I. КОММУНИСТЫ И ХРИСТИАНЕ
Как-то король шоу-бизнеса и "нанайский вождь" Бари Алибасов ошарашил телевизионного ведущего Андрея Разбаша признанием:
- По убеждениям я коммунист. - Вы что же – за Сталина? - Сталин не был коммунистом. - А кто же тогда коммунист??? - Иисус Христос.
В последние годы между коммунизмом и христианством напущено столько тумана, что не мешало бы его развеять.
"Первоначальным элементом в истории христианства является социализм, монашеское общежитие", – пишет в своей книге "Апостолы" известный историк христианства Эрнест Жозеф Ренан. В монастырях монахи молились о "Царствии Небесном", которое фактически построено на принципах коммунизма. "Божественная справедливость – это род коммунизма в равенстве", – утверждал в начале III века один из "отцов церкви" Климент Александрийский. "И ничего из имения своего не называли своим, но всё у них было общее", – сообщает о жизни святых апостолов евангелист Лука. Таким образом, выражение: "Отче наш, сущий на небесах! Да придет Царствие Твое; да будет воля Твоя на земле, как на небе", – тождественно выражению: "Мы будем жить при коммунизме". Во всяком случае, в христианском раю частной собственности нет.
Что касается Бога, – то тут я полностью разделяю точку зрения Людвига Фейербаха – "Бог" есть не что иное, как зеркальное отражение человека на небо. Человек является Богом на земле, а Бог является человеком на небе – вот главный принцип этого отражения. Фактически Бог есть не что иное, как обобщённое понятие человека.
Пока боги были племенными, религия отражала отношения человека и его племени. Когда религии стали мировыми, Бог стал выражать отношения человека и всего человечества. Таким образом, отношение "Я" и "Бог" сводится к отношению "Я" и "Мы". "Бог" есть не что иное, как символ понятия "Мы". "Дьявол" есть не что иное, как символ понятия "Я". Дьявол был первым индивидуалистом, первым "антиобщественным элементом", за что и был низвергнут из рая в преисподнюю.
Человек не может быть не греховным, поскольку он не может отказаться от собственного "Я". Но он не может и полностью отпасть от Бога, как не может полностью отпасть от общества. Становление христианства есть не что иное, как фантастическое отражение становления общественной сущности человека. В ходе этого становления понятия "Я" и "Бог" находятся в диалектическом противоречии. Утверждая Бога, верующий унижает своё "Я", утверждая собственное "Я", он унижает Бога.
Но диалектическое противоречие не может быть разрешено уничтожением одной из своих противоположностей. Гибель одной противоположности неизбежно влечёт за собой гибель другой. Выражаясь языком диалектики, при этом происходит "снятие" – растворение противоположностей в новой сущности. У христиан это соединение греховного "Я" с безгреховным "Богом" осуществляется в "Царствии Небесном". У коммунистов соединение индивидуального "Я" с общественным "Мы" происходит в коммунизме. В обоих случаях мы имеем два вида субъективного отражения одного объективного исторического процесса.
Атеизм, не подкреплённый коммунизмом, есть не что иное, как отрицание общественной сущности человека, его морали. С этой точки зрения атеизм аморален. Недаром в истории классового общества общественная мораль всегда приобретала религиозную форму. Даже наследник французских просветителей, вождь французской революции Максимилиан Робеспьер вынужден был ввести вместо христианства культ "Верховного Существа", чтобы в условиях частной собственности подчеркнуть всеобщую зависимость людей друг от друга.
Коммунизм, не подкреплённый атеизмом, означает перенесение общественной сущности человека на небо. С этой точки зрения он является обманом. Подобным обманом стала "божественная справедливость в равенстве" Климента Александрийского. По существу Иисус Христос был продан дважды – один раз Иудой Искариотом за 30 сребреников, другой раз на Никейском Соборе в 325 году за императорское золото. Но если Иуда вернул 30 сребреников и повесился, то отцы церкви заставили тень Иисуса батрачить полторы тысячи лет на все королевские дома Европы, а на императорское золото украшали свои храмы. Коммунизм может утверждать свою мораль только через атеизм, иначе он окажется в тенетах фидеизма. Нельзя допустить, чтобы тень Маркса батрачила на Мамону так, как батрачила на неё тень Иисуса Христа.
