Особенности исправительной системы в СССР и сейчас.
Прислано Frankenstein 07 2008 22:45:00
Говорят, очень многое сейчас поменялось к лучшему по сравнению с тем, что было в СССР. К примеру, не существовало в СССР демократии (во всех случаях употребления термина «демократия», «демократы», в данной публикации следует учитывать, что под этим понимается буржуазная демократия и буржуазные демократы). Зато теперь её столько, что при желании можно задницей кушать. Не было, как известно, в лицемерно-пуританском СССР и секса; сейчас зато прогресс дошёл до того, что 10-летние дети занятия проституцией зазорным не считают. Если продолжать эту логическую цепочку дальше, то сразу возникнет в памяти, что одним из самых зловещих явлений тоталитарного СССР является страшный ГУЛАГ, то бишь, лагерная система, перемоловшая (как утверждают демократы) не то десятки, не то сотни миллионов человеческих жизней. И по этой причине каждый честный гражданин должен стремиться не допустить захвата власти кровавыми коммуняками, чтобы они не восстанавливали этот самый ужасный ГУЛАГ.
А нужно ли его восстанавливать? В том самом смысле, что восстанавливают обычно разрушенное; а вот разросшееся и развившееся до уродливых размеров и форм в пору не только не восстанавливать, но и усечь, подсократить, так сказать, свободные посадочные места. Итак, что же произошло с пресловутым ГУЛАГом после крушения СССР?
В соответствии с приведенными выше образцами демократической логики, ГУЛАГ должен был смениться своей противоположностью – обетованным местом, немногочисленным постояльцам которого галушки сами в рот залезают. Довольно примечательно, что такую оптимистическую мысль из уст демпроповедников ни разу слышать не приходилось (в каком-нибудь ток-шоу), но она всегда как бы подразумевается. Только вот соответствует ли это истине? Когда в программе «Свобода слова» бывший «узник сталинских лагерей», поэт и композитор М. Танич обвинил собравшихся в лицемерии, обратив их внимание на тот факт, что на постсоветском пространстве количество заключённых по всем абсолютным и относительным показателям превысило самые «рекордные достижения» советского времени, - собравшиеся демократы подняли гвалт. На совершенно справедливое замечание Танича о том, что в самый разгар репрессий число заключённых в сталинских лагерях не превышало 3 миллионов человек, - истошно завопили: «Это потому, что 3 миллиона расстреляли!» и т. п., в итоге говорить не дали («свобода слова», однако). О чём же говорит статистика? За весь период Советской власти по приговорам и постановлениям советских судебно-карательных органов было приговорено к высшей мере и расстреляно немногим менее 700 тыс. человек. (Приводимые данные несколько приблизительны, и взяты из публикаций в прессе – в частности, одного из номеров «Советской России» за 2005 год и других). Из этих 700 тыс. более 85% приходится на предвоенные годы, конец 30-х – начало 40-х, т. е. время, когда страна тщательно готовилась к грандиозной битве. Если у оставшегося числа найти средний показатель числа приговорённых к расстрелу за год, - то он также может показаться весьма значительным. Хотя вряд ли он принципиально отличается от аналогичного числа приговариваемых к пожизненному заключению в наше время. Например, за один только 2004 год апеляционным судом Одесской области было приговорено к пожизненному лишению свободы около полутора десятков человек. А всего в Украине 27областей; в России около сотни…
Если же задаться вопросом, намного ли «пожизненка» лучше расстрела – то, можно не сомневаться, - не менее половины пожизненников предпочли бы, чтобы их расстреляли. Режим для «пыжиков» повсюду очень суровый; бьют их как суровых коз, и прожить в таких условиях хотя бы два десятка лет представляется малореальным.
Ну, а по такому показателю, как число заключённых на 100 тыс. человек населения, - то Россия, например, к 1998 году достигла показателя конца тридцатых (в 1998 г. в РФ насчитывалось 1.860.000 з/к), а к рубежу тысячелетий превзошла его – число заключённых превысило 2 миллиона. Для Украины, - в этом надо отдать ей должное, - этот показатель был существенно ниже: здесь, как правило, число заключённых и в худшие годы «незалежности» не превышало 400 тыс. (а сейчас меньше примерно в двое). Однако другой показатель способен вселить законную гордость в сердца украинофилов: согласно некоторым статистическим данным, за 15 лет независимости через уголовно-исполнительную систему Украины успело пройти около 10 миллионов человек!
