Эпоха глазами Мате Залки
Прислано Frankenstein 07 2008 22:45:00
Историческая эпоха должна быть правильно понята, для того, чтобы можно было сделать из нее правильные выводы. К сожалению, чем больше времени проходит, тем непонятнее становится современному человеку ушедшая эпоха. И дело здесь совсем не в знании или в незнании исторических фактов. Чтоб понять эпоху – ее нужно прочувствовать. В этом нам приходит на помощь художественная литература. Но, бывает, прочитанное художественное произведение дает лучшее понимание того, что казалось и так ясным. Подобное чувство у меня возникло после ознакомления с творчеством великого венгерского революционного писателя Мате Залки. Его эпоха – эпоха Первой мировой войны и последующего революционного подъема, четко предстает перед читателем в образах его героев и описанных событий. И, хотя, участие в войне он принимал на стороне Австро-Венгрии и Германии, перед нами во всей полноте предстает ситуация во всей Европе.
Предвоенная Венгрия с одной стороны - промышленная развитость, с другой стороны культурная и политическая провинция Австро-Венгрии. Венгры, несмотря на свои революционные завоевания, оставались второсортными людьми в империи Габсбургов. Это закономерно порождало протест в умах передовых людей, да и не только передовых. История венгерского народа славится своей борьбой за национальную и государственную независимость, потом – революционной борьбой рабочего класса против буржуазии. Это находило отражение в трудах лучших писателей. Их произведения были насыщены революционным пафосом, гуманистическими идеалами, идеей дружбы народов. Далее – предстоял выбор, ведь с приходом в Венгрию капитализма назрела необходимость размежевания культуры на буржуазную и пролетарскую. Пришлось это как раз на молодость Залки. Но и это, и развитие рабочего движения, лишь опосредовано отражались в сознании молодого писателя: в его окружении было модно читать радикальных литераторов, но сам Мате писал романтические новеллы.
Серьезные вещи он начал писать на фронте. Лишь через несколько лет изнурительной войны, увидев ужасы организованного братоубийства, молодой лейтенант начал понимать всю суть империалистической бойни. Одно из первых произведений этого периода «Янош-солдат» имело ярко выраженный антимилитаристский характер. Фронтовые социал-демократы, среди которых были и офицеры, кустарно издали эту новеллу и распространяли ее среди солдат. Сам Залка в этом не участвовал, да и сам был еще далек от коммунистических идей, но этот рассказ чуть было не стоил ему тюрьмы. Зато этот случай только укрепил его уверенность в правильности избранного пути. Его рассказ кардинально отличался от наводнившей в то время Европу буржуазной пацифистской литературы «потерянного поколения». Позже он опишет свою эволюцию от буржуазного патриота через антимилитариста к социал-демократу в романе «Добердо». Главный герой романа молодой венгерский лейтенант Тибор Матраи, прообразом которого является сам Залка, уже третий год варится в котле войны, конца и края которой не видно. Война принимает позиционный характер, без особых продвижений и прорывов фронта. Так называемая «окопная война» полностью разлагает дух армии, уничтожает иллюзии и надежды. Разлагается не только фронт, но и тыл. Это в романе показано блестяще: те, кто до войны были мелкими производителями, найдя нужный войне товар, вдруг становятся сказочно богатыми и начинают вместе с монополистами диктовать политику империи. Аристократия, для которой быть офицером и воевать всегда было таким же естественным, как и ходить по земле, предпочитает «воевать» в штабе как минимум за 10 километров от фронта. По-настоящему воюют, в основном, офицеры-выходцы с простонародья и те, кто не нашел себе места в государственной системе коррупции и обмана, кто не занимается поставками на фронт товаров своих знакомых буржуев. Некоторые штабные офицеры занимаются производством оружия и тут же продают их своим войскам. Главное, что их беспокоит – это получить максимальную прибыль со своих товаров. Качество оружия их и вовсе не интересует. При этом каждая вторая граната разрывается в руках своего солдата, остальные разрываются в полете, вообще не разрываются. До врага долетает одна из десяти. Солдаты жалуются офицерам, те, если считают нужным – жалуются выше по чину, но поставки продолжаются все равно. Похожая ситуация с обмундированием и питанием: носят тряпье, едят тухлятину, но главное - поддержать «национального производителя», поэтому нужно быть патриотом.
Иногда, даже на этой гнилой войне случаются подвиги. Как правило, большинство героев героически погибают. Благодарное отечество ставит им высокие памятники с громкими словами, а героев записывают вечными буквами в какие-нибудь анналы. При этом появляется практика «дохоранивать» в братские могилы за определенную мзду умерших, например, от перепоя штабных офицеров или каких-то буржуйчиков. Их потомкам будет приятно.
