствовать в обществе, не имея в роли своей руководящей силы марксистскую партию. Без партии пролетариат - аморфная масса, неспособная выступить целостной политической силой. Раньше, чем государство разрушило общественную собственность на средства производства, о чем мы говорили выше, ссылаясь на цитаты из статьи Пихоровича, оно должно было разгромить партию коммунистов, и оно сделало это. К сожалению. Пихорович об этом не пишет. Партия была разгромлена в период между ХVII (1934 г.) и ХVIII (1939 г.) съездами ВКП (б) государственным силовым ведомством, возглавлявшимся первоначально Г.Г.Ягодой, а затем Н.И.Ежовым. Оба были впоследствии объявлены агентами империализма. Были ли они действительно агентами зарубежного империализма или только агентами Советского государства, превращающегося из государства диктатуры пролетариата в государство обыкновенное, от этого нисколько не меняется характер их деятельности - антипролетарской, антикоммунистической. В указанный период наркоматом внутренних дел были уничтожены руководящие партийные кадры - большая часть делегатов ХVII партсъезда и большая часть членов ЦК, избранного этим съездом.
Люди, павшие жертвами сталинщины, в своем абсолютном большинстве не были ни врагами народа, как их именовали, ни предателями и изменниками, ни антикоммунистами. Они лишь понимали социализм не так, как его понимал Сталин, как понимала вся его группа. Полагать, что они были кругом правы, неверно. Тем более что у них не было единого мнения, они думали по-разному. Главное, что реставрации капитализма они не хотели. Пока жил Ленин, все они работали на социализм. Ленин считал, что мудрость борцов за социализм не в том, чтобы уничтожить не то что бы друзей социализма, но даже его врагов. Мудрость в том, чтобы как можно больше людей приобщить к социализму. Сталин думал иначе. Нынешний марксист должен решить, каким путем нужно идти к победе, выбирая между этими двумя вариантами.
Неверно думать, что Сталин во всем ошибался, но столь же неверно и считать, что он во всем был прав. Ко всем деятелям прошлого, ко всем без малейшего исключения, нужно подходить как к людям, а не как к идолам, ибо идолопоклонство и наука - разные вещи. Трезвый подход к сталинщине показывает, что страшным в ней было не только уничтожение партии коммунистов, но и воспитание людей, способных выполнять любые указании сверху, не терзаясь ни сомнениями, ни укорами совести, - ответственность за все брал на себя вождь. Чего стоили такие люди, это показала "перестройка".
То, что осталось от партии к ее ХVIII съезду, это была уже не партия. ВКП (б) (с 1952 г. – КПСС) превратилась в структурный элемент единой бюрократической машины власти. Преемник Н. И. Ежова Л. П. Берия установил негласный жандармский надзор за всеми партийными деятелями. С 1939 по 1952 г. не проводились партийные съезды, почти не созывались пленумы ЦК, но это нисколько не отразилось на функционировании политической организации общества. Партия стала лишней. Говорить в таких условиях о господствующем положении рабочего класса - это все равно, что рассказывать очень некрасивый анекдот. Хрущев попытался восстанавливать партию - его устранили. Ликвидация ненужной партии стала неизбежностью. Горбачев эту неизбежность осуществил.