Читатель с быстрым математическим умом смекнёт: ага, зато сроки то, у них были небольшие! А Сталин сказал: 10 лет – это школа, надо теперь давать 25. И стали давать 25. Но, давайте посмотрим, когда такие срока появились в советском уголовном законодательстве – сразу после войны, когда перед судами предстало огромное число лиц, так или иначе пособничавших гитлеровским оккупантам. Немалое количество составляли полицаи, члены двух латышских, эстонской, украинской и русской дивизий СС. Расстрелять всех этих предателей и палачей собственного народа – означало добавить новые цифры к, и без того безмерно большому, числу потерь населения вследствие войны, а, значит, - подорвать генофонд советского народа. Но и «десятка» за такое, например, преступление, как участие в казнях мирных жителей за помощь советским партизанам – наказание несообразное, детское. Вот и стали приговаривать к «четвертному». Которого, кстати говоря, никто из упомянутых врагов народа не отсидел. С учётом «золотой» амнистии 1953-56 г.г., практически никто из осуждённых после 1945 года не мог отсидеть больше «десятки».
Сейчас в Украине, как и в позднем СССР, потолок – «пятнашка». Зато вот в России теперь «потолок» (т.е. предельный срок) такой, какого и Сталин с Берией вместе не смогли придумать – 30 лет; и такие срока, как 25-27 лет – там сегодня не редкость.
Некоторые, очень демократически озабоченные граждане могут, правда, сказать на это, что в СССР в период репрессий миллионы людей гнили в лагерях по политическим обвинениям – например, за рассказанный про товарища Сталина анекдот; в то время как сейчас в лагеря сажают только уголовных преступников. Так ли это? Возможно, что случаи, когда действительно срок давали именно за рассказанный анекдот, действительно были (как говорится, менты – они всегда менты). Хотя никак не верится, что случаев таких было много. Зато намного правдоподобнее будет предположить другое: в 30-50-х годах политические обвинения были у «правоохранителей» в моде, и везде, где возможно – следователи старались «догрузить» политические статьи. К примеру, деревенский парень пойман на том, что утащил в колхозе шифер. Доказательства налицо, но следователю (для карьеры) хочется раскрыть дело помасштабней – например, о вредительстве. Он бьёт парня в ухо и требует подписать протокол о том, что мотивом кражи было нанесение ущерба крупному рогатому животноводству СССР. А в подтверждение того, что подобный мотив мог у парня существовать – для суда могли отыскать и свидетеля рассказанного парнем «неблагонадёжного» анекдота (подлецов и доносчиков среди грешного человечества хватало, хватает и, уж поверьте, - будет хватать ещё очень долго). Вот, как говорится, уже и «совсем другая картина вырисовывается». И квалификация совершённого парнем преступления будет иная. С другой стороны, можно предполагать, что суды и «особые совещания» прекрасно знали цену подобным «политическим мотивам». Чем иначе объяснить, что по обвинению в «терроризме» могли приговорить к … трём годам лишения свободы?! (Такой срок получил автор лагерных воспоминаний профессор Чирков). Но если с рядовыми работягами подобные казусы («вляпаться в политику») могли только именно «приключиться» всем на удивление, - то по отношению к различного ранга вороватому «начальству» довести в дело «политику» было для следствия, что называется, «за положняк». Посчитаем, сколько в наше время чиновников различного ранга, министров и депутатов обогащаются преступным путём – и всё безнаказанно, никто из них не сидит! (Да и основу нынешнего класса буржуазии составили безнаказанно воровавшие позднесоветские управленцы). При Сталине же любой склонный к махинациям и воровству чиновник или директор сидел бы на общих основаниях («так же, как и все» - как поётся в песне), и никакие поднакопленные деньжата ему бы не помогли. А уж «политику» ему в дело бдительные «органы» догрузили бы непременно – чтобы «жизнь мёдом не казалась».