Очень поражает отношения в армии между солдатами и офицерами. Мы, поколение, выросшее на фильмах про советскую армию, как-то привыкли, что у солдата и офицера различие так сказать «технологическое». Понятно, что советский офицер должен быть соответственно образованный, знать и уметь и при этом быть старшим товарищем солдату. С небольшими натяжками можно сказать, что так и было на самом деле. А вот в имперской (и царской) армии отношения были совсем иными. Солдат был тупым орудием, дело которого маршировать, стрелять, окапываться и служить. И все это нужно делать лишь по приказу начальства. Мы уже не обращаем внимание на то, что солдаты и офицеры были разных классов: одни – аристократы и буржуазия, с другой крестьяне и мобилизованный пролетариат. Обычные повседневные отношения - между помещиком и крестьянином, между буржуем и рабочим, находят свое продолжение в армии. При этом армейская дисциплина делает антагонизм более наглядным. Такие как Матраи - младший офицер из вольноопределяющихся и ему подобные - составляют прослойку между этими военными «классами». И, соответственно колеблются - кто в сторону солдат, кто в сторону господ. На их плечах, по сути, держится управление войсками. Ведь старших офицеров больше беспокоят прибыльные дела и развлечения. Солдаты, доведенные войной до отчаяния, массово дезертируют, наносят себе легкие раны для того, чтоб отлежаться в госпитале, целыми ротами сдаются в плен противнику – в плену все же лучше, чем на фронте. Никакого патриотизма. Рядовые знают, что по ту сторону – тоже одетые в мундиры господа и рабочие. Причем эти явления в одинаковой мере происходят по обе стороны фронта. Поначалу главного героя повергает в шок то, как венгерские солдаты с огромной завистью смотрят на сдавшихся в плен итальянцев – для тех война уже закончена.
Перелом в сознании главного героя происходит после того, как он сталкивается с этой прогнившей бюрократической машиной. Из-за бездействия командования гибнет целый батальон. Солдаты давно знают, что итальянцы ведут подкоп, чтоб взорвать их позиции. Об этом знают младшие офицеры, но помалкивают и делают вид, что ничего не происходить. Старшие офицеры даже слышать об этом не хотят, говоря, что это все выдумки солдат, которые не хотят воевать, а хотят, чтоб их поскорее сменили с передовой. Одного приказа хватило бы, чтобы спасти 800 человек от гибели, но штаб полностью поглощен предстоящим визитом эргерцога. Главное – показать его высочеству, что на фронте все в порядке, подготовить солдат, чтоб те могли синхронно кричать «ура» при виде эргерцога.
Положительной стороной империализма является то, что он – канун социалистической революции. Война наилучшим способом подготавливает сознание масс для революции. На фронте, в прогнивших, затопленных водой окопах росло новое мировоззрение. Так было и по другую сторону фронта. Главная проблема, которую автор ставит в романе, есть ли организующее начало, которое должно показывать путь. Например, для русских солдат большую роль играла «Окопная правда» - у русских солдат была РСДРП. По ту сторону фронта дело обстояло намного хуже. Европейская социал-демократия, как известно, выступила за войну. Парламентские партии голосовали за военные кредиты, их печатные органы сотнями публиковали патриотические агитационные статьи призывающие вступать добровольцем в армию, как в рассказе «Маленький барабанщик». Борьба против этого внутри партий, несомненно, была, но это была борьба единиц с сотнями.
Мастерски показывая оппортунизм и ревизионизм европейских социал-демократических партий, Мате Залка забегает на пару десятков лет назад, чтоб выявить и обнажить цепь предательства и соглашательства. Высокая политика остается за кадром, а видно лишь ее отражение в массах. В этом и состоит основная заслуга писателя – показать движение в образах простых людей. За несколько десятилетий вследствие количественного увеличения за счет людей без необходимой теоретической подготовки, партии превращаются в место для создания карьеры, получения надежного жалования со взносов высокоорганизованных трудящихся. Для многих партийных чиновников партия становится просто местом работы. Рабочие со своими проблемами вызывают у них иронию, часто – зевоту. Зато во время волнений рабочих или при забастовках, бюрократы делают все, чтоб погасить их пыл. Некоторые служащие партийных контор сотрудничают с полицией, сдают забастовочные комитеты, за что получают прибавку к жалованию. А она, в столь трудное время очень нужна...
В Германии на момент войны было 15 миллионов организованных рабочих. Для немецкой социал-демократии это было огромным достижением, причиной гордости и восхищения.