Религия была первой попыткой человека объяснить мир. Её возникновение в истории человечества было столь же неизбежным, как неизбежно то, что с течением времени это объяснение становится недостаточным. Религия – это пелёнки человеческого Разума. Ребёнку они необходимы, но нельзя же в пелёнках жить всю жизнь. Апостол Павел в "Первом послании к коринфянам" писал: "Я питаю вас млеком, ибо для твёрдой пищи вы ещё слабы". Конечно, нельзя младенца кормить шашлыками, но и молотобойца нельзя кормить из соски. Угощение, которым потчуют сегодня в Храме Христа Спасителя – это млеко для беззубых младенцев и беззубых старух. Возмужавший Разум требует кое-чего посущественней.
Маркс говорил, что религия – это "самоощущение человека, который себя либо еще не обрёл, либо уже потерял". Когда я вижу бывших коммунистов, стоящих в церкви со свечами в руках, то я вижу людей, которые СЕБЯ УЖЕ ПОТЕРЯЛИ. Когда другие коммунисты уверяют меня, что "что моральный кодекс строителей коммунизма" во многом тождественен 10 библейским заповедям, то я спрашиваю их: "Так, может быть, наш социализм и рухнул потому, что мы строили его по библейским заповедям?" Нельзя идти вперёд с головой, повёрнутой назад. Коммунистическая этика должна не повторять христианскую этику, а быть на три головы ВЫШЕ ЕЕ. К сожалению, "моральный кодекс строителей коммунизма", принятый ХXII съездом КПСС, этим требованиям не отвечает. Во всяком случае, атеизм в него НЕ ВХОДИТ. Попытка доктора философии Г.А. Зюганова помирить коммунизм с православием означает путь НАЗАД в архаическое прошлое человечества. Атеизм, как основа коммунистической нравственности, означает путь ВПЕРЕД к новому качеству цивилизации. К сожалению, на этом пути остаётся ещё много неясных нерешённых вопросов.
2. МОЕ ОТНОШЕНИЕ К БИБЛИИ
Лорд Болингброк сказал про Библию: "Только пьяный негодяй мог это придумать, и только пьяный дурак может этому поверить". Так язвительно просвещённый ироничный ХVIII век прощался со средневековьем. Это остроумно, но не совсем верно.
4 января 1992 года я записал в своём дневнике: "Закончил читать Библию. Мир перевернулся. Под Рождество богобоязненные американцы проводят "сатанинские сборища" в виде конкурсов красоты, а коммунисты читают "Библию". Я потратил на неё больше года, и сегодня у меня такое чувство, словно я вылез из погреба. Читая её, я отчётливо ощутил смрадное дыхание каменного века". С тех пор моё отношение к Библии сильно изменилось. Теперь я не склонен обличать её, как не хочу упрекать диких аборигенов за то, что они добывают огонь трением и ходят без штанов. Ещё меньше я склонен восторгаться ею, ища в ней эзотерический смысл. Знакомство с античными и современными комментариями библейских текстов избавило меня от того и от другого.
По существу "Ветхий завет" представляет собой древнееврейский эпос, отражающий быт и нравы давно минувших веков. Как любой другой эпос, он имеет многовековую устную традицию и поэтому написан белыми стихами – ритмическую речь легче запоминать в устной передаче. Как в любом другом эпосе, фактологическая подоснова "Ветхого завета" расцвечена в нём буйной фантазией многих поколений сказителей.
Как-то полемизируя с баптистами и слыша от них постоянные ссылки на "Библию", я спросил их:
- Вы это сами читали, или знаете понаслышке? - Да, мы это сами читали. - Вы читали это по-древнееврейски, по-древнегречески или по-русски? - Мы читали это по-русски. - А вы обратили внимание на маленькое примечание в баптистском издании "Библии": "Перепечатано с синодального издания". Вы уверены, что православная церковь, которую вы так не любите, в своём синодальном издании верно перевела вам древние тексты?
Обычно на эту сторону мало обращают внимания. Считается, что известные библейские изречения сказаны именно теми людьми, кому они приписываются, и именно в том виде, в котором они напечатаны. На самом деле история с библейскими текстами гораздо более сложная и запутанная.
Несомненно, в "Ковчеге завета", хранившемся в храме Соломона, были уже какие-то тексты. Но они безвозвратно утрачены в ходе разгрома Иерусалима и разграбления храма Соломона Навуходоносором в 587 году до н.э. После возвращения евреев из Вавилонского пленения в 512 году до н.э. Иерусалимский храм был восстановлен, а первосвященник Ездра попытался восстановить и записать еврейские предания. Согласно Иосифу Флавию, он уже в 479 году до н.э. читал эти тексты в Иерусалимском храме. Однако и они не сохранились, т.к. были уничтожены во время разграбления храма Антиохом Епифаном в 170 году до н.э. Антиох Епифан присоединил Иерусалим к своим владениям и под страхом смерти запретил исповедовать иудаизм.
Но ещё в III веке до н.э. в Александрии с текста Ездры был сделан перевод на греческий – так называемая "Септуагинта". В то время в крупнейших городах Средиземноморья проживала большая еврейская диаспора, уже забывшая родной язык. Для неё разговорным языком был греческий, так что необходимость в "Септуагинте" была очевидной. "Септуагинта" стала одним из главных источников канонического текста христианской "Библии".
Восстание Маккавеев освободило Иудею, но греческий язык наряду с арамейским продолжает оставаться её разговорным языком. Древнееврейский язык становится преимущественно языком богослужений. Характерно, что "книга Маккавеев" в "Библии" написана по-гречески и не имеет еврейского аналога. В 146 году до н.э. Иерусалимский храм был восстановлен, и в нём начались богослужения, в честь чего был учреждён еврейский праздник "Ханука".
В 70 году н.э. в ходе "Иудейской войны" Иерусалимский храм был опять разрушен и уже больше не восстанавливался. Там, где он был, теперь стоит мечеть Аль Акса. От храма Соломона осталась лишь "Стена плача", некогда составлявшая часть его фундамента. Взяв после многолетней осады Иерусалим, римляне СРАВНЯЛИ ЕГО С ЗЕМЛЕЙ (это они делать умели). От Иерусалима, по которому Иисус Христос шёл на Голгофу, не осталось камня на камне. Все, что сегодня видят в Иерусалиме верующие, – плод позднейших реконструкцией, имеющих слабое отношение к реальной новозаветной истории. Участник "Иудейской войны" Иосиф Флавий оставил яркое свидетельство тех событий – книги "Иудейскую войну" и "Иудейские древности". Написанные по-гречески «Иудейские древности" по существу представляют собой пересказ ветхозаветных текстов с добавлением событий, хронологически совпадающих с "Новым заветом", но практически игнорирующих его повествование. При написании этой книги Иосиф Флавий помимо "Септуагинты", очевидно, пользовался ещё какими-то источниками. Так, он упоминает отца ветхозаветного Моисея Амарама и его мать Иохаведу, которых в "Библии" нет. И хронологически, и фактологически повествование Иосифа Флавия лучше, чем "Библия", увязано с античной историей. "Новый завет" тоже несколько столетий существовал в устном предании и многочисленных, разнообразных, противоречащих друг другу текстах. Только на Карфагенском соборе в 419 году был окончательно утверждён его канонический текст на греческом языке. Даже по церковной традиции евангелисты Матфей, Марк, Лука являются не очевидцами событий, а рассказчиками историй, полученных из вторых рук.
После разгрома Иерусалима иудаизм оказался в тяжелейшем положении. "Новый завет" был для него "назорейской ересью". Чтобы стабилизировать положение, в конце I века собор раввинов в Ямнии утвердил канонический текст "Ветхого завета" на древнееврейском языке. В дальнейшем раввинистическая редакционная обработка "Ветхого завета" продолжалась. В результате, в начале средневековья появился "масоретский текст" "Ветхого завета" на древнееврейском языке, который среди специалистов считается наиболее авторитетным.
На рубеже IV и V веков блаженный Иероним перевёл "Септуагинту" и "Новый завет" на латинский язык. Этот перевод под названием "Вульгата" особенно почитаем католиками. В IХ веке Кирилл и Мефодий перевели "Септуагинту" и "Новый завет" на древнеславянский язык. В ХVI веке Мартин Лютер перевёл "Вульгату" на немецкий язык, откорректировав её по "масоретскому тексту". При этом он исключил из "Ветхого завета" "книгу Маккавеев" и ряд других текстов, не имеющих аналогов на древнееврейском языке.
В 1868 – 1872 гг. было осуществлено Синодальное издание "Библии" на русском языке, полученное переводом с древнеславянского "Библии" Кирилла и Мефодия и сверенное с „Септуагинтой” и "масоретским текстом". Характерно, что I том "Капитала" Маркса вышел на русском языке тоже в 1872 году. Широкая российская публика познакомилась с "Библией" и "Капиталом" Маркса практически одновременно.
Итак, мы имеем на сегодня следующие наиболее известные библейские тексты:
1. "Септуагинта" на древнегреческом языке (III век до н.э.); 2. "Иудейские древности" Иосифа Флавия на древнегреческом языке (I век н.э.); 3. "Масоретский текст" на древнееврейском языке (I век н.э.); 4. "Новый завет" на древнегреческом языке (V век н.э.); 5. "Вульгата" блаженного Иеронима на латинском языке (V век н.э.); 6. "Библия" Кирилла и Мефодия на древнеславянском языке (IХ н.э.); 7. "Библия" Мартина Лютера на немецком языке (ХVI век н.э.); 8. "Библия", синодальное издание на русском языке (ХIХ век н.э.).
По составу и компоновке все эти тексты сильно отличаются друг от друга и содержат много противоречий. Все они являются не документальной хроникой событий, а их реконструкцией. При этом само событие и его описание разделяют несколько веков, а порой и десятки веков. Все эти тексты могли сохраниться только благодаря многовековой устной фольклорной традиции. Несомненно, что в ходе этого благочестивого фольклорного творчества, многочисленных переписываний и переводов первоначальный текст не мог остаться неизменным. Как благочестие может неумышленно исказить событие, показывает знаменитая картина Иванова "Явление Христа народу". На ней Иоанн Креститель встречает Иисуса Христа с крестом в руках. Но на тот момент не только Иоанн, но и сам Иисус не мог знать, что его ожидает крест. Вообще-то Иоанн НЕ КРЕСТИЛ, а совершал обряд священного омовения в Иордане. Но на русский язык этот обряд переводится словом КРЕЩЕНИЕ от слова КРЕСТ. Так у русского художника крест оказался в руках совершенно не причастного к нему Иоанна.
И всё же, как палеонтолог по фрагментам костей ископаемого животного восстанавливает всё животное, так по отдельным библейским эпизодам можно попытаться восстановить быт и нравы ушедших веков. Приведу один лишь пример. В "Первой книге Царств" евреи просят первосвященника Самуила поставить им царя. "Зачем вам царь земной, когда у вас имеется царь небесный?" – увещевает их Самуил. Но евреи настаивают, и Самуил помазал им на царство Саула. Когда же Саул стал своевольничать, Самуил заменил его Давидом. В странном желании евреев Самуил видит их греховность, отступничество от Бога. На самом деле за мнимой греховностью просматривается объективный исторический процесс. Первосвященник (по библейской терминологии "судья") обладал лишь моральной властью, но не имел власти ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ. Он хорошо знал обычаи народа, но все его приговоры носили РЕКОМЕНДАТЕЛЬНЫЙ, а не обязательный характер. Усложнившаяся хозяйственная деятельность требовала быстрых ОПЕРАТИВНЫХ решений, требовала формирования исполнительной власти. Царь, в отличие от "судьи", имел ДРУЖИНУ и проводил свои решения СИЛОЙ. Для нового состояния общества такая ОПРЕДЕЛЕННОСТЬ была меньшим злом по сравнению с неопределёнными рассуждениями о грехе. Здесь в завуалированной форме "Библия" даёт яркое свидетельство перехода первобытного общества от родоплеменных БЕСКЛАССОВЫХ отношений к рабовладельческим КЛАССОВЫМ. Три обстоятельства способствовали этому: усилившееся разделение труда и необходимость принудительного регламентирования возникающих приэтом отношений; формирование исполнительной власти в лице царя и его дружины; появление в обществе необходимой величины прибавочного продукта для содержания этой исполнительной власти.
Сегодня "Библия" является для меня хрестоматийным приложением к работе Ф.Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства". Она скромно стоит у меня на книжной полке среди других древних авторов: Гомера, Платона, Тита Ливия, Иосифа Флавия, Плутарха, Светония, Плиния, Страбона, Диогена Лаэрция, Сенеки, Эпиктета, Аммиана Марцелиана, Марка Аврелия. Пифагор пользуется у меня большим авторитетом, чем Иисус Христос, хотя образы Иисуса Христа глядят на меня со всех сторон, а у Пифагора даже на его родном Самосе и на второй родине в Кротоне нет, наверное, даже памятной таблички.
"Знаете, чем я отличаюсь от вас? – спросил я однажды своего религиозного оппонента. – Я знаю вашу Библию, а вы не знаете нашего Маркса". Впрочем "Библию" неофиты христианства тоже знают плохо. По своей наивности многие из них сводят христианство к 10 библейским заповедям, хотя больше половины из них именно христианство и нарушает. Вторая заповедь гласит: "Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в водах ниже земли". Следовательно, все изобразительное искусство, включая иконопись, является грехом. Четвертая заповедь гласит: "День седьмой – суббота Господу, Богу твоему, не делай в оный никакого дела". Христиане в субботу работают, следовательно, – грешат. Десятая заповедь гласит: 'Не желай дома ближнего твоего, ни вола его, ни осла его". В Вербное воскресенье Иисус въезжал в Иерусалим на ЧУЖОМ ОСЛЕ, следовательно, и он не без греха.
На самом деле 10 заповедей библейский Бог обращал не к христианам, а к 12 коленам Израиля. Сам термин "христиане" впервые появился в Антиохии. В "Деяниях апостолов" апостолы, отправляя проповедников в Антиохию, напутствуют их не десятью, а ТРЕМЯ заповедями. Первая заповедь: "НЕ ЕШЬ ИДОЛОЖЕРТВЕННОГО". В языческих храмах все идоложертвенное делилось на три части: одна треть шла на всесожжение богам, другая треть – священникам, оставшаяся треть – на угощение прихожан. В переводе на наш язык первая заповедь требует: НЕ ЖИВИ НА ХАЛЯВУ. Частная собственность, ставшая кумиром современности, одновременно обозначила и цель, – жизнь на халяву, – и гарантии ее обеспечения. Вторая заповедь: "ВОЗДЕРЖИВАЙСЯ ОТ БЛУДА' – т.е. сдерживай свою сексуальность разумными пределами. Сегодня, как и в разлагающемся Риме, гиперсексуальность стала вторым кумиром современности. Третья заповедь: "НЕ ДЕЛАЙ ДРУГОМУ ТОГО, ЧЕГО НЕ ХОЧЕШЬ СЕБЕ". Развращенные выродившиеся римляне получали удовольствие, глядя гладиаторские бои. Современные христиане (или считающие себя таковыми) получают удовольствие, глядя американские боевики. И там, и там человек желает другому того, чего не хочет себе.
Я вынужден констатировать, что современное христианство сильно отличается от своего новозаветного образца. Выражаясь языком "Нагорной проповеди", оно погрязло в ФАРИСЕЙСТВЕ И ЛИЦЕМЕРИИ. Оно усердно собирает сокровища на этом свете, обещая нищим радости на том свете. Хотя тот, от чьего имени это делается, учил другому.
Христианство, как и любое другое общественное явление, существует для меня в РАЗВИТИИ, проходя зарождение, расцвет и деградацию. Вершиной христианства для меня является не апостольская община, а эпоха Возрождения – Ренессанс.Возрождение возникло как отрицание античной культуры, вынося беспощадный приговор породившему её отжившему рабовладельческому обществу. Однако вместе с пеной был выплеснут и ребёнок. Вместе с отжившими хозяйственными формами ужасающему разгрому подверглась и культура. Наступает дикое средневековье. Ренессанс возник как отрицание средневековья и реабилитация античности. Но это было не разрушительное отрицание, а ДИАЛЕКТИЧЕСКОЕ СНЯТИЕ, в результате которого христианство и античность, оплодотворяя друг друга, подняли культуру на новую высоту. Подобно тому, как диковатые греческие мифы, в которых Крон пожирает своих детей, оплодотворённые человеческой мыслью, породили удивительно светлый мир Фидия, Мирона, Поликлета, Праксителя, Леохара, Лисиппа, библейские мифы, оплодотворённые гуманизмом Ренессанса, породили светлый мир Микеланджело, Рафаэля, Баха, Генделя. Изображая Бога в виде человека на небе, они утверждали человека Богом на земле. Олицетворением такого Человека является для меня "Давид" Микеланджело. После Ренессанса христианство ничего существенного к европейской культуре добавить уже не смогло. Маркс отмечал, что история имеет обыкновение повторяться дважды: один раз как трагедия, другой раз как фарс. Рождение христианства сопровождала трагедия, его вырождение сопровождает фарс.
3. АТЕИЗМ ВУЛЬГАРНЫЙ И АТЕИЗМ НАУЧНЫЙ
Есть такая прибаутка: "У попа была собака, поп её любил, она съела кусок мяса, поп её убил". Поп верил в Бога, собака – нет. Но чем атеизм собаки лучше теизма попа? В начале 80-х годов на вопрос: "Сколько у нас верующих?" – я отвечал: "У нас 90% верующих. Просто одни верят в то, что Бог есть, а другие верят в то, что Бога нет.
Считается, что верить в Бога можно по-разному: быть христианином, мусульманином, буддистом. А вот между неверующими и разницы вроде бы нет. Это ошибка. Между Фейербахом и церковным вором такая же разница, как между Гегелем и набожной старушкой. Воинствующий атеизм должен быть ГРАМОТНЫМ, иначе он принесёт больше вреда, чем пользы. К сожалению, сегодня не редкость, когда уровень грамотности верующих выше, чем у людей, считающих себя атеистами. Когда с ними пытаешься завести разговор на отвлечённые темы, то слышишь в ответ: "Мне это не нужно – я атеист!" У меня другой подход к атеизму. Когда меня спрашивают: "Зачем вам Библия? Вы же атеист!" – то я отвечаю: "Чтобы верить, много знать не надо. Чтобы критиковать, надо знать больше того, кого критикуешь". Сегодня воинствующим является скорее не атеизм, а фидеизм. Большая группа учёных-естественников (физиков, математиков, биологов) перешла в услужение церкви, и отбивать их атаки нелегко.
Отношение атеизма к религии вчера, сегодня, завтра не может быть одинаковым. Я уважаю отдельные атеистические озарения древности, но массовое сознание того времени НЕ МОГЛО БЫТЬ НЕ РЕЛИГИОЗНЫМ. Гегель мудро заметил: "Все действительное разумно". Если религия существовала тысячи лет, значит, в ней была НЕОБХОДИМОСТЬ. Не понимать этого, значит опускаться на уровень вульгарного материализма, составляющего фундамент вульгарного атеизма. Я не представляю себе будущее человечества с религией – это означало бы маразм цивилизации. Сложнее определить отношение к религии сегодня. Это отношение, по моему мнению, должно определяться общим состоянием культуры и знания в обществе. Требование свободы вероисповедания обусловливается именно этим обстоятельством. Каждая социальная группа имеет разную подготовку, и с ними надо говорить на ее языке. К сожалению, общий уровень культуры в стране так понизился, что мне легче говорить с людьми на языке "Ветхого завета" и "Нагорной проповеди", чем на языке "Анти-Дюринга", хотя мою позицию при этом определяет именно "Анти-Дюринг", а не "Нагорная проповедь".
Воинствующий атеизм должен стоять на позициях КЛАССОВОЙ БОРЬБЫ, и его отношение к религиозным идеям противоборствующих классов не может быть ОДИНАКОВЫМ. До сих пор отношение коммунистов к религии определялось известным выражением Маркса: "Религия – вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому, как она дух бездушных порядков». Тут всё верно. Можно привести много исторических примеров, подтверждающих эти слова. Но я могу сказать другое: "Религия – это бунт угнетённой твари, это протест против бессердечного мира, это знамя борьбы против бездушных порядков". И это тоже будет верно. И исторических примеров в подтверждение этому тоже можно привести немало. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить Гуситские войны и Томаса Мюнцера. Мне кажется, что приведенное выражение Маркса страдает некоторой ОДНОСТОРОННОСТЬЮ.
Общественное бытие определяет общественное сознание – вряд ли кто из марксистов будет спорить против этого. Но отсюда следует, что любая форма общественного сознания (в том числе и религиозная) так или иначе, пусть криво, но всё же отражает общественное бытие и его неотъемлемую часть – КЛАССОВУЮ БОРЬБУ. То, что правящие классы используют религию для духовного порабощения угнетённых масс – это факт. Но то, что угнетенные массы часто используют религию как знамя борьбы с угнетением – тоже факт, который нами НЕДООЦЕНИВАЛСЯ. На "Нагорной проповеди" социализм не построишь. Но некоторые страницы истории христианства можно активно использовать в борьбе против старого общества. Отдельные места "книги пророка Исайи" напоминают мне наши лучшие революционные рабочие песни. Забывать об этом нельзя.
В работе "К истории первоначального христианства" Энгельс пишет: "В истории первоначального христианства имеются достойные внимания ТОЧКИ СОПРИКОСНОВЕНИЯ с современным рабочим движением. Как и последнее, христианство возникло как ДВИЖЕНИЕ УГНЕТЕННЫХ". Другую точку соприкосновения, сам того не подозревая, ещё в 1954 году указал французский марксист Эншлен: "Христос победил потому, что потерпел поражение Спартак". Тогда угнетённые в лице христиан нашли достаточно эффективную форму протеста, иначе власти не устраивали бы их массовые казни (как только протест прекратился, прекратились и казни). Сегодня движение угнетённых потерпело гораздо более масштабное поражение, чем восстание Спартака, но убедительную форму протеста найти не может. Парадокс: знаменитый "Апокалипсис Иоанна" был написан, чтобы пугать возмездием правящие классы, а кончилось всё тем, что правящие классы пугали им трудящихся. Это стало возможным только потому, что мы без боя УСТУПИЛИ ЭТУ ФОРМУ КЛАССОВОЙ БОРЬБЫ.
Это большая ошибка – записывать любого человека с крестом в монархисты или слуги Капитала. А вот станет ли он нашим союзником – зависит от нас. В 1917 году митрополит Александр Введенский создал "древнеапостольскую (обновленческую) церковь". При этом он подчёркивал, что официальное православие является религией БОГАТЫХ, в то время как раннее христианство было религией БЕДНЫХ. Введенский пытался превратить православие в поле классовой борьбы, но поддержки не получил. Советская власть предпочла помириться с официальной церковью, которая проводила двурушническую политику. В результате при коллективизации эта церковь молчаливо встала на сторону кулачества, хотя "Новый завет" требовал от неё активной поддержки колхозов. Активная поддержка церковью коллективизации могла бы серьёзно изменить морально-политическую обстановку в деревне, но этого не произошло. Зато в годы перестройки церковь немало способствовала изменению морально-политического климата в стране, готовя крушение Советской власти. Роль православия в российской и советской истории – трудная и сложная тема, для которой тут, к сожалению, нет места.
Атеистическая работа в Советское время оставила нам много вопросов. Ещё до революции Ленин отмечал: "Единство революционной борьбы угнетённого класса за создание рая на земле важнее для нас, чем единство пролетариев в вопросе о рае на небе". Мы же в своей атеистической практике слишком много уделяли внимания тому, что на небе, и слишком мало тому, что на земле. Мы требовали не только от полуграмотных пролетариев, но и от совершенно неграмотных крестьян единства в вопросе о рае на небе, а о коллективизации на земле забывали.
Требовать от неграмотного человека атеизма – НЕЛЕПО. Ещё апостол Павел понимал, что беззубых надо кормить "млеком", а не твёрдой пищей Мы же пытались кормить их сухарями, которые и сами-то не всегда были в состоянии переварить. Практика нашей атеистической работы явно не учитывала состояние грамотности и культуры населения. Теперь эти "беззубые атеисты" косяком повалили в церковь. Тот, кто НЕ ЗНАЕТ, может только ВЕРИТЬ. А время показало, что предмет веры меняется достаточно легко. Мне кажется, в атеистической работе нам надо было постоянно спускать верующих с НЕБА НА ЗЕМЛЮ. Сделать это было нетрудно. Апостол Иаков писал: "вера без дел мертва". Вы верите в Бога? На здоровье! Пусть он нас и рассудит: Я положу на одну чашу весов свои дела, а вы на другую чашу свои молитвы. Посмотрим, чья чаша перетянет! Согласно Иакову, Бог будет судить по делам, а не по молитвам. Кстати, тот же Иаков говорил: "Вот, плата, удержанная вами у работников, вопиет!" Почему об этом молчат пышнотелые попы – понятно. Но почему об этом молчим мы?! Нам надо было больше привлекать церковь к ПРАКТИЧЕСКИМ ДЕЛАМ, проверять её на практических делах. Мы же довольствовались туманным разъяснением церкви, якобы чурающейся мирской суеты: "Царствие мое не от мира сего". Перестройка показала, приход какого "царствия" втихомолку готовился в церквях. Мы считали религию пережитком, а это было ПОЛЕ КЛАССО ВОЙ БОРЬБЫ, и на этом поле мы проиграли.
Вместо того, чтобы спускать верующих с неба на землю, мы, убаюканные "царствием не от мира сего", САМИ ТАЩИЛИ ВЕРУЮЩИХ НА НЕБО, причём делали это достаточно неуклюже. Вспоминаю разговор с одним атеистом:
– Но Бога ведь нет! Покажите мне его! – Да мне легче доказать, что он есть, чем обратное. – Докажи! – Ты умный, или дурак? Твоя самооценка? – Во всяком случае, не дурак.
– Тогда дай мне понюхать, пощупать твой ум. Не можешь? Чего же ты хочешь понюхать, пощупать Бога? Если твой ум проявляется, прежде всего, в делах, то и Бог проявляется в Деяниях. Еще Августин Блаженный говорил: "Многие ли из подданных видели своего императора? Но кто из них усомнится в его существовании?".
Водораздел между наукой и религией проходит не по вопросу о Боге, а по вопросу о путях познания окружающего мира. Религия в этом вопросе опирается на божественное откровение, наука – на общественную практику. Развитие цивилизации породило три великих иллюзии: оторванное от материи бесконечное пространство, оторванное от материи бесконечное время, оторванное от материи бесконечное сознание. Оторванные от материи бесконечное время и пространство есть не что иное, как бесконечность числового ряда. Оторванное от материи бесконечное сознание есть не что иное, как Бог. Я вспомнил эти рассуждения, когда на заключительном пленарном заседании философского конгресса в Москве услышал о проблеме триединства пространства, времени и сознания. Эта проблема снова возвращает нас к основному вопросу Философии. Если решать ее на основе материи, то получим одну картину мира, если без материи, то – другую.
Когда я поделился этими соображениями с одной студенткой, то она спросила:
– Так все же Бог есть? – А вам не все ли равно? – Достоевский говорит, что раз Бога нет, то все дозволено. – Ну и живите с Достоевским так, как будто Бог есть, как будто за вами постоянно следит небесный цензор. – А вы будете жить так, как будто Бога нет? – А я буду жить так, как будто я сам Бог. Я своего цензора ношу внутри себя. Именно потому, что королю все дозволено, ему многое непозволительно.