А сейчас эпоха несколько другая. Капиталистические отношения, лежащие в основе современного строя постсоветских государств, были реставрированы за счёт огульной критики «проклятого сталинского прошлого». Поэтому вводить в уголовное законодательство такие, например, понятия, как «враг буржуазии», - «подрыв капиталистической экономики» - вроде бы как бы и неудобно. Пока. И потому приходится следакам, желающим «выбиться в люди» за счёт тех или иных фальсификаций, искать другую, далёкую от политики (пока!) сферу применения для своей необузданной фантазии. В пределах действующего Уголовного Кодекса! И нельзя не заметить, что и в этом пространстве они имеют столько же простора, сколько свирепый лев в дикой саванне. Например, все статьи УК, касающиеся борьбы с наркоманией – это для наших «правоохранителей» и «золотое дно», и «звёздное небо» в одном флаконе. Любому неугодному можно подбросить наркотиков и посадить. Так они и делают. Не нужно даже свидетелей рассказанного анекдота искать (Николай Ежов, небось, в гробу ворочается от зависти: как это он не догадался разоблачить группу заядлых наркоманов и распространителей наркотиков в командном составе Красной Армии). Неплохо обогащает «мусоров» и массово практикуемое подбрасывание патронов, стреляющих авторучек и т.п. дряни, подпадающее под статью о незаконном обороте оружия (людям посерьезней и предметы подбрасываются посерьезнее).
А что касается годами томящихся в лагерях ни в чём не виновных людей – то о том, сколько их сейчас, спросите у ныне отбывающих наказание зэков. Раскрываемость по убийствам 92 % начальник УМВД по Донецкой области считает… очень низкой! Нужно немедленно улучшать показатели! Делается это двумя способами. Один метод – найти кандидата на роль убийцы. В небольшом городишке такового менты обязательно «найдут» в доме, возле которого найден труп. Признание он им, уж поверьте, подпишет. А больше «демократическому суду» ничего и не требуется. В мегаполисе поймают и «сделают» убийцей бомжа или наркомана. И такими бедолагами забиты все лагеря для «тяжелостатейников». Примеров столько, что не хватает ни времени, ни места их перечислять. Другой вариант – когда убийство придумывают там, где его, по сути, нет. Например, человек оборонялся и убил нападавшего; иногда даже сам пришёл после этого и заявил ментам (о чём, впоследствии, будет горько жалеть). Из такого случая фабрикуется уголовное дело об «умышленном убийстве на почве внезапно возникших неприязненных отношений». Срока дают за убийства немалые: от 8 до 15 лет. Ни одного случая, когда в такой ситуации дало бы результат писание кассационных и иных жалоб – автору неизвестно.
Сказанное выше для горячих сторонников демократии будет ещё одним поводом посокрушаться: вот-де какую нехорошую практику завели в правоохранительных органах товарищи Сталин и Берия – такую, что до сих пор не удаётся искоренить эти пережитки социализма. Хочется искренним демократам во власти привести общество к чему-то светлому и пушистому – а, вместо этого, «сталинизм» плавно трансформируется в «кучмизм» (или «путинизм»). Ох, зловредные коммуняки…
У автора данной публикации взгляд на упомянутую проблему несколько иной, Заключается же он в том, что государство, представляющее собой профессиональный бюрократический аппарат чиновников (каковым является и следователь), в совокупности с профессиональным, оторванным от трудового народа аппаратом насилия (в т.ч. и опера - дознаватели) – это по самой своей природе явление буржуазное. Можно такой аппарат пытаться с помощью различных мер «социализировать» и «коммунизировать» - глубже поверхности этот наведенный глянец не проникнет. Сутью такого аппарата, двумя китами, на которых он стоит, - всегда были и всегда останутся карьеризм и корыстолюбие. Изжить же данные явления можно только путём отказа при построении нового общества от принципов и атрибутов буржуазной государственности – то есть путём диктатуры пролетариата (или того, что в революционных теориях новейшего времени называется прямой, или партисипационной, демократией). Только невеждам в области истории неизвестно, что политика диктатуры пролетариата в СССР была свёрнута в период 1927 – 1936 г.г., а на смену ей были восстановлены формальные атрибуты буржуазной демократии. Вопрос о том, какие на то были причины у тогдашнего руководства ВКП(б) и СССР, - выходит за рамки рассмотрения данной статьи. Однако не подлежащим сомнению фактом является то, что к концу 30-х годов в НКВД начали внедряться принципы работы, типичные для полиции буржуазного государства. Следователь начал стремиться сделать личную карьеру, а для этого ему требовалось «раскрутить» как можно более громкое дело, посадить на скамью подсудимых по больше фигурантов дела и т.п. От этого напрямую зависит и занимаемая им должность, и материальная обеспеченность (при диктатуре пролетариата ни того, ни другого он не получит).