Устами своих героев Мате Залка смеется над этой массовостью и высокоорганизованностью, ведь без понимания теории марксизма это преимущество превратилось в недостаток. Партия занималась лишь организационной стороной, отмахнувшись от теории, оставив ее на попечение берштейнам и каутским. Ревизионизм и оппортунизм тоже появлялся не от злостности ЦК партий, а исключительно от заботы о рабочем классе своей державы. Еще в 1895 году, путешествующего по Европе Ленина до глубины души поразил «пацифизм» европейской социал-демократии. Взять хотя бы известный анекдотический случай, когда собрание рабочих у пунктуальных немцев задерживалось на полчаса. Оказывается, все ждали прихода полиции, которая по законодательству обязательно должна была присутствовать на подобных собраниях социал-демократов. «Социализм под наблюдением полиции», - как прокомментировал это Ленин. Рассудочное мышление без диалектики уводило и уведет в сторону еще не одну коммунистическую партию. Залка, как и положено художнику, не столько понимал, сколько чувствовал это, и отражал в своем творчестве.
Особо остро предательство европейской социал-демократии проявилось во время революционного подъема 1918-1920 годов. Залка не был в это время в Европе, но прекрасное чутье очень точно подчеркнуло это. В рассказе «На голубом Дунае» показывается противоречие между отцом, у которого двадцатилетний стаж в социал-демократии, и сыном, членом коммунистической партии. Отец, словно устами всей социал-демократической партии, говорит, мол, эти коммунисты всегда обостряют положение, вместо того, чтобы найти из него выход. Усугубляет «вину» коммунистов то, что многие из них были в российском плену, и там подхватили «бациллу большевизма». В годы реакции социал-демократы словно вторили зарождающемуся фашизму про большевиков-варваров из полудикой России.
Неудивительно, что у европейских левых очень бедная теоретическая марксистская традиция. Корни пассивности европейских левых исходят от предательства рабочего класса и соглашательств с буржуазией начала века. Вместо того, чтобы как Ленин развивать теорию марксизма, строить революционную партию и делать революцию, европейцы были просто «левыми» - сидели по левую сторону в парламентах и ограничивались в основном экономической борьбой. Этим они значительно обеднили революционную традицию, что постоянно сказывается и сейчас. Никакой четкой идеологии - никакой диктатуры пролетариата. Наоборот, многие европейские левые очень испугались диктатуры пролетариата в России тогда и не принимают ее сейчас, поскольку она была «неправильной, с разными извращениями». Не вязалась и не вяжется суровая действительность революции с представлениями привыкших к комфорту европейских левых. Чего не скажешь о Мате Залке. Впрочем, его куда вернее называть русским большевиком, чем европейским левым. Это выходит и из его творчества, и из его нелегкой жизни.
Все его творчество неразрывно связанно с его судьбой. А судьба у него была трагичная, но интересная. Попав в Первую мировую в русский плен, он был отправлен в лагерь для военнопленных на Дальний Восток, где его застала революция. В плену он познакомился с работами Маркса, Энгельса, Ленина, которые привели его незрелые идеи к логическому развитию – коммунистическому мировоззрению. и вел пропаганду среди пленных. Во время гражданской войны он организовал интернациональный полк из перешедших на сторону революции военнопленных различных национальностей. Отважно воюя за советскую власть, Залка прошел Дальний Восток, Сибирь, Урал, Поволжье, Дон, Украину, Крым. География его борьбы зеркалом отразилась в его книгах. Короткие, четкие рассказы рисуют, такие же четкие, выразительные образы людей, которые устанавливали советскую власть. После войны он работал над развитием советского театра, литературы. В круг его знакомств входили Горький, Фурманов, Островский, не терял он связи с пролетарскими писателями Венгрии, страдающей от полуфашистского режима Хорти.
Когда началась гражданская война в Испании, Залка не раздумывая отправился туда помогать испанскому народу бороться против испано-итало-германских фашистов. Он ненавидел войну, и именно поэтому пошел воевать за мир. Хоть его родиной навсегда осталась Венгрия, не только венгерский народ может назвать его своим национальным героем. Воюя в Испании под именем генерала Лукача, командуя интернациональной дивизией, он одержал ряд блестящих побед. И не удивительно, ведь за его спиной был огромный опыт военного командира. Но больше всего его любили, конечно, не за это. Его любили за его доброту, за его интернационализм, за его коммунизм. Кажется, что именно ему, предвосхищая его интернациональный подвиг, посвятил свои строки Михаил Светлов:
«Я хату покинул, пошел,Пошел воевать,Чтоб землю в ГренадеКрестьянам отдать».
Именно эти слова на его могиле высек благодарный испанский народ. В знак того, что он до последнего момента был верен интернационализму и революции.