Те же самые принципы действуют в правоохранительных органах и сейчас. А потому, господа хорошие, - не «новорожденная украинская (или российская) демократия» мучительно пытается изжить в правоохранительной сфере «родимые пятна социализма» (вовсе не пытается, если внимательно присмотреться). А, наоборот, Советская власть пыталась на определённом этапе своего существования изжить присущие буржуазному полицейскому аппарату пороки путём организации правоохранительных органов на принципиально иной основе (рабочая гвардия, милиция, ВЧК). Но постепенно в их практике произошло, по ряду причин, возращение к традициям, выпестованным ещё самодержавием. Как в практике следственно-судебной, так и в исполнительной. Кандалами греметь, как при царе, зэков вновь не заставили, но многое возвратилось. А тем, кто, начитавшись Солженицына, уверовал в изобретение страшного ГУЛАГа злокозненными большевиками, - рекомендую для прочтения «Каторгу» В. Пикуля и «Остров Сахалин» А. П. Чехова.
И вот, в наши дни, многоуважаемые либералы и демократы, при изучении «негативных явлений» в практике правоохранительных органов и пенитенциарной системы, корень зла нужно искать не в призраках Берии и Ежова, и уж, тем более, не в Ленине и Марксе. Фигуры современных нам «правоохранителей» представляют законченную реинкарнацию городового Держиморды, судьи Ляпкина-Тяпкина, и т. д. – и карму свою за прошедшие почти 200 лет они отнюдь не очистили.
Современный Ляпкин-Тяпкин с готовностью выпустит платежеспособного клиента. И в этом плане для судьи в буржуазном обществе существует не только свобода, но и необходимость, - ибо вложенные в покупку судейских кресла и мантии капиталовложения надо возвращать (в начале 2000-х годов место районного судьи продавалось в Одессе за 50.000 у.е.). Причём, в интересах окупаемости можно (для шибко платежеспособного убийцы) и «необходимую оборону» оформить, дать полтора года. А кого тогда в лагерную пыль переламывать? – понятно кого: бедолаг, что ни копейки заплатить не могут. Примеров масса: один украл алюминия на 600 гривен (120 у.е.) – дают за это четыре с половиной. Год прошёл – нажил туберкулёз. Другой утащил из заброшенного нежилого дома две секции проржавевших батарей – пять лет (точно так же туберкулёз через год). Тёща написала заявление о краже двух мешков семечек – три с половиной года. Однако судейский маразм достиг, на мой взгляд, апогея, когда один несчастный получил три года за три украденных у тёщи бутылки свиного жира. Воистину, на всю жизнь вкус того жира ему запомнился! (Этот бедолага сидел в ИК- 19.)
(Отметим себе, кстати, что советская судебная система к подобным «вововайкам», - как их называют в лагерях, - чрезмерной строгостью не отличалась никогда, особенно в периоды больших социальных потрясений и социальной незащищённости. Вспомним, что Шура Балаганов - за подобные мелкие кражи - получал всегда 2-3 месяца.)
Здесь нами были рассмотрены, в общих чертах, те тернистые пути, которые приведут уважаемого читателя в исправительную систему, сделав его, как это называется у юристов, «осуждённым к лишению свободы на определённый срок». О самой же системе речь в следующей